— Что-то слишком быстро оно у вас истощается.

— Почему вы так ненавидите меня?

Рональд запнулся, а потом выдавил:

— Я вовсе не ненавижу вас. Просто сейчас не лучший в моей жизни период.

И меня угораздило попасться ему на пути именно в этот период, подумала Оливия. И все же интересно, какой он в свои лучшие дни? Ох нет, лучше об этом не знать! Следующие его слова почти потрясли Оливию:

— Сеньорита Стюарт, я сожалею, что наше знакомство началось не лучшим образом. Мне жаль, что я не сдержался. Я очень переживаю за Патрика.

— И что мне теперь делать? — растерянно спросила она, ни к кому, собственно, не обращаясь, но Рональд ответил:

— Еще немного подождать. А что вы здесь делали до моего приезда?!

Неожиданно он протянул к ней руку и… вытащил из ее волос травинку. Рональд слишком долго и тщательно изучал ее, словно пытаясь в этой сломанной травине отгадать разновидность луговой травы, к коему принадлежал этот жалкий обломок. Оливия тем временем пыталась определить, нет ли в волосах еще травы. Утром она снова ездила с Карлосом на пастбища, и смирный мерин, которого ей выделил Карлос, фыркнул ей прямо в волосы. Рональд снова посмотрел на нее, и в его глазах она прочла удивление.

— Чем вы здесь занимались? — повторил он.

— Всем понемногу… Сегодня очень жарко. Может, хотите что-нибудь? Лимонад, морс, минеральная вода, кофе?

— Мате.

— О… — Замешательство длилось всего секунду, и Оливия улыбнулась: — Я знаю, это парагвайский красный чай.

— Вижу, что вы полностью освоились, — пробормотал он.

— Пойдемте в дом. — Оливия пошла к дому, Рональд пристроился рядом. — Этот напиток здесь пьют… ведрами! Очень много! Его впервые приготовили индейцы гуарани в Парагвае, он прекрасно бодрит и освежает, и его пьют через трубочку — бомбилью. Питье этого чая превратилось в Аргентине в ритуал, — протараторила Оливия и, взглянув на Рональда, улыбнулась. — Я ничего не упустила?

— Я потрясен. Но откуда это вы узнали?

— Карлос прочитал мне целую лекцию. Он сам пьет этот чай кувшинами.

— С каких это пор Карлос стал такой разговорчивый? — пробурчал Рональд себе под нос.

Он не обманывался насчет этих маленьких послаблений в виде приглашения выпить чаю. Ее гостеприимство было просто данью вежливости… или частью какого-то дьявольского плана, созревшего в ее милой головке. Рональд не хотел так думать — в конце концов, не отравит же она его? Но недоверчивость к женщинам так глубоко въелась в него, что он скорее был готов поверить в дьявольски хитрый план, чем в то, что гостеприимство Оливии вызвано другими причинами. И все же он согласился.

— Присаживайтесь, — пригласила Оливия, поставила воду греться и исчезла за открытой дверцей огромного шкафа. — Карлос все время куда-то переставляет коробку с мате, и мне всегда приходиться ее искать, — пояснила она, и ее голос звучал довольно глухо, словно она уже успела забраться внутрь шкафа. — Похоже, ему доставляет удовольствие заставлять меня искать эту коробку снова и снова.

Оливия «вынырнула» с большой жестянкой в руках и коленкой закрыла дверь. Водрузив ее на стол и послав Рональду рассеянную мимолетную улыбку, она принялась хлопать дверцами шкафов в поисках заварника и чашек.

— Иногда мне кажется, будто он решил, что я останусь навсегда, и поэтому предоставил мне огромные возможности для освоения кухни…

Рональд понял, что она жутко нервничает, иначе вряд ли пустилась бы в подробные объяснения, больше похожие на робкий лепет существа, насмерть перепуганного перспективой провести с ним наедине хоть какое-то время. Не выдержав ее метаний, он нетерпеливо поднялся и достал чашки и заварник с полки. При этом их руки столкнулись, Оливия невольно отпрянула и, избегая смотреть на него, пробормотала что-то невразумительное. Неожиданно Рональду стало смешно. Она — это еще понятно, но он-то отчего разволновался? Он, стараясь двигаться так же равномерно и спокойно, заварил чай и поставил две чашки на стол. Оливия осторожно присела напротив, и Рональд пододвинул одну чашку к ней.

