– Из-за денег. Мы на мели: Крис все потратил. – Уголки ее рта опустились. – Полагаю, мы все ему помогли, но он истратил большую часть. Мама боится, что если у нее совсем не будет денег, он уйдет.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Я слышала, как они разговаривали.

– Думаешь, он и правда уйдет?

Она уверенно кивнула.

– Если у нее не будет денег. Я посмотрел на часы и сказал:

– Остальное придется отложить до нашего возвращения. Как бы то ни было, сегодня можешь остаться здесь. Располагайся как дома и позвони в ресторан, чтобы ужин принесли сюда. Вероятно, тебе лучше никуда не выходить.

Она жалобно посмотрела на меня и ничего не сказала.

Нора похлопала ее по плечу.

– Не знаю, каковы его намерения, Дороти, но раз он говорит, что нам надо ехать туда на ужин, то, видимо, знает, о чем идет речь. Он не стал бы...

Дороти улыбнулась и рывком поднялась с пола.

– Я вам верю и больше не буду вести себя глупо.

Я позвонил вниз администратору и попросил доставить нашу почту. В пакете были пара писем для Норы, одно для меня, несколько запоздалых рождественских открыток и записок с просьбой перезвонить по телефону, а также телеграмма из Филадельфии:

Вместе с запиской о том, что телеграмма получена мною несколько минут назад, я вложил ее в конверт и отправил с посыльным в Бюро по расследованию убийств Полицейского департамента.

В такси Нора спросила:

– Ты уверен, что чувствуешь себя нормально?

– Конечно.

– И это тебе не повредит?

– Со мной все в порядке. Что ты думаешь о рассказе Дороти?

Некоторое время она колебалась.

– Ты ведь не веришь ей, правда?

– Боже упаси – по крайней мере, до тех пор, пока сам все не проверю.

– Ты больше смыслишь в подобных вещах, нежели я, – сказала она, – однако мне кажется, что девушка, во всяком случае, пыталась рассказать правду.

– Еще и не то можно услышать от людей, которые пытаются рассказать правду. Это нелегко дается, если ты уже избавился от такой привычки.

Она сказала:

– Готова поспорить, что вы многое знаете о природе Человека, мистер Чарльз. Не так ли? Вы должны мне как-нибудь рассказать о вашем опыте на поприще детектива.

– Купить пистолет за двенадцать долларов в баре... Что ж, может быть, однако... – сказал я.

Мы проехали пару кварталов в молчании. Затем Нора спросила:

– Что же с ней на самом деле происходит?

– Ее отец – сумасшедший: девушка полагает, что она тоже.

– Откуда ты знаешь?

– Ты спросила. Я ответил.

– Хочешь сказать, что ты гадаешь?

– Хочу сказать, что именно в этом ее проблема; я не знаю, безумен ли Уайнант на самом деле, и если да, то унаследовала ли она какую-то долю его безумия, однако она полагает, что ответ на оба вопроса утвердительный, и это заставляет ее откалывать всякие номера.

Когда мы остановились перед входом в гостиницу «Кортлэнд», Нора сказала:

– Это ужасно, Ник. Кто-то должен...

Я сказал, что не знаю: может быть, Дороти и права.

– Вполне вероятно, что в данную минуту она вырезает кукольные платьица для Асты.

Мы попросили доложить о нашем приходе Йоргенсенам, и после некоторой задержки нам предложили подняться. Мими встретила нас в коридоре, прямо у лифта, встретила с распростертыми объятиями и обильными словоизлияниями.

– Ох, уж эти мерзкие газеты! Они довели меня до истерики своей чепухой насчет того, что ты у порога смерти. Я звонила дважды, но внизу отказались соединить с вашим номером или сообщить о твоем состоянии. – Она взяла меня за обе руки. – Я так рада, Ник, что все это оказалось ложью, хотя вам и предстоит сомнительное удовольствие провести сегодняшний вечер с нами. Естественно, я не ждала вас и... Да ты побледнел! Тебя действительно ранили!

– Слегка, – сказал я. – Мне оцарапало пулей грудь, но ничего серьезного нет.

