– То есть как до самоубийства, сколько ему было?

– Почему было?! – Вскинулся бывший полковник. – Он жив и дай бог, будет здоров, хотя на такое решиться…

Мужчина прикрыл глаза и опустил голову. Недобрая тишина повисла в комнате. Леонид Федорович выпил свою водку и поставил стакан на место. Бегман вздрогнул, вытер лицо и поднял голову.

– Лет пятнадцать назад я взял в свою опергруппу двадцатилетнего мальчишку, из которого получился прекрасный сыскарь. Храбрый, решительный оперативник, несколько раз раненый, награжденный орденами…

Бегман опять потянулся к бутылке, разлил оставшуюся водку, потом встал и отошел к окну.

– А тут в угоду сыночку одного местного чиновника его смешали с дерьмом. Этот сопляк решил стать Шерлок Холмсом, но чтобы сразу – в начальники и присмотрел себе место Кости. Вот его и… Меня на пенсию отправили, а его – в петлю. Гады, гады!

Чабанов неожиданно для себя почувствовал волнение, которое охватывало его перед приходом решения какой-нибудь ранее задуманной задачи.

« Черт, – сжался Леонид Федорович, – вот это идея!»

– А кто он, – Чабанов сохраняя видимое равнодушие, повернулся к Бегману, – расскажите мне о нем поподробнее, может быть, я ему помогу?

Свое появление в городе известный рецидивист Кот отметил двумя выстрелами в постового милиционера, сержанта Виктора Величко. Начальник опергруппы областного управления внутренних дел капитан Беспалов узнал об этом через полчаса после происшествия. Когда он приехал в госпиталь, Величко готовили к операции. Офицер, молча отстранив, ругавшуюся медсестру, прошел в операционный блок. Он шел к лежащему на операционном столе сержанту и не замечал, что его ботинки оставляют черные отпечатки на ослепительно белых дорожках операционной.

Главный хирург, держа на весу руки, на которые ему только что надели стерильные перчатки, направился было навстречу капитану, но на лице того было что-то такое, что врач, не дойдя пары шагов до Беспалова, остановился.

– Извините, товарищ капитан, надо было вам позвонить, но я немного не достал до него. – Раненый заговорил, не дожидаясь вопроса офицера, – Я же не знал, что он сразу начнет стрелять.

Беспалов, сдерживая дрожь в пальцах, смотрел в мутнеющие глаза сержанта и чувствовал растущую в груди боль.

– Да, – как будто вновь удивляясь этому, добавил Величко, – пистолет был взведен, поэтому я не успел. Мне бы еще шаг, и он бы не ушел, извините…

– Не волнуйся, Витя, в этот раз Кот от меня не уйдет. Скажи, я не понял, откуда он достал пистолет?

Капитан сам не знал для чего задал этот вопрос. Ему вдруг показалось, что сержант будет жить до тех пор, пока чувствует себя на службе.

– Из кошелки, обычной плетенной из вьетнамской соломки кошелки. Моя жена ходит с такой же.

Хирург двинулся к столу, кивнув операционной сестре.

Только тогда капитан понял, где он находится и пошел к двери.

– Спасибо, солдат, я не казни себя, этого зверюгу взять трудно. Выздоравливай.

Уже на пороге комнаты капитан обернулся и посмотрел на быстро чернеющие губы Величко.

« Это уже третий человек, убитый Котом, – он глотнул комок, – если они и в этот раз дадут ему срок вместо «вышки», я сам шлепну его.»

Пять дней капитан мотался по всем злачным местам, разыскивая бандита. На шестой – в управление позвонила женщина:

– Я его люблю, – заплетающимся голосом проговорила она, – а он с этой сучкой третий деннь возится, пугните его.

Дежурный совсем было хотел отделаться обычным советом: «разойдитесь», как женщина крикнула:

– Она же малолетка, зачем ей этот старый паскудник Кот?

Едва дежурный понял, что она сказала «Кот», как взмок от неожиданной удачи.

– А где он, – милиционер кашлянул и поправился, – они?

– Да, тут, на Баха тридцать восемь, в двадцатой квартире, где живет ее сестра.

Женщина что-то бормотала себе под нос, пересыпая слова бранью и подробностями деяний Кота. Дежурный говорил с ней, а сам давил кнопку телефонного вызова начальника опергруппы и боялся, что незнакомка сейчас поймет, что делает и кинется предупреждать бандита.

– Извините, сами-то вы где? – Он был готов выслушать всю историю ее жизни, лишь бы незнакомка не бросила трубку.

Беспалов ответил так, словно ждал этого звонка.

– Кот, – дежурный не успел произнести адрес, как услышал, что капитан вызвал группу захвата.

«Сам поедет», – позавидовал храбрости и силе Беспалова милиционер, но тут ему в голову пришла мысль об ошибке.

– Господи, – сказал он вслух и обрадовался, услышав в трубке городского телефона заплетающийся женский голос, который продолжал что-то говорить. – Мы вам обязательно поможем, быстро поможем, только скажите: «Как его зовут?»

Дежурный представил себе, что ему будет за ложный вызов опергруппы и даже закрыл глаза.

– Микиша, Толька Микиша, я с ним еще в школе была, а он с этой соплячкой бодается…

Дежурный перевел дыхание – это был Кот.

Беспалов сам сидел за рулем оперативной машины. Он вел ее без звукового сигнала по осевой линии, надеясь на свое умение и реакцию. Через десять минут группа была у дома на улице Баха. Троих оперативников капитан поставил под окна квартиры.

– Если спрыгнет с оружием, бейте его без слов, – приказал он, – Кот взбесился, и мы не имеем права с ним чикаться.

К двери подошли тоже втроем. За спиной капитана стоял его новый заместитель, несколько месяцев назад пришедший в милицию бывший секретарь райкома комсомола, мастер спорта по самбо Сергей Морозов.

– Его дружки – ваше дело, – Беспалов обернулся к товарищам. – Кота буду брать сам, разве только он сразу шлепнет меня, а так – не суйтесь и не путайтесь под ногами. Ну, что?

На мгновенье он остановился перед дверью:

– Церемониться времени нет, в крайнем случае новую поставим, – с этими словами капитан резким ударом ноги вышиб входную дверь и кