– Я бежал, пробившись сквозь цепи осаждающих, и скрылся в ночи. Само собой, мой спутник попал в руки черных монахов. И много лет я считал его мертвым. Вернее, хотел считать. Ведь я знал – фанатики подвергают мучительной смерти любого инакомыслящего, тем более белого чужестранца. Я старался забыть и этот случай, и Адама Гримма. Мне это почти удалось. Прошли годы, и вот семь месяцев назад я получил весточку. Адаму удалось остаться в живых, и он вернулся в Америку с единственной целью – разделаться со мной. О, Боже мой, во что он превратился! Я мог бы справиться с человеком, но монахи чудовищным образом изменили его. Какими-то дьявольскими трюками они преобразовали тело Гримма, сделав из него получеловека-полуживотное. И натравили на меня. В полицию обратиться я не мог: кто бы мне поверил? Да и вряд ли полиция смогла бы защитить меня от дьявольских происков и нечеловеческой хитрости этого существа, просто одержимого желанием уничтожить меня. Больше месяца я прибегал к различным хитростям и уловкам, пытаясь сбить Гончую со следа. Метался по всей стране и наконец, решив, что мне это удалось, затаился, как загнанный зверь, в убежище среди сосновых лесов Египта. Я думал, что сбил его со следа и он меня не найдет в захолустье, среди варваров, вроде этого типа Кирби Гарфилда...

– Кто бы говорил о варварах!

Глории не удалось скрыть презрение, сквозившее в ее голосе. Но Брент ничего не замечал, всецело погруженный в собственные страхи.

Девушка повернулась ко мне и сделала приглашающий жест:

– Пожалуйста, проходите, мистер Гарфилд. Вы все слышали и должны понимать, что вам не стоит среди ночи возвращаться через лес, где рыщет дьявольское существо.

Я не спешил воспользоваться приглашением, и оказалось, что правильно сделал.

Брент мгновенно очнулся и завопил:

– Нет! Глория, отойди прочь от двери! Эшли, старый дурень, придержи язык. Он – посланец Адама Гримма, говорю вам. Я не позволю ему переступить порог этого дома!

Бледная, растерянная Глория отступила. Маленькая и беспомощная, она вызывала жалость, но сейчас я ничем не мог помочь ей. Старый безумец лишил меня этой возможности. Презрение к нему было так велико, что ни за что на свете я не остался бы с Брентом под одной крышей.

– Я скорее отправлюсь в преисподнюю, чем проведу ночь в твоей хижине, – зло бросил я. – Ты вынуждаешь меня уйти, но только попробуй выстрелить мне в спину. Прежде чем умру, я успею убить тебя. Будь уверен, вернуться меня заставил только долг джентльмена – леди нуждалась в моей помощи. Она и сейчас нуждается в ней, но ты решил справиться сам. Бог тебе в помощь.

Обращаясь к Глории, я, с легким поклоном, продолжил:

– Мисс Брент, я намерен вернуться завтра с экипажем и отвезти вас в деревню, если позволите. Вам лучше отправиться обратно в Нью-Йорк, и как можно скорее.

– Обойдемся без тебя! – рыкнул Брент. – Эшли сам отвезет ее. Черт побери! Уберешься ты наконец?

Пренебрежительно ухмыльнувшись прямо в его надутую физиономию, я развернулся и решительно пошел прочь. Оглушительно хлопнула дверь, и тут же послышался истеричный голос хозяина и рыдания девушки. Бедняжка! От испытания, свалившегося на ее голову, сдали бы нервы и у кого покрепче. Выхваченная из привычной городской среды, она сначала оказалась в примитивных, отнюдь не комфортных условиях, среди грубых и склонных к насилию людей, а затем в центре невероятных кровавых событий. Разодранный труп, грехи невменяемого дядюшки, бродящее рядом адское создание, пылающее местью... Она еще хорошо держалась. Наши глухие сосновые леса и в спокойные времена производят странное, тяжелое впечатление на обычного горожанина с востока, а с появлением злобного призрака из мрачного прошлого, привнесшего ощущение кошмара в здешнюю и без того угрюмую и таинственную атмосферу, настоящий ужас поселился среди мрачных лесов.

