На верхней площадке лестницы послышались шаги, распахнулись двери и в освещенном прямоугольнике показалась рослая фигура - стройный силуэт мужчины в коротком халате и сигаретой в руках.

- Эй, кто там? - спокойно окликнул он. - "Восточный ветер?"... Это вы мужики?

- Я. - глухо ответила она, подымая ружье.

- Кто - я?... Мартышка? Это ты?

Он чуть наклонился вперед, всматриваясь в сумрак холла.

- Я, Мартышка... А ты - первый, гад заразный! Получай!

Почти не целясь, она плавно и мягко нажала на спусковой крючок, ружье грохнуло, выбросило из ствола длинную и ослепительную струю пламени, отдача оказалась настолько сильной, что оружие вылетело из её рук.

От удара крупнокалиберной пули в бедро мужнину бросило спиной на косяк двери, он выронил сигарету и осел было на пол. Но он был очень крепок физически, смертельной опасности до конца не оценил и боль огнестрельной раны его не столько испугала, сколько разозлила. Он захрипел, оперся руками о пол, поднялся, шагнул к перилам и с трудом произнес.

- Ах, ты сука грязная... Ну, я тебе сейчас...

Он сделал несколько шагов вниз по ступеням и уже ничего не соображавшая девчонка метнулась к ружью, привычным рывком передернула затвор и закричала, сравая голос.

- Не подходи, гадина! Вы меня убили и я вас всех перебью! Не подходи!

Мужчина качался на верхних ступенях лестницы, он терял сознание и уже не был оласен.

Вторая пуля ударила его в пах, он пошатнулся, уцепился за перила, несколько секунд удерживался в этом положение, потом колени его подкосились, он упал на ступени и покатился вниз.

Не ощущая в себе ничего, кроме отупения, девчонка подхватила ружье, прошла через холл, взяла свою сумку и вышла на крыльцо.

Она постояла под навесом около минуты. Пелена мелкого дождя все так же висела в воздухе, за сеткой теннисных кортов молча стояли мокрые, почерневшие деревья. На грохот выстрела некому было реагировать: ближайшие дома находились отсюда метрах в трехстах, за стеной леса, а в домике охраны у ворот все окна были темны - сторожей не было.

Перехватив ружье за ствол, она прошла сквозь калитку и по асфальтовой дорожке зашла в глубь парка. Ей никто не попадался навстречу. Ей казалось, что в мире вообще больше никого не осталось - кроме неё самой и собственной боли.

Сознание и способность думать вернулись, когда она оказалась на берегу небольшой речки. Серебрянка - вспомнила она название речки. Она почувствовала, что все ещё держит в руках ружье - ствол был ещё теплый. Она сделала несколько шагов вдоль речки, размахнулась и забросила оружие на середину потока. Ружье шлепнулось в воду и, почти без брызг, - изчезло.

Она не знала, сколько прошло времени, и что происходило в этой неосознаваемой временной дыре, пока не определила, что сидит на скользкой скамье, её голова и плечи уже мокрые, а все тело трясет холодный озноб. Потом оглянулась и увидела, что оказалась на краю пруда и на противоложном берегу кто-то жег костер.

Все события сегодняшнего дня показались ей отстраненными, никакого отношения к ней не имеющие. НИЧЕГО - сегодня не произошло. Она - все так же студентка Архитектурно-строительного лицея, второй курс. И в комнате общежития её ждут подруги, а завтра надо идти на занятия. А вечером, если позовут, можно будет пойти и повеселится в теннисный клубе "Тайм-брэк", остаться там на ночь, что много лучше, чем в паршивом и скучном общежитие.

Потом она вяло подумала, что в одном из коттеджей теннисного клуба , на втором этаже лежит убитый человек. Он назвал её "Мартышкой". Он всегда так называл и её, и её подруг. "Мартышка" - с этим словом он и умер, получив пулю в яйца.. Даже не разглядел или не успел разглядеть, кто принес ему смерть.

Она ещё не знала, что с этого момента и уже до конца - так и будет видеть себя в двух образах - Мартышки и человека со своим именем, данным при рождение. Эти две женщины в одном теле буду существовать раздельно, и каждая из них будет видеть другую со стороны. У каждой будет свой характер, своя манера поведения и свои жизненные цели. Мартышка - умирает от смертоносной болезни, а та, другая, словно забывает о ней и продолжает жить, как ни в чем не бывало, все такая же веселая, открытая, красивая и беззаботная. Обе будут идти одной дорогой, но параллельными путями, никогда не пересекаясь. Сознание её раздвоилось - быть может она теперь начала существовать воспринимая действительность то правым, то левым полушарием мозга, если такое возможно с точки зрения физиолога-профессионала.

Один - готов, подумала Мартышка, - лежит с простреленной задницей. Но осталось ещё трое, которые тоже получат то, что заслужили. А её, Мартышку, - не найдут. Или найдут, но очень не скоро. Потому что, по счастью, перед визитом в медицинский центр "Знахарь", у них в лицее были часы физкультуры и она захватила с собой в сумке джинсы и кроссовки, в которых бежала кросс по парку. Пусть теперь ищут. Найдут лишь Галку Карташову, но та - "убогая деревенщина" - не при чем, и решительно не подозревает, что паспорт у неё украден.

Один поплатился, подумала она, осталось трое и не надо было выбрасывать в реку ружье. Но это не проблема.Так или иначе, ещё оставшиеся в живых трое мерзавцев расплатятся за все.

Она встала со скамьи и двинулась к выходу из парка. Уже через несколько минут из Мартышки она превратилась сама в себя и прикинула, что до утра надо было бы подготовиться к коллоквиуму по истории искусств: педагог Андрей Александрович Голубев обязательно подымет её с места начнет пытать, какая разница между романским и готическим стилем архитектуры и, чтоб не попасть впросак, следует сейчас в общежитие взять учебник и что-нибудь там вычитать.

О том, что педагог Андрей Степанович Голубев должен быть убит следующим, она не думала. Это были не её заботы, это были дела Мартышки.

Через полчаса она вышла из парка, миновала короткую улицу и оказалась возле своего общежития. На крыльце компания ребят курила, пили пиво, кто-то бренчал на гитаре и подпевал себе на английском - истый англичанин счел бы, что песня исполняется на забытом наречии племени зулусов.

...Андрей Голубев сидел у руля весьма немолодого "опеля" и сквозь ветровое стекло, которое заливал бесконечный дождь занудливого сентября, смотрел на неярко освещенный проспект. Неподалеку возвышалась могучая композиция "Рабочий и Колхозница". За серебристой вуалью дождя оба гиганты выглядели и сегодня так же внушительно, как более шестидесяти лет назад Рабочий, взметнув молот, шагнул в Будущее. Колхозница, приложив к молоту серп, тоже устремилась Вечность. Но, подумал Голубев, задуманного марш-броска в светлый коммунизм не получилось, погорячились их Вожди-атаманы, чего-то не додумали...

Голубев не прислушивался, что говорил ему сидевший рядом Олег Михайлович: старик был болтлив и внимать ему следовало вполуха.

Так вот, ни Рабочий ни Колхозница в светлое будущее не дошагали. Колхозница, надо понимать, превратилась в фермершу. Рабочий, со своими накаченными мышцами и молотом - подался, скорее всего, в рекетиры. Они, работяги, сообразил Голубев, и не могли никуда дойти - ведь стоит только представить, что оба железных мастодонта сделают из этой позиции второй шаг, как тут же повалятся друг на дружку, запутавшись в собственных ногах и устаревших средствах производства. Собственно говоря, быть может именно эту коварную мысль - падение при следующем шаге - и закладывала в свою скульптурную композицию великая Мухина? Но вряд ли... Вряд ли... Нет, она была искренна и конечно вложила в своих монстров с первобытными орудиями в руках - прямой и суровый смысл: вперед, в Будущее!

- Ты меня слушаешь, Андрюша? - обидчиво спросил Олег Михайлович.

- Да... Ты говорил, что мы много пьем. Все четверо.И уже превратились в зависимых от алкоголя людей.

- Какая чушь! - рассердился Олег Михайлович. - Я не мог трепать такой ерунды! Да все мы и всегда: секс-зависимые, пожрать-три-раза-в-деньзависимые, погодо-зависимые, авто-зависимые! В этих зависимостях и заключаются все радости жизни! Ты не слушал старшего товарища, а, как всегда, предавался философским мечтаниям! Ты меня оскорбил! - закончил он капризно.