– И несмотря на это ты приехал на ужин! Это очень лестно, однако, боюсь, в то же время и глупо. – Она повернулась к Норе. – Вы уверены, что было разумно позволить ему...

– Я не уверена, – сказала Нора, – но он хотел приехать.

– Мужчины – такие идиоты, – сказала Мими и обняла меня. – Они либо делают из мухи слона, либо совершенно игнорируют такие вещи, которые могут... Впрочем, проходите. Давай-ка я тебе помогу.

– Мне не так плохо, – заверил я ее, однако она настояла на том, чтобы довести меня до кресла и обложить со всех сторон полдюжиной подушек.

Вошел Йоргенсен, пожал мне руку и сказал, что рад видеть меня в лучшем здравии, нежели то, которое изобразили в газетах. Он склонился над Нориной рукой.

– Если бы вы позволили мне отсутствовать еще с минуту, я бы закончил приготовление коктейлей. – Он вышел.

Мими сказала:

– Не знаю, где Дорри. Наверное, забилась куда-нибудь и сердится. У вас нет детей, верно?

– Нет.

– Вы много теряете, хотя временами дети могут доставлять крупные неприятности. – Мими вздохнула. – Полагаю, я недостаточно строга. Когда приходится ругать Дорри, она, похоже, думает, что я – настоящее чудовище. – Лицо ее просветлело. – А вот и второе мое дитятко. Ты ведь помнишь мистера Чарльза, Гилберт? А это – мисс Чарльз.

Гилберт Уайнант был на два года младше сестры и представлял собою длинного, неуклюжего светлого юношу восемнадцати лет; подбородок под его слегка обвислыми губами почти отсутствовал. Величина необыкновенно чистых голубых глаз и длина ресниц придавали его облику нечто девичье. Про себя я выразил надежду, что он перестал быть тем постоянно хныкающим занудой, каким был в детстве.

Йоргенсен принес напитки, и Мими настояла, чтобы я рассказал о перестрелке. Я рассказал, изобразив события еще более бессмысленными, чем они были на самом Деле.

– Но зачем он к тебе приходил? – спросила она.

– Бог его знает. Я бы и сам не прочь узнать об этом.

Полиция тоже.

– Я где-то читал, что когда преступников-рецидивистов обвиняют в том, чего они не делали – даже в незначительном проступке – то они переживают гораздо больше, нежели простые люди, – сказал Гилберт. – Вы думаете, это правда, мистер Чарльз?

– Вероятно.

– За исключением тех случаев, – добавил Гилберт – когда речь идет о каком-нибудь большом деле, ну, понимаете, о таком, какое они и сами хотели бы совершить.

Я опять сказал, что это вероятно. Мими сказала:

– Не старайся быть вежливым с Гилом, Ник, когда он несет чепуху. В его голове намешано столько всякого чтива. Дорогой, сделай нам еще по коктейлю.

Гилберт вышел за миксером. Нора и Йоргенсен перебирали в углу граммофонные пластинки.

Я сказал:

– Сегодня я получил телеграмму от Уайнанта. Настороженным взглядом Мими обвела комнату, затем наклонилась вперед и почти шепотом спросила:

– Что он говорит?

– Он хочет, чтобы я выяснил, кто убил Джулию. Телеграмма была отправлена сегодня в полдень из Филадельфии.

Она тяжело дышала.

– И ты собираешься заняться этим?

Я пожал плечами.

– Я передал телеграмму в полицию.

Гилберт вернулся с миксером. Йоргенсен и Нора поставили на проигрыватель пластинку с «Маленькими фугами» Баха. Мими быстро выпила свой коктейль и попросила Гилберта смешать ей еще один.

Он сел и обратился ко мне:

– Я хочу вас спросить: можно определить наркомана просто на взгляд? – Он дрожал.

– Очень редко. А что?

– Просто любопытно. Даже если это неизлечимый наркоман?

– Чем дальше он зашел, тем больше шансов заметить, что с ним не все в порядке, но зачастую нельзя быть уверенным, что дело тут в наркотиках.

– И еще, – сказал он. – Гросс говорит, что когда тебя ударят ножом, ты в первый момент чувствуешь лишь нечто вроде толчка, а боль приходит только потом. Это так?