— А я, мисс Кресси, как раз прибыл сюда, чтобы как-то договориться с вашим отцом насчет межей его участка. Может, мне и вас удалось бы убедить кое-чем поступиться?

— То есть вы мне предлагаете то же, что и отцу, — парировала его юная собеседница. — Никаких посторонних посягательств, не считая ваших собственных. Благодарю покорно, сэр.

И она, повернувшись на каблучке, сделала ему низкий шутливый реверанс. При этом из-под юбки на мгновение показалась узкая туфелька, и Стейси был окончательно покорен.

— Что ж, это только честный компромисс, — засмеялся он.

— Компромисс — значит кто-то должен уступить. Кто же это? — спросила Кресси.

Очарованный Стейси дошел уж до того, что счел ее реплику почти столь же остроумной, как и его собственные.

— Ха-ха! Это уж как скажет мисс Кресси.

Но его прелестная собеседница снова лениво прислонилась к дверному косяку и, забавляясь, мудро заметила, что это как раз дело посредника.

— Ну что ж. Допустим тогда, что для начала мы откажемся от Сета Дэвиса, а? Как видите, я неплохо информирован, мисс Кресси.

— О, вы меня пугаете, — мирно сказала Кресси. — Но он, насколько я понимаю, уже вышел из игры.

— В тот вечер, когда я танцевал с вами, он еще рассчитывал на выигрыш. Глядел волком и готов был меня съесть.

— Бедняга Сет! А ведь он был так разборчив в еде, — вздохнула остроумная Кресси.

Мистер Стейси покатился со смеху.

— Потом имеется мистер Дэбни — дядя Бэн, — продолжал он. — Этот тих, но хитер, а? Темная лошадка. Притворяется, будто берет уроки, а все затем, чтобы быть поближе кое к кому, верно? Готов снова стать школьником ради одной школьницы.

— Я, право, боялась бы вас, живи вы в наших местах, — с неподражаемой наивностью призналась Кресси. — Но только вы тогда, наверно, не знали бы так много.

Стейси принял это как комплимент.

— И еще есть Мастерс, — проговорил он многозначительно.

— Неужто Джо? — с тихим смехом подхватила Кресси и выглянула во двор.

— Именно, — подтвердил Стейси, улыбаясь довольно смущенно. — Я вижу, его сбрасывать со счетов, не следует? Он что, здесь где-нибудь? — спросил он, пытаясь проследить за ее взглядом.

Но она по-прежнему стояла, отвернувшись.

— Это все? — спросила она, выдержав паузу.

— Н-ну, есть еще этот надутый учитель, который перебил у меня тогда вальс, — мистер Форд.

Будь он совершенно хладнокровным, незаинтересованным наблюдателем, он бы и сбоку заметил, как вздрогнули ее веки и на миг все лицо ее — и глаза, и губы, и ямочки на щеках — словно замерло, как в тот вечер, когда учитель вошел в зал. Но он не был хладнокровным, незаинтересованным наблюдателем, и минутная перемена в ее лице прошла незамеченной. Румянец и обычная томная живость черт вернулись к Кресси, когда она снова посмотрела на своего собеседника.

— А вот и отец приехал. Вы, я полагаю, не против того, чтобы показать мне ваши методы, прежде чем применять их ко мне?

— Разумеется, — ответил Стейси, который был только счастлив заполучить такого прелестного и проницательного свидетеля в лице дочери человека, в обращении с которым он намеревался сейчас блеснуть всем своим тонким дипломатическим искусством. — Пожалуйста, не уходите. Я не скажу ничего такого, чего не могла бы понять и оценить мисс Кресси.

Бряцание шпор и упавшая тень Маккинстри с его ружьем, как бы отделившая Кресси от ее собеседника, избавили ее от необходимости отвечать. Маккинстри настороженно заглянул в дом, с облегчением удостоверился, что миссис Маккинстри не видно, и даже глубокие следы, оставленные на его смуглом, как у индейца, лице недавней потерей породистого бычка, несколько разгладились. Он бережно поставил дробовик в угол, снял пыльную фетровую шляпу, сложил ее и запихал в один из бездонных карманов своей куртки, подошел к дочери и, нежно положив ей на плечо изувеченную руку, не глядя на Стейси, проговорил:

— Что надо здесь этому человеку. Кресс?

