– Да говно это все собачье, – сказал цээрушник.

– Которое ваш директор или же ваш, – Даккетт слегка поклонился в сторону обоих агентов, – легко счистит со своих ботинок в кабинете президента, после того как Госдепартамент представит собственное видение этого происшествия.

Агент ФБР и цээрушник изумленно смотрели на Даккетта.

– Если, конечно, – продолжал тот, наслаждаясь моментом своего триумфа, – мы все не придем к соглашению, что дело можно считать закрытым. Принцесса Назра в данную минуту находится на борту транспортного самолета Королевских ВВС Васабии и направляется домой. В средства массовой информации ничего не просочилось. Итак, джентльмены, каков будет ваш выбор?

Люди из Белого дома немного пошептались с работниками спецслужб, и сотрудник ФБР мрачно сказал: «У нас больше вопросов нет». Цээрушник на пороге подмигнул Флоренс.

На следующее утро Флоренс вставила свое удостоверение в турникет при входе в Госдепартамент, сильно подозревая, что на дисплее появится надпись «Недействительно». Однако этого не случилось. Судя по всему, на сей раз она все-таки не лишилась работы в аппарате правительства Соединенных Штатов.

Флоренс искала Джорджа. Этот Джордж был настоящим кабинетным червем в отделе политики и экономики. Во время ланча он развлекался тем, что составлял кроссворды на древнефиникийском языке, помимо которого свободно владел еще одиннадцатью. Джордж утверждал, что на семи из них он видит сны, и, скорее всего, не бахвалился. Его идеалом был сэр Ричард Бёртон, путешественник-полиглот, который жил в девятнадцатом веке, говорил на тридцати пяти языках и видел сны на семнадцати. Один из самых дерзких любителей приключений за всю человеческую историю, для Джорджа Бёртон был мало подходящим образцом для подражания – Джордж страдал агорафобией и за несколько лет работы сумел отвертеться от всех предложенных ему заграничных поездок, кроме разве что командировки на полтора года в Оттаву, где он зато выучил весьма сложный язык канадских аборигенов микмак.

– Ты представляешь, этой ночью мне снился удивительный сон, – сказал Джордж. – На турецком языке. Я был на Босфоре с лордом Байроном и Шелли. Мы сидели, каждый в своей дурацкой педальной лодочке для туристов, и пытались переплыть с одного берега на другой, но континенты вдруг начали удаляться в разные стороны. Что ты об этом думаешь? Слушай, ты выглядишь просто ужасно… А что такое? Мы, видимо, прошлой ночью совсем не спали? У нас головка болит?

– Джордж, сегодня ночью Назра Хамудж просила у меня политическое убежище.

– Ну-у, – разочарованно протянул он. – Если ты считаешь, что это важнее, чем разгадывать мой сон, тогда конечно…

И Флоренс рассказала ему обо всем, что случилось, умолчав лишь о ковбойских фантазиях принца Бавада.

– Н-да. А я, между прочим, догадывался, что заваривается какая-то каша. Депеши в Каффу и обратно мчатся одна за другой. Из Джексонвилла в Вашингтон по тревоге вылетел транспортный самолет, принадлежащий Васабии. О, род людской! О бюрократия!

Внезапно он заметил перемену в лице Флоренс.

– Так это она находится на борту? Боже мой! Я уже слышу, как где-то затачивают клинок. Вжик-вжик…

– Я позвоню Тони Базиллу в Каффу, – сказала Флоренс. – Может быть, он сумеет…

– Что? Взять штурмом дворец? Да брось ты. Забудь об этом. В конце концов, она может отделаться какой-нибудь сотней плетей. – Джордж внимательно посмотрел на Флоренс. – Кажется, мы что-то недоговариваем? Мы не все рассказали? А ну, выкладывай.

– Я… Да ну тебя, – она махнула рукой.

– Тогда по-итальянски.

На этом языке они сплетничали в офисе.

И Флоренс ему рассказала.

