– Я много думала об этом. Полагаю, те деньги, которые я могла бы тебе дать, вряд ли тебя сильно заинтересуют, – она криво улыбнулась, – равно как и мое прекрасное белое тело. Но неужели тебе не хочется спасти Клайда?

– Совсем необязательно.

Она рассмеялась.

– Не понимаю, что означают твои слова.

– Они могут означать и то, что, по моему мнению, он не нуждается в том, чтобы его спасали. У полиции не так много против него улик. Он ненормальный, он был в городе в день убийства Джулии, а она его обкрадывала. Этого недостаточно для того, чтобы арестовать Уайнанта.

Она опять рассмеялась.

– А если я внесу свою лепту?

– Не знаю. В чем она состоит? – спросил я и продолжил, не дожидаясь ответа, на который и не рассчитывал. – Как бы то ни было, ты валяешь дурака, Мими. Крис в твоих руках за двоеженство. Подай на него в суд за это. Не стоит...

Она мило улыбнулась и сказала:

– Но я хочу оставить это про запас на тот случай, если он...

– Если он открутится от обвинения в убийстве, да? Знаешь, ничего не выйдет, девушка. Тебе удастся продержать его в тюрьме дня три. К тому времени районный прокурор снимет с него показания, проверит их и придет к выводу, что Йоргенсен не убивал Джулию, и что ты пыталась выставить районного прокурора посмешищем, а когда ты предъявишь свои жалкие обвинения в двоеженстве, прокурор пошлет тебя ко всем чертям и откажется возбудить дело.

– Но он не может так поступить, Ник!

– Может и поступит, – заверил я ее, – а если ему удастся раскопать доказательства, что ты скрывала какие-то улики, он осложнит тебе жизнь настолько, насколько это будет возможно.

Она пожевала нижнюю губу и спросила:

– Ты честно говоришь?

– Я в точности излагаю тебе, что произойдет, если только районные прокуроры не изменили своих повадок с тех пор, как я имел с ними дело.

Она опять пожевала нижнюю губу.

– Я не хочу, чтобы он так просто отделался, – наконец сказала она, – и не хочу создавать никаких неприятностей себе. – Она взглянула на меня. – Если ты обманываешь меня, Ник...

– У тебя нет выбора кроме как верить мне или не верить.

Мими улыбнулась, коснулась ладонью моей щеки, поцеловала меня в губы и встала.

– Ну что ж, придется тебе поверить. – Она прошлась по комнате из конца в конец. Глаза ее сияли, казалось, она находится в состоянии радостного возбуждения.

– Я позову Гилда, – сказал я.

– Нет, погоди. Я предпочла бы сначала услышать твое мнение об этом.

– Хорошо, но только давай без всяких клоунских штучек.

– Ты боишься своей собственной тени, – сказала она, – ну да ладно, никаких штучек не будет.

Я сказал, что это было бы здорово, и спросил, не хочет ли она, наконец, показать мне, найденную в квартире Джулии улику.

– А то остальные совсем уже заждались.

Мими обошла кровать, приблизилась к стенному шкафу, открыла дверцу, отодвинула в сторону часть одежды и засунула руку в лежавшее у задней стенки белье.

– Забавно, – сказала она.

– Забавно? – Я встал. – Это же настоящая хохма. Гилд будет по полу кататься, когда узнает об этом. – Я направился к двери.

– Не будь таким противным, – сказала она. – Я уже нашла. – Она повернулась ко мне, держа в руке смятый носовой платок. Когда я подошел поближе, Мими развернула платок и показала мне примерно трехдюймовую цепочку от часов, один конец которой был сломан, а другой прикреплен к маленькому золотому ножику. Носовой платок был женский, и на нем виднелись коричневые пятна.

– Ну? – спросил я.

– Джулия держала эту цепочку в руке. Я заметила ее, когда все, оставив меня одну в комнате, вышли, и я, зная, что цепочка принадлежит Клайду, взяла ее.

– Ты уверена, что она принадлежит ему?

– Да, – нетерпеливо сказала Мими. – Видишь ли, звенья цепочки изготовлены из золота, серебра и меди. Ее сделали по заказу Клайда из первых образцов, добытых при помощи изобретенного им высокотемпературного способа получения металлов. Любой, кто хорошо знаком с Уайнантом, опознает цепочку – другой такой быть не может. – Она повернула ножик обратной стороной и показала выгравированные на нем инициалы: К.М.У. – Это его инициалы. Ножик я никогда у него не видела, однако, цепочку узнала бы с первого взгляда. Клайд с ней не расставался.

