Его нижняя губа растянулась в улыбке.
– Не надо мне демонстрировать, что вы – кремень. Мне о вас рассказывали. – Он убрал пистолет в карман пальто. – Я – Шеп Морелли.
– Никогда о вас не слышал.
Он шагнул в комнату и покачал головой из стороны в сторону.
– Я не убивал Джулию Вулф.
– Может, и не убивали, но принесли эту новость вы не туда, куда следует. Я не имею к этому делу никакого отношения.
– Я не видел ее уже три месяца, – сказал он. – Мы завязали друг с другом.
– Скажите об этом полиции.
– К чему бы мне ее убивать? Она всегда была передо мной чиста, как стеклышко.
– Все это очень здорово, – сказал я, – только вы ошиблись номером телефона.
– Послушайте, – он сделал еще один шаг по направлению к кровати. – Стадси Берк говорит, что когда-то вы были «о'кей». Именно поэтому я здесь. А полиция...
– Как поживает Стадси? – спросил я. – Мы не виделись с тех пор, как он загремел за решетку то ли в двадцать третьем, то ли в двадцать четвертом.
– У него все в порядке. Он хотел бы вас повидать. Теперь он владеет заведеньицем на Сорок девятой восточной улице – «Питирон Клаб» называется. И все же скажите, чего это закон ко мне привязался? Они думают, что я убил ее? Или просто хотят повесить на меня что-нибудь другое?
Я покачал головой.
– Я бы сказал вам, если бы сам знал. Не верьте газетам, они вас дурачат: я в стороне от этой истории. Спросите полицию.
– Хитро придумано. – Его нижняя губа опять растянулась в улыбке. – Хитрее я бы и сам за всю жизнь не придумал. Особенно если учесть, что капитан полиции, после небольшого спора, который у нас с ним вышел уже три недели валяется в больнице. Ребята очень обрадуются, если я загляну к ним и начну задавать вопросы. Их дубинки, наверное, просто дрожат от нетерпения. – Он протянул руку вперед, ладонью вверх. – Я пришел к тебе без всяких задних. Стадси говорит, что ты – без всяких задних. Так и будь без всяких задних!
– Я и стараюсь быть «без всяких задних», – заверил я его. – Если бы хоть что-нибудь знал, то...
Во входную дверь три раза резко пробарабанили костяшками пальцев. Прежде, чем стук затих, пистолет был уже в руке Морелли. Казалось, будто его взгляд заметался во всех направлениях сразу. Исходившим из самой груди голосом, в котором появились металлические нотки, он прорычал:
– Что такое?
– Не знаю. – Я приподнялся в постели чуть повыше и кивнул на пистолет в его руке. – С этой штукой чего тебе бояться? – Пистолет был нацелен точно мне в грудь. В ушах у меня застучала кровь, а губы неожиданно словно вспухли. – Пожарной лестницы нет, – сказал я и протянул руку к, сидевшей на дальнем конце кровати Норе.
По двери вновь застучали чьи-то пальцы, и кто-то крикнул зычным голосом:
– Открывайте! Полиция!
Нижняя губа Морелли наползла на верхнюю, целиком поглотив ее, а белки его глаз, казалось, стали проступать сквозь радужную оболочку.
– Ах ты, крыса, – медленно проговорил он, будто ему было жаль меня, затем слегка передвинул ноги так, чтобы обе подошвы плотно прилегали к полу.
Во входной двери загремел ключ.
Я ударил Нору левой рукой, отбросив ее в дальний угол комнаты. Мне показалось, что подушка, которую я правой рукой швырнул в пистолет Морелли, совсем не имеет веса: она медленно, словно лист папиросной бумаги, плыла в воздухе. Ни до, ни после того момента мне не доводилось слышать более громкого звука, чем выстрел из пистолета Морелли. Растянувшись на полу, я почувствовал толчок в левую сторону груди. Я поймал лодыжку Морелли и, не разжимая пальцев, резко повернулся всем телом, увлекая его за собой; он колотил меня по спине пистолетом, пока я не высвободил одну руку и, в свою очередь, не принялся наносить ему удары, целясь, по возможности, ниже пояса.
В комнату вбежали люди и растащили нас в стороны.
Через пять минут нам удалось привести в себя Нору.