— Пожалуй, лучше будет мне самому ответить, — бойко, сказал Стейси. — Я представляю банк «Бенема и К°», что в Сан-Франциско. Нами приобретен старый испанский титул на земли, частично приходящиеся…

— Обождите! — глухо, но отчетливо произнес Маккинстри. Он вытащил из кармана шляпу, надел ее, отошел в угол и взял свой дробовик, потом впервые посмотрел на Стейси дремучими глазами, как бы сквозь сон оценив всю его легковесную фигуру, затем презрительно поставил ружье обратно и, указав на дверь, проговорил: — Мы потолкуем об этом снаружи. Ты, Кресс, останься, будет мужской разговор.

— Погоди, па, — кладя ладонь на отцовский рукав, томно сказала Кресси все с тем же насмешливым выражением лица, — ведь у этого джентльмена знаешь какой конек? Компромисс.

— Какой это? — презрительно спросил Маккинстри, оглядывая двор в поисках мустанга какой-то неслыханной породы, по-своему истолковав незнакомое слово.

— Я просто хотел бы прийти с вами к полюбовному соглашению, — пояснил Стейси. — Надеюсь, что мы столкуемся. Пожалуйста, я не против, давайте выйдем, но, по-моему, мы и здесь ничуть не хуже можем все обсудить.

Щегольской костюм не сделал из него труса, но все-таки сердце у него заколотилось чаще при мысли о том, с каким опасным человеком он сейчас разговаривает.

— Ну, валяйте, — сказал Маккинстри.

— Обстоятельства дела таковы, — приободрился Стейси. — Мы продали часть этой земли, приходящуюся как раз на участок, из-за которого у вас спор с Харрисоном. Наша обязанность — ввести покупателя в мирное владение его собственностью. Ну и, чтобы не тратить времени впустую, мы готовы выкупить это право на мирное владение у того, кто может нам его предоставить. По нашим сведениям, это можете вы.

— Ежели прикинуть, что вот уже четыре года как я день и ночь дерусь за него с этими подлыми Харрисонами, то, пожалуй, выходит, вам солгали, — задумчиво сказал Маккинстри. — Да там, не считая того луга, где мой овин, всякая пядь по сто раз из рук в руки переходила; я поставлю столбы — они выдернут. По-настоящему там в моем владении акров пятьдесят, не больше, да и то только благодаря овину, а мне его постройка стоила одного человека, двух лошадей да вот этого мизинца.

— Уступите нам эти пятьдесят акров, и мы уж сами позаботимся взять остальное и отвадить Харрисонов, — мирно продолжал Стейси. — Вы ведь понимаете, стоит только вам мирно впустить нас со своей стороны, и Харрисоны уже становятся узурпаторами; а раз титул наш, шериф и его люди помогут нам против них. По закону.

— По закону? — задумчиво переспросил Маккинстри.

— Ну да. Так что, как видите, мистер Маккинстри, мы отнюдь не притесняем вас, а даже, наоборот, поддерживаем. Мы предлагаем вам хорошую цену за то единственное, что вы можете нам продать, — за фактическое владение. И при этом мы еще берем вашу сторону в вашей старой распре с Харрисонами. Их мы отгоним да вам же и заплатим за те спорные акры, что они у вас отнимали.

Мистер Маккинстри сонно провел четырехпалой кистью по лбу и глазам, словно страдая от головной боли.

— Так вы, значит, с Харрисонами и говорить не собираетесь?

— Мы вообще не намерены признавать их права в этом деле, — подтвердил Стейси.

— И ничего платить им не будете?

— Ни цента! Так что, видите, мистер Маккинстри, — великодушно заметил он, в то же время заговорщически улыбнувшись Кресси, — в нашей дружеской беседе не было ничего такого, из-за чего потребовалось бы выходить во двор.

— Вы так думаете? — ровным, глухим голосом проговорил Маккинстри, во второй раз поднимая глаза на Стейси: они были мутные, полные усталой настороженности, как у его загнанных породистых бычков. — Но все-таки здесь нет спокоя. — Он подошел к двери и вытянул свою злополучную руку. — Выйдем на минутку, если вы не против.

Стейси посмотрел удивленно, пожал плечами и с вызывающим видом шагнул через порог. Кресси все так же медленно и равнодушно подошла к двери.

— А что, — размеренно проговорил Маккинстри, оборачиваясь к Стейси, — что, ежели я откажусь? Ежели я скажу, что не позволю ни человеку, ни банку, ни этому самому компромиссу решать мои споры. Ежели я скажу, что какие они ни подлые, эти Харрисоны, какие ни наглые, им и не снилась такая подлость, низость и дрянь, как в этом вашем компромиссе? Ежели я скажу, что раз ваш хваленый закон и ваша культурная жизнь предлагают мне помои заместо покоя, то, по мне, уж лучше драка, и беспорядки, и шериф со всей его оравой? Что ежели я так скажу?