– Мамма миа! – сказал Джордж. – Всех четверых? Одновременно? Я, конечно, знал, что принц человек веселый, но не до такой же степени. Вот старый козел! Не удивительно, что бедняжка запросила политическое убежище. Она ведь, наверное, мечтала о милой и скучной жизни в пригороде Нью-Йорка. Фартук, домашнее платьице, пирожки, остывающие на подоконнике, золотистый ретривер по кличке… Бренди, занятия фитнессом по вторникам, йогой – по четвергам, экстремальное «Шоу Лорда и Тейлора» по телевизору каждый вечер в половине восьмого во время ужина с мужем по имени Клифф… нет, лучше Брэд. Да – Брэд Сажающий на Кол. Не граф Дракула, конечно, но колышек все же имеется. Хотя об оральном сексе осмеливается попросить только на свой день рождения… Но все оказалось тщетным. Она теперь летит обратно в Васабию. В страну счастья и солнца… Послушай меня, дорогая – ты сделала все, что было возможно. Господь знает – ты старалась изо всех сил.

Через два дня Флоренс позвонила Базиллу в американское посольство в Каффе, и тот связал ее с посольским сотрудником, который вел учет экзекуций на площади Секир-Башка. Назре Хамудж отрубили голову на рассвете тем самым утром по обвинению в супружеской измене.

– По нашей информации, она вела себя довольно спокойно. Иногда эти девушки устраивают настоящее светопреставление. В прошлом месяце была жена принца Рахмаля. Вот она им задала жару! Вопила, визжала, пиналась. Пока не накачали ее валиумом, палач просто не мог подступиться. На завтра у них в программе забивание булыжниками. Какая-то дама отважилась положить глаз на своего чернокожего повара. У них тут настоящие «Тысяча и одна ночь». Никак не могут со всем этим покончить. Тоже мне – великая страна!

Если бы у Флоренс был свой кабинет с дверью, она бы крепко захлопнула ее и как следует поплакала в одиночестве, но поскольку не было ни кабинета, ни двери, ей пришлось воспользоваться женским туалетом. Она просидела там почти все утро, до тех пор пока Джордж не попросил одну из своих сотрудниц выманить ее оттуда.

Увидев ее, он покачал головой и сказал:

– Если честно, ты бы сейчас гораздо лучше выглядела в чадре.

После этого он посадил ее в такси и отправил домой.

Дома Флоренс выдернула телефонный шнур из розетки и улеглась в постель. Ей приснилась Назра, лежавшая на больничной койке с перепачканными тушью щеками, и Шаззик, в халате медсестры, который ставил ей капельницу со смертельным ядом. Тело Назры постепенно съеживалось и становилось все меньше, пока его не засосало в трубочку от капельницы, а потом она оказалась в пластиковом мешочке с ядом. Назра кричала оттуда о помощи, но ничего не было слышно.

Проснувшись в холодном поту, Флоренс забралась в ванну и долго стояла под душем.

На следующее утро она пошла на работу и в течение ближайших трех дней не уходила из офиса раньше полуночи.

Закончив наконец свой лихорадочный труд, она распечатала три пронумерованных варианта, вложила их в папки с грифом «Совершенно секретно» и передала одну секретарше Даккетта, другую вручила Джорджу, а третью отправила прямиком на самый верх.

– Так вот чем ты занималась целых три дня, – сказал Джордж, открывая папку.

Он прочел заглавие на титульной странице и даже присвистнул. После этого он буквально проглотил пятьдесят с лишним страниц.

– Ну как? – спросила его Флоренс.

– Просто не мог оторваться. Хотя в середине надо немного отшлифовать. Практику клиторального обрезания у женщин племени хавави инициировал Таллула Второй, а не Третий. И называется эта операция, между прочим, куйша, а не куйшаа. С ударением на первый слог.

– А помимо этого что-нибудь?

– Думаю, что вся эта писанина помогла тебе справиться с нервным срывом.

– Ты знаешь, я передала это Даккетту.

Джордж в изумлении уставился на нее.

– А почему бы тебе сразу не зарезать его кинжалом Малаля?

Этот кинжал девятнадцатого века, выкованный из золота и серебра, был подарком принца Малаля, министра сельского хозяйства Васабии, и всегда лежал на столе их босса. Возможно, это был самый дешевый подарок, когда-либо сделанный особой королевской крови из Васабии, но Даккетт тем не менее им гордился. Он открывал с его помощью письма, а иногда драматически взмахивал им над головой, когда хотел сказать что-нибудь особенно важное.