Остановившись, я повернулся и посмотрел на все еще заметный среди стволов огонек. Роковая угроза нависла над одинокой хижиной. Я корил себя, что оставил беззащитную девушку под опекой свихнувшегося Брента. Так не подобало поступать белому человеку. Да, Эшли, несомненно, боец. Но его хозяин? Непредсказуемое поведение указывало на поврежденную психику. Резкие перепады от неистовой ярости к апатии, столь же безудержная подозрительность – все говорило о приближающемся безумии. Болезнь, всякая болезнь, вызывает сочувствие в нормальном человеке. Но я не чувствовал жалости. Только смерти заслуживает человек, предавший друга ради спасения собственной жизни.

Но его враг тоже, очевидно, сумасшедший. Гримм явно одержим кровавой жаждой убивать, об этом говорила жестокая расправа с несчастным, ни в чем не повинным Джимом. Я вспоминал веселого, всегда готового услужить Тайка, и холодная ярость заклокотала в моей груди. Я готов был уничтожить мерзкую бестию только за одно это преступление, попадись это исчадие ада мне в руки. Видимо, в больном воображении Гримма созрел зловещий план, по которому за грехи Брента должна была пострадать и его племянница. Стало ясно, что именно он отправил телеграмму ничего не подозревающей Глории. Гримм обманом вынудил девушку приехать, чтобы заставить ее разделить судьбу, уготованную предавшему его Ричарду Бренту. Очевидно, дух, питающийся человеческой глупостью, сегодня получил благодаря мне обильный ужин. Я сплюнул и отправился назад, к хижине. Пусть мне не попасть внутрь дома, но что мешает спрятаться неподалеку и быть во всеоружии в том случае, если моя помощь станет необходимой?

Через несколько минут я уже выбрал место для засады и притаился под сенью деревьев. Щели в ставнях пропускали достаточно света, а в одном месте ставень отошел и виднелась часть окна. Вдруг мелькнуло что-то темное, и оконное стекло разлетелось тысячью искр. Ночь разорвала вспышка ослепительного пламени, одновременно полыхнувшего из дверей, окон и дымовой трубы. Хижину взорвали, но почему-то взрыв был абсолютно беззвучным. А на фоне ярких языков пламени мелькнул и исчез черный высокий силуэт.

Слепящая вспышка еще стояла перед моими глазами, когда мир заполнился разноцветными кругами и раздался новый оглушительный взрыв, сопровождающийся громовым раскатом. Я даже не успел понять, что меня огрели сзади по голове. Внезапный удар ужасной силы – и я потерял сознание.

Как ни странно, я очень четко помню, как приходил в сознание. Сначала забрезжил маленький мерцающий огонек, постепенно он разрастался, вселенская тьма, окружившая меня, отступила. Я крепко сжал веки, повертел головой в разные стороны. Осторожно приоткрыл глаза и окончательно очнулся. Положение оказалось незавидным: я лежал на спине со скованными наручниками, вытянутыми вперед руками. Голова раскалывалась от боли, запекшаяся кровь стянула кожу. Меня, видимо, волоком тащили сквозь кусты. Тело саднило, одежда превратилась в лохмотья. Рядом со мной потрескивал воткнутый в землю факел, освещавший маленькую лесную прогалину. Желтоватые блики играли на черных стволах близких деревьев.

Надо мной нависала огромная черная масса – сидящий на корточках невероятно мощный негр. Я узнал Топа Бакстера. Его широкоплечая и коренастая фигура была полуобнажена, единственной одеждой служили рваные, испачканные глиной бриджи. Зато вооружен он был на славу: в каждой руке по револьверу. Дурашливо ухмыляясь, он попеременно целил в меня, прищуривая то один, то другой глаз. 45-й принадлежал мне, а второй револьвер достался Бакстеру от констебля, которому поутру Топ вышиб мозги.

Я продолжал лежать неподвижно, пытаясь выиграть время, и меланхолично наблюдал за игрой отсветов пламени на массивном теле негра. В бликах колеблющегося света его торс казался то вылитым из тусклой бронзы, то вырезанным из сияющего эбенового дерева. Он походил на духа этих пустынных мест, выползшего из адской бездны тысячелетия назад, свирепого и беспощадного. Что-то звериное было в бугрящихся мощных мышцах на по-обезьяньему длинных руках, в громадных плечах и в короткой жирной шее, на которой сидела небольшая голова с плотно прижатыми ушами. О близком родстве с его первобытными предками говорили и тусклые глаза без проблеска мысли, и широкие плоские ноздри, и толстые губы, обнажавшие похожие на клыки зубы.