Она села, держась за щеку, и стала оглядываться по сторонам, пока не увидела, стоящего в наручниках между двумя полицейскими Морелли. Лицо гангстера представляло собой страшное месиво: полицейские не отказали себе в удовольствии хорошенько над ним поработать. Нора сверкнула на меня глазами:
– Идиот, – сказала она, – совсем не обязательно было вышибать из меня сознание. Я знала, что ты скрутишь его, но мне хотелось посмотреть, как ты это сделаешь.
Один из полицейских рассмеялся.
– Вот это да! – восхищенно сказал он. – Не женщина, а кремень!
Нора улыбнулась ему и поднялась на ноги. Посмотрев на меня, она перестала улыбаться.
– Ник, с тобой...
Я сказал, что, по моему мнению, ничего страшного не случилось, и расстегнул то, что осталось от моей пижамы. Пуля, выпущенная из пистолета Морелли, оставила на левой стороне моей груди борозду шириной дюйма в четыре. Из раны обильно струилась кровь, но сама рана была не очень глубокой.
Морелли сказал:
– Не повезло. На пару бы дюймов повыше – и все было бы совсем иначе, и при том гораздо лучше.
Полицейский, который восхищался Норой – это был крупный мужчина лет сорока восьми – пятидесяти, с волосами песочного цвета, одетый в серый, неважно сидящий на нем костюм, – наотмашь ударил Морелли по лицу.
Кейзер, управляющий гостиницы «Нормандия», сказал, что вызовет доктора и направился к телефону. Нора бросилась в ванную за салфетками.
Я наложил на рану салфетку и прилег на кровать.
– Со мной все в порядке. Давайте не будем суетиться до прихода врача. С чего это вы, ребята, решили к нам заглянуть?
Полицейский, ударивший Морелли, сказал:
– До нас дошли слухи, будто ваш номер стал чем-то вроде места встреч между членами семьи Уайнанта, его адвокатом и всеми остальными, вот мы и решили приглядеть за ним на случай, если вдруг здесь кто-нибудь появится, ну, а сегодня утром, когда Мак – то бишь, наш сыщик, который за этим местечком в тот момент вроде как приглядывал, – увидел, что сюда впорхнула вот эта пташка. Он нам позвонил, мы взяли с собой мистера Кейзера и пришли сюда – к счастью для вас.
– Точно, к счастью для меня – а то ведь, не дай бог, меня могли и не ранить.
Он подозрительно посмотрел мне в лицо. Глаза его были бледно-серыми и слезились.
– Эта пташка – ваш приятель?
– Впервые его вижу.
– Чего он от вас хотел?
– Хотел сказать мне, что не убивал Джулию Вулф.
– А вам до этого что за дело?
– Да нет у меня до этого никакого дела.
– А почему он думал, что вам есть до этого дело?
– Спросите его. Я не знаю.
– Я спросил вас.
– А я ответил.
– Тогда я задам вам еще один вопрос: вы собираетесь подавать заявление в том, что он в вас стрелял?
– Это еще один вопрос, на который я сейчас не могу ответить. Возможно, это был несчастный случай.
– О'кей, нам некуда спешить. Мне кажется, что придется задать вам гораздо больше вопросов, чем мы предполагали. – Он повернулся к одному из своих товарищей (всего их было четверо). – Надо обыскать эту конуру.
– Только после предъявления ордера, – сказал я ему.
– Это вы так думаете. Давай, Энди. – Они начали обыскивать номер.
Пришел доктор – страдающий от насморка бесцветный маленький человечек, – поцокал языком, уткнулся носом в мою рану, остановил кровотечение, наложил повязку и сказал, что если я полежу в постели пару дней, то все будет в порядке. Доктору никто не дал никаких объяснений. К Морелли полиция его не подпустила. Когда он уходил, лицо его было еще более бесцветным и озадаченным.
Большой полицейский с волосами песочного цвета вернулся в гостиную, держа одну руку за спиной. Он подождал, пока уйдет доктор, а затем спросил:
– У вас есть разрешение на хранение оружия?
– Нет.
– Тогда что вы делаете вот с этим? – Из-за спины он вытащил пистолет, который я отнял у Дороти Уайнант.
Я ничего не мог ему ответить.
– Вы слышали о законе Салливана? – спросил он.
– Да.
– Тогда вы знаете, в каком положении находитесь. Это ваш пистолет?