– Итак, Кит, —серьезно сказал Уорбек, вернувшись к столу, – у тебя есть редкая возможность научиться править дилижансом.

– Ух ты!

Мальчик так стремительно выскочил из-за стола, что стул перевернулся и с грохотом упал на пол. Маленький черно-желтый терьер затявкал, добавив суматохи.

– Что это все значит? – потребовала ответа Филиппа, оправившись от потрясения. – Надеюсь, вы не всерьез намерены посадить пятилетнего мальчика на козлы дилижанса?

– Совершенно всерьез, – заверил Уорбек. – Иначе как же он узнает, что такое быть кучером дилижанса? Сегодня ему будет предоставлена возможность решить, так ли уж привлекательно это занятие. Возможно, он рожден для него. – На мгновение глаза его блеснули, выдавая мягкую насмешку, потом он повернулся и пошел к выходу, на пороге остановился и бросил через плечо: – Вы, мадам, можете составить нам компанию, если желаете.

Филиппа задохнулась от возмущения, но выбора у. нее не было, и она бросилась догонять Кита с Уорбеком.

– И как далеко вы намерены ехать? – спросила Филиппа, догнав Уорбека. – До самого Рэмсгейта?

– Да нет, зачем же так далеко, – Уорбек пожал плечами, сделав вид, что не замечает ее негодования. – Пять-шесть миль будет вполне достаточно, чтобы Кит понял, что к чему в ремесле кучера.

– А что потом? Будем добираться домой пешком?

– Нет, конечно. Кучер поедет за нами в кабриолете. Очень удачно, что в дилижансе сегодня нет стариков, а остальные не возражают, если ребенок немного позабавится. Вы можете ехать за нами с Мортимером Бадом или вместе с нами.

– Совершенно безумная затея! – воскликнула Филиппа, а про себя подумала, что это действительно здорово – проехаться на месте кучера.

Кит не стал ждать, чем закончится спор, и быстренЬ-й ко вскарабкался на козлы. Пассажиры один за другим забрались в дилижанс, четверо устроились на крыше, а помощник Мортимера Бада – на своем обычном месте, на высоких запятках.

– Поднимайся же, мама! – крикнул Кит, заметив, что Филиппа все еще колеблется. – Поедем с нами. То-то будет весело!

– Я не знаю… – Она нахмурилась и нерешительно посмотрела на Уорбека. – Неужели вы умеете править даже дилижансом?

– Вне всякого сомнения, – он усмехнулся и подмигнул ей. – Как, по-вашему, я ездил в Итон и обратно?

– Я не спрашиваю, умеете ли вы ездить в дилижансе. Мне интересно, умеете ли вы им править?

– Как раз это я и имел в виду. Я никогда не сидел внутри, только на козлах вместе с кучером. Прославленный Томми Браун разрешал мне править его дилижансом, когда мне было всего тринадцать.

– Вы что же, никогда и ничего не боитесь? – спросила Филиппа, против воли улыбаясь.

– Нет, почему же, есть вещи, которые очень пугают меня, – негромко и серьезно ответил Уорбек. – Например, я долго и отчаянно боялся, что никогда не увижу тебя снова.

Филиппа не нашлась, что ответить. Это был и ее величайший страх последних пяти лет – страх никогда больше не увидеть его.

– Боже мой, – прошептала она, – я тоже… я тоже…

– Мама, скорее! – снова позвал Кит. – Пора ехать!

Помощник кучера в превосходно сшитом сюртуке, который не стыдно было бы надеть на лисью охоту даже самому знатному джентльмену, свесился с запяток и Вежливо напомнил:

– Эймос Тафтон, к услугам вашей милости. Со всем уважением к вам и леди, самое время пускаться в путь, если мы не хотим выбиться из расписания. Мистер Бад известен тем, что никогда не опаздывает.

– Так вы едете? – спросил Уорбек.

Филиппа посмотрела на сына, гордо восседающего на месте кучера, потом на герцога и, пожав плечами, будто говоря, что совершает нелепейший в своей жизни поступок, решительно шагнула к дилижансу. Он казался громадным, как дом, с козлами на уровне второго этажа.

– Только не нужно лишнего риска! – взмолилась Филиппа.

– Мадам, вы будете путешествовать в обществе члена знаменитого клуба «Четверка гнедых», – произнес Уорбек шутливо. – Нас еще с пеленок учат управлять дилижансом. Это будет езда так езда!

– Как раз этого я и опасаюсь, – вздохнула Филиппа, забираясь с помощью Уорбека на козлы.