— Я не… — потом она замолчала и ухватилась за ручку.

Тяжелая глиняная кружка казалась слишком массивной для ее тонких пальцев. Оливия подняла ее и снова поставила. Донышко глухо звякнуло, ударившись о твердую поверхность стола.

— Что-то не так?

— Все в порядке. Просто чай горячий. Мистер Даррелл, — начала она без паузы, — я хотела поговорить с вами. Я здесь уже три дня, — напряженным голосом произнесла она.

— И?..

— На сколько еще вы думаете откладывать мой визит в больницу? Я понимаю ваши опасения, но мне кажется, что чем дольше вы тянете, тем хуже. Думаю, Патрику пора узнать о моем приезде.

— Кажется, да.

Тон Рональда был настолько отстраненным, что Оливия не на шутку взволновалась.

— Ему ведь не стало хуже?

— Его состояние врачи оценивают как стабильное. Я хочу узнать о ваших планах. Сколько времени вы собираетесь пробыть здесь? Вы ведь не можете просто показаться ему на глаза и тут же сбежать!

— Я пока не решила.

Со двора послышался протяжный крик. Оливия напряглась, потом смутилась.

— О, простите, мне нужно идти. Всего минут на десять… Из-за вашего приезда я совсем забыла… В общем, я скоро…

Брови Рональда поползли в немом удивлении вверх, и Оливия поспешила ретироваться.

Конечно, это кричал Карлос, который уже битый час ждал ее в амбаре, а отчаявшись, напомнил о себе таким своеобразным способом. Оливия влетела в распахнутую дверь амбара и, едва не наступив на невозмутимую собаку Карлоса, испуганно отпрянула. Чудовище взглянуло на нее, и Оливия вдруг с удивлением обнаружила, что у пса удивительно добрые карие глаза, смотрящие на нее с печальным укором.

— Сеньорита, я уже почти час… — начал Карлос, но она быстро его перебила:

— Прости, Карлос, я нечаянно. Я как раз шла в амбар, но тут приехал мистер Даррелл…

— И вы про все забыли, сеньорита Ливи.

— Вроде того.

— Ладно, идите, я справлюсь без вас, — вдруг отчего-то решил проявить милосердие Карлос. — Тут дел всего минут на десять.

— Ну хорошо, — неуверенно отозвалась Оливия.

В доме ее ждал Рональд Даррелл и неизбежный разговор, ради которого она и проявила гостеприимство. Даррелл обладал эксклюзивным правом на организацию ее встречи с Патриком. Когда Оливия вошла на кухню, то обнаружила, что Рональд… спит. Его голова покоилась на сложенных руках, лицо было повернуто на Оливию, а глаза закрыты. Сначала она была уверена, что он либо просто отдыхает, либо притворяется. Сейчас он откроет глаза и скажет что-нибудь ехидное… Но Рональд и не думал открывать глаза, он продолжал спать.

— Кажется, я задремал, — хрипло произнес он и потер руками лицо.

— Вы спали почти полтора часа.

Оливия старалась все делать и двигаться по кухне очень тихо, чтобы не разбудить его. Наверное, чтобы на его лице подольше сохранялось умиротворенное выражение. Несколько раз глаза Оливии, словно притянутые магнитом, замирали на его лице, и каждый раз по ее спине катилась волна мурашек, а внутри живота что-то странно сжималось. Она пыталась определить источник своего странного состояния и не могла. Ей просто приятно было смотреть на него и все!

Рональд открыл глаза и несколько раз недоуменно похлопал ресницами. Потом его взгляд прояснился, но лицо пока не успело принять то жесткое выражение, к которому Оливия видела раньше.

— Послушайте, Даррелл, вы проголодались?

— Что? — Рональд взглянул на нее с недоверием, словно она предложила ему цианистого калия.

— Я спрашиваю, хотите ли вы есть? Обед почти готов.

Рональд подумал о том, что со вчерашнего дня ничего не ел, но это был не слишком весомый аргумент, чтобы остаться и обедать в обществе Оливии. Однако еще одним аргументом в пользу принятия этого предложения было то, что Лаура, его экономка и повариха в одном лице, сегодня отправилась навестить семью сына. Так что дома ему придется довольствоваться чашкой кофе, способной прожечь дыру в желудке — иного кофе он варить не умел! — пережаренной яичницей или сухим и жестким, как подошва сапога, куском вареной говядины.