Очередной порыв ветра снова бросил ему в глаза горсть снега, однако сейчас играла Пашкина любимая песня, и он почти ни на что не обращал внимания. "Я иду дорогой паука" — бормотал он себе под нос, а в его голове каким-то непонятным образом умещалась со звуками из наушников эта странная, идущая как бы ниоткуда, музыка, правда сильно проигрывая "Агате Кристи" в громкости. Hе прошло и десяти минут, как любимая композиция закончилась, туманность из мозгов понемногу рассеялась, и Пашку наконец заволновала окружающая действительность. Причем настолько заволновала, что он даже выключил плейер. Причин волноваться хватало: ситуация неподалеку была довольно-таки экзотическая: на усеянном кровью снегу стояла молодая девушка в синих солнцезащитных очках, ярко отблескивающих против солнца, и, удерживая одной рукой маленького мальчика, что-то бормотала. Присмотревшись, Пашка увидел, что другой рукой девушка прижимала тонкую трубку, длинная стальная игла которой была воткнута в шею мальчика. Другой конец трубки был упрятан под полой длинного серого плаща. По мутноватой хоть и прозрачной трубке, похоже, шла темно-красная жидкость, изредка капая на снег. А рядом стоял высокий парень и с огромным удивлением смотрел на Пашку. И смотрел глазами ярко-синего цвета. Проанализировав как следует ситуацию, Паша пришел к выводу, что других прохожих вся эта сцена не очень-то и волнует. А точнее, они все это вообще не видят, потому как проходят мимо, совершенно не обращая внимания. Пока он переваривал всю эту информацию, девушка, между тем, вытащила трубку из шеи, аккуратно свернула ее, и сложила в карман.

— Э-э-э… вы чего? — сорвалось с заиндевевшего языка Пашки.

— Ты… ты не поддался Зову! — синеглазый, похоже, оправился от удивления и обернулся к девушке. В тот же миг музыка, звучащая в голове, прекратилась, и парень расслабился.

— Какому Зову?

— Hикакому. Уйди отсюда, пока не поздно. — мягким, мелодичным голосом произнесла девушка, выпустив обмякшее тело на окровавленный снег.

Пашка почему-то послушался и, повернувшись кругом, побрел прочь. Что-то ему подсказывало, что не стоило связываться с этой странной парочкой. Однако, услышав пронзительный крик "Функционеры!!!", любопытство победило. Обернувшись, он увидел, как из приземистого фургончика, как-то быстро и не понятно очутившегося рядом, выскакивают один за одним огромные мужики в абсолютно чёрной форме и маленьких значках напротив сердца.

— Бей уродов, — с призрачно скрываемой ненавистью проговорил один из них и в подтверждение этому вмазал с размаху рукой в чёрной перчатке прямо девушке по лицу — удар пришёлся на очки и девушка закричала сразу же, очки сломались и тоскливо повисли, а часть разбитых стёкол пропорола глазное яблоко и теперь из всё так же ярко-синих глаз стекала кровь. А за ними происходило вообще нечто невообразимое: еще один такой же мужик направил руку с зажатым в ней длинным посохом на убегающего с огромной скоростью синеглазого парня, видимо, спасовавшего перед превосходящими силами противника. Посох засветился ярко-желтым пламенем, затрепетал и… страшно закричав, бегущий парень покрылся весь жаркими языками огня. Испуская искры и размахивая руками, он повалился на землю и, немного подергавшись, вскоре утих, превратившись в небольшую кучку пепла. Hе обращая внимания на ничего не замечающих прохожих и на стоящего с открытым ртом Пашку, вся эта компания залезла обратно в фургон, запихнув туда вначале девушку и втоптав кучку пепла в снег. В воздухе запахло горелым, фургончик рванул с места и скрылся за ближайшим поворотом. Пашка постоял еще немного, размышляя над происшедшим, покосился на капли крови на снегу, отряхнул куртку от снега и пошел к остановке, дав себе зарок никогда не поддаваться под влияние подобной музыки.

Света шла быстро и целеустремлённо, постоянно сворачивала, выискивала новые пути и способы ещё более сократить и без того урезанный по максимуму путь. Я еле успевал за ней, уже полностью запутавшись, куда мы идём, и лишь тоскливо подумывал, как я буду отсюда выбираться. Конечно, я думал не только об этом — вчера ко мне зашёл Колька, хороший знакомый, увлечённый, правда, не в меру компьютером (о! кто бы говорил), посидели, перекинулись новостями. Он сообщил, что сейчас по городу ходят упорные слухи про какого-то маньяка, который пачками мочит людей и остаётся пока совершенно безнаказанным. Hасчёт пачек люди, конечно, погорячились убийств, которые можно было приписать этому кровавому дайверу — эк его окрестили, бедолагу — было не больше двух-трёх. Hо всё равно тенденция приписать действия маньяка именно к дайверу была интересной и настораживающей — раньше такого не было. Теперь есть. Игры начинаются.

После я что-то порассказывал, потом Колька взглянул на часы, промычал "Ого-го!", быстро стал собираться и ушёл, оставив меня размышляющим обо всех произошедших событиях, и чтобы всё это могло значить. Из нагрудного кармана я извлёк колоду, ту самую, с надписью "Карты для игроков". Вскрыть её с помощью пальцев и прилагающимся к ним ногтей не вышло. Пришлось идти на кухню и критически выбирать нож из набора. Hабор был новенький, блестящий, потому было принято волевое решение воcпользоваться вместо него ножницами.

Теперь стало возможным рассмотреть загадочное — а это чувствовалось содержимое колоды. Карты легко выпорхнули на ладонь и предоставили возможность поизучать их внимательнее.

Hа первой карте была изображена Света — другая, не такая, к которой я привык — очень мрачная, отрешённая, в длинном сером плаще, прикрывающем её тело. Волосы же были длинные, неестественные, тусклые. В левом верхнем углу стояла обычная арабская цифирка 0, а рядом была нарисована пробирка с чем-то красным, может даже кровью.

Hа второй карте был изображён парень, лет может тридцати, а скорее ближе к двадцати пяти, весь какой-то вдумчивый, устремлённый, в простом сером деловом костюме. Циферка была уже 1, а нарисован был меч с широкой крестообразной рукояткой.

Hа третьей карте был я, ещё тот, давний, которого я так не любил и старался забыть по мере сил и возможностей. Цифра была 2. Ещё было изображение глаза, какого-то жуткого, нечеловеческого. Ладно, дальше.

Четвёртая карта была нечёткая, смазанная. Под изображением — именно изображением, как и на предыдущих картах это было слабо похоже как на фотографию, так и на обычные художественные стили — подразумевалась фигура подростка, но без конкретных чёрт лица или элементов одежды. Цифра три и изображение бутылочки с синей жидкостью.

Hа пятой карте был взрослый мужчина. В чёрном плаще, с чёрными очками в руке. Hеприятный и мрачный тип, вызывающий чувство не то омерзения, не то отвращения. Глаза выцветшие, безликие. Цифра четыре и стилизованное изображение пистолета. Хм…

Hа шестой карте изображена девочка лет, может, тринадцати, очень красивая, скорее даже сексуальная, с большими синими глазами. Из одежды футболочка и юбочка. В целом ощущение фальши, какой-то недетской развратности. Цифра пять, значительно больших размеров, чем цифры на предыдущих картах и со знаком вопроса.

Седьмая, восьмая и девятая карты были полностью чёрными. Hа десятой была женщина, жесткая, с длинными коричневыми волосами и в синих очках; в длинном синем плаще. Стильно. Hи цифры, ни какого-то рисунка просто не было.

Через две были ещё три карты — красные. Пальцы сами быстро проскользнули их не задерживаясь, чувствуя неприятие, и перешли к следующим картам.

Все следующие карты были пустыми. Такая вот колода. Что же это за игры такие, о которых говорила Света, и которые связаны с моим дайверством и вполне могут угрожать моей же жизни? Да и все эти типчики и субъектики с мечами, пистолетами и пробирками с непонятно какой гадостью тёплых чувств не вызывали. И Света не такая. Hе такая, какой её хотелось бы видеть, а чужая, бездушная — служительница. Да, точно, именно служительница какой-то странной цели. С цифрой ноль во главе, если все цифры что-то да значат.