Саня исполняет у нас в камере роль старшего. Раза два-три его вызывали к оперативнику. Он всякий раз немногословно рассказывает нам о таких визитах. Кто такой оперативник? Если начальник по режиму решает в тюрьме вопросы содержания, то есть он как бы завхоз и воинский начальник одновременно, то оперативник — это контрразведчик. Оперативник имеет в среде зэка своих агентов, собирает сведения о настроениях и планах зэков. Не собрался ли кто в побег, нет ли у имярек самоубийственных настроений. Оперативник руководит старшими хат — они все его агенты. Где-то раз в неделю старшие хат докладывают ему о положении дел. Особенным его вниманием пользуются старшие пресс-хат. Половина хат четвертого этажа — пресс-хаты. Старшие выбивают из посаженных к ним жертв явки с повинной. Добиваются признания нажимом, пытками, угрозами. Большинству этих признаний не будет дано хода, поскольку по ним не будет добыто никаких подтверждающих доказательств. Зато эти явки с повинной и чистосердечные признания — доказательства успешной работы корпусного оперативника. Другие же дела раскрутят.

В марте к нам в камеру стали бросать четвертого. На сутки заехал Олег Никитин, «старичок». Передних зубов нет, выглядит как бывалый зэк, хотя сидит первый раз. Голова, обросшая седой стерней, худ, мелок, 37 лет. Рабочий, плотник и прочая. Рабочая лошадка. «Мужик» — называют таких в тюрьме. Убил по пьяному делу жену, получил по 111-й части 4 всего семь лет. Принесло Олега волной ГУИНа и отнесло, как пробку. «Главное в тюрьме — это сигареты и еда! И чтоб не пиздили милиционеры», — сказал философски Саня, откинувшись на подушку после ухода Никитина.

Еще через день к нам забросили небольшого роста толстенького пацана — насильник. Его имя также Олег, статья 131. Подельник у него брат. Насильник пробыл у нас сутки, его забрали с вещами. Саня был в недоумении и сообщил, что подозревает, что Олега к нам заслали «посмотреть». «Пацан сказал — пацан сделал», — задумчиво произнес Саня, отвечая своим каким-то мыслям. В ту же ночь, поздно, к нам бросили чечена — преподавателя арабского языка в бараньем тулупе. Руслан Кутаев, 29 лет, приехал по этапу через шесть городов (среди них Воронеж) в Саратовскую область на поселение. Срок за участие в незаконных вооруженных формированиях у него смешной — год. Ему осталось два месяца заключения. Все эти унесенные ветром и были унесены ветром. Кутаева забрали через сутки. Мы крепко задумались: зачем их стали у нас приземлять? Но ничего не успели придумать, когда к нам вернули в хату насильника Олега… Выяснилось, его бросили на четвертый этаж в пресс-хату, где старший Вова заставил его написать «чистуху». Он признался, что в 1999-м совершил уже преступление. Что он там на себя наговорил, он нам не сказал. Наговорил, лишь бы убрали его от Вовы. Еще он написал заявление, чтобы его вернули к нам, в 156-ю, и его вернули. На этом, однако, история не закончилась. 18 марта мы стояли вчетвером в вонючей дыре 148-й хаты, в то время как в нашей происходил ремонт. Нам приваривали отрезок трубы. Мы стояли, стараясь не прикасаться ни к чему в хате, как вдруг голос продольного за дверью затребовал Олега. Олег сообщил свои данные. «Приготовишься с вещами», — приказал голос. После чего наш насильник изменился в лице и едва, может быть, удержался, чтобы не заплакать. Через полчаса нас вернули в 156-ю, Олег грустно собрался, получил с общака консервы, а вскоре его вывели. Мы пожелали ему удачи. Однако он появился в нашей хате уже 19 марта. Объяснил, что его опять возили на четвертый этаж, в пресс-хату к Вове и тот заставил его написать еще явку, мотивируя это тем, что оперативник требует. Олег написал еще одну явку с повинной, по поводу чего, так же как и подробности, он объяснять не стал. Лицо, однако, у него, я заметил, было красным, как будто его натерли. Он с удовольствием влился к нам в коллектив. Сейчас он лежит на пальме в метре от меня, крестится и читает брошюрку «Православный молитвослов». Брошюрка принадлежит мне. На двойке ее подарил мне завхоз Мишка, осужденный на 15 лет за убийство.

Тем временем все больше весны в тюремной жизни. Надвигается моя третья тюремная весна. Надвигается, беспокоит, тревожит. Весной тяжело сидеть. Весной надо выходить на волю. Дядя Юра ждет перевода на первый корпус в шныри. Он будет привилегированным шнырем — начальником клуба. ГУИН и тюремное начальство обещает, что сделают так, что он покинет стены тюрьмы месяца через четыре. Чиновник, манипулятор, он хитр и изворотлив, несмотря на животный страх перед тюрьмой; Саня сказал ему как-то в сердцах: «Не притворяйтесь шлангом, Дядя Юра, Вы далеко не шланг». И он не шланг. Сане оперативник сказал, что раньше мая его на зону не отправят. Саня выразил оперативнику желание сидеть на семнадцатой зоне. Олега же ожидает мутное будущее. Встретившись со старшим Вовой в клетке, наш Саня узнал, что Олега, вероятно, раскрутят на второе изнасилование, то, в котором он опрометчиво признался. Глупо поверив, что его не привлекут к ответственности за события 1999 года. Я? Я жду приговора. Кто я? Только брат их, мужичок в пугачевском тулупчике.