– Ты настолько хорошо ее помнила, что могла бы описать цепочку, даже если бы не увидела ее опять?

– Конечно.

– Это твой платок?

– Да.

– А пятна на нем – это кровь?

– Да. Цепочка была зажата в руке Джулии – я уже говорила тебе, – а на руках ее была кровь. – Мими нахмурилась. – А разве ты... Такое впечатление, что ты мне не веришь.

– Не то чтобы не верю, – сказал я, – однако, по-моему, на сей раз ты должна постараться говорить только правду.

Мими топнула ногой.

– Ах ты... – Она рассмеялась, и выражение гнева сошло с ее лица. – Иногда ты бываешь страшным занудой. На сей раз я говорю правду, Ник. Я описала тебе все, что случилось в точности так, как оно и случилось.

– Надеюсь. Давно пора. Ты уверена, что Джулия на минутку не приходила в себя, чтобы сообщить тебе кое-что, пока ты была с ней наедине?

– Опять ты пытаешься разозлить меня. Конечно, уверена.

– Хорошо, – сказал я. – Жди здесь. Я позову Гилда, однако, если ты скажешь ему, что цепочка была в руке Джулии, а сама Джулия не совсем еще умерла, то он задумается, не пришлось ли тебе слегка потревожить секретаршу, чтобы отнять у нее цепочку.

Она широко распахнула глаза.

– Так что я должна ему сказать?

Я вышел и закрыл за собой дверь.

Нора, казавшаяся чуть сонной, вела в гостиной светскую беседу с Гилдом и Энди. Отпрысков Уайнанта в комнате не было.

– Идите, – сказал я Гилду. – Первая дверь налево. По-моему, она для вас созрела.

– Удалось ее расколоть? – спросил он.

Я кивнул.

– И что вы узнали?

– Давайте посмотрим, что узнаете вы, а потом сравним вашу информацию с моей и увидим, как все это будет сочетаться, – предложили.

– О'кей. Идем, Энди. – Они вышли.

– Где Дороти? – спросил я.

Нора зевнула.

– Я думала, что она с тобой и с Мими. Гилберт где-то здесь. Всего несколько минут назад он был в гостиной. Мы долго еще здесь пробудем?

– Уже недолго. – Я вернулся в коридор, прошел мимо двери в комнату Мими, увидел открытую дверь в другую спальню и заглянул туда. Там никого не было. Дверь напротив была заперта. Я постучал.

Голос Дороти произнес:

– Кто там?

– Ник, – сказал я и вошел.

Она лежала на краю постели полностью одетая, сбросив лишь тапочки. Рядом с ней на кровати сидел Гилберт. Губы Дороти слегка опухли, однако это могло быть и результатом того, что она плакала: глаза ее покраснели. Она подняла голову и мрачно уставилась на меня.

– Ты все еще хочешь со мной поговорить? – спросил я.

Гилберт встал с постели.

– Где мама?

– Беседует с полицией.

Он что-то пробормотал – я не уловил, что именно – и вышел из комнаты.

Дороти содрогнулась.

– Меня от него тошнит, – сказала она, а затем, словно опомнившись, снова мрачно уставилась на меня.

– Ты все еще хочешь со мной поговорить?

– Почему вы вдруг так против меня настроились?

– Не говори глупостей. – Я сел на место, где только что сидел Гилберт. – Тебе известно что-либо о том ножике и цепочке, которые якобы нашла твоя мать?

– Нет. Где нашла?

– Что ты хотела мне сказать?

– Ничего... Теперь ничего, – злорадно сказала она, – кроме того, что вы, по крайней мере, могли бы стереть с ваших губ ее губную помаду.

Я стер помаду. Она выхватила у меня носовой платок, затем перекатившись на другую половину кровати, взяла со столика спичечный коробок и зажгла спичку.

– От него сейчас такая вонь поднимется, – сказал я.

– Наплевать, – сказала Дороти, однако спичку задула.

Я взял у нее платок, подошел к окну, открыл его, выбросил платок, закрыл окно и вернулся к кровати.