Корт лично еще раз проверил упряжь, вожжи и тормозные цепи, потом передал трость Филиппе и натянул перчатки. Наконец взяв вожжи и кнут, он вскарабкался на свое место. Для кучера со здоровыми ногами это не представляло никакой сложности, но ему для этого пришлось приложить усилия. Он скрипнул зубами от боли, пронзившей искалеченную ногу, но забрался на козлы сам. Корт знал, что сегодня ночью ему не даст заснуть мучительная, ноющая боль, как это бывало всегда, когда он не щадил себя. Но он не позволит давней ране превратить его в беспомощного калеку!

Корт оглядел пассажиров, ехавших на крыше. Фермер с красным, обветренным лицом, державший на коленях корзинку с пищащими цыплятами, два весельчака студента, должно быть, едущих домой на летние каникулы, и пышная красотка не первой свежести, раскрашенная слишком ярко, чтобы быть порядочной женщиной, – все они смотрели на него с разной степенью интереса. Корт по всем правилам отсалютовал им кнутом |и уселся поудобнее.

К этому времени на гостиничный двор высыпали горничные, официанты, коридорные, рассыльные, грумы и чистильщики сапог. Слух о том, что сам хозяин собирается править дилижансом, за несколько минут чудом успел разнестись повсюду, и даже кое-кто из лавочников оставил свое заведение, чтобы оказаться в числе зрителей. А уличная цветочница воткнула букетик фиалок в упряжь одного из коренников.

Наконец Корт кивнул грумам, державшим коренников под уздцы, и, как только те отступили, натянул поводья, чтобы почувствовать лошадей. Для упряжки это был знак приготовиться. Через несколько секунд Корт ослабил поводья, и лошади рванулись вперед.

Стук подков и грохот железных колес по булыжнику двора оглушительно раздались в тишине, полной ожидания, и зрители приветствовали выезд одобрительными криками. Натянувшиеся кожаные постромки заскрипели, дышловые цепи отозвались звяканьем и дребезгом, ворота распахнулись с натужным стоном. В довершение всей этой какофонии заливисто залаял щенок Кита. Тяжелый дилижанс, кренясь и подпрыгивая, выехал из ворот с вывеской «Восемь колоколов».

Вместо обычного медного рожка у Эймоса Тафтона был настоящий горн, и, пока дилижанс катился по Сент-Данстин-лейн, он успел сыграть «Правь, Британия» до конца, к полному удовольствию Кита. Упряжка быстро набирала, скорость, прохожие останавливались в изумлении, видя на козлах сразу :троих .седоков, в том числе хорошо одетую леди и ребенка.

Корт бросил взгляд на Филиппу. Одной рукой она придерживала шляпку, другую прижимала к груди. На ее прекрасном лице он прочел испуг и восторг, видимо, неожиданный для нее самой. Филиппа почувствовала его взгляд и, когда Корт снова посмотрел на нее, ответила сияющей улыбкой.

Когда позади остались домики Гиллсайда и упряжка вылетела на дорогу, ведущую в Рэмсгейт, Корт ослабил вожжи, и лошади пустились энергичной рысью к вершине высокого холма.

– Помнится мне, вы говорили, что переваливать через гребень нужно не торопясь! – заметила Филиппа, стараясь перекричать стук колес.

– Не волнуйтесь, – невозмутимо ответил Корт, – упряжка немного норовиста и горяча, пусть как следует разомнет ноги.

Он не придержал лошадей на гребне, и пассажирам показалось, что они не спускаются, а слетают с холма.

– Ура! – кричал Кит. – Быстрее! Быстрее!

– Нет уж, пожалуйста, не нужно быстрее! – запротестовала Филиппа. – Мы и так уже оторвались от земли!

Но глаза ее сверкали, щеки раскраснелись, и по всему было видно, что она захвачена этой стремительной ездой.

– Должен признать, не каждая упряжка может вслепую развить, такую скорость, – заметил Корт.

– Вслепую! – повторила Филиппа, округляя глаза.

– Успокойтесь, слепы только коренники, – объяснил он со смешком, – да и то потому, что они в шорах. Мистер Бад предупредил, что иначе они будут артачиться.

Дилижанс наконец спустился на дно долины. Оказавшись на ровной дороге, один из коренников впервые по-настоящему показал свой норов, все круче забирая к обочине и тормозя упряжку. Корт взмахнул кнутом, но только кончик ремня обжег круп животного. Коренник тотчас выровнял шаг. Почти незаметное для глаза движение запястья – и ремень снова оказался в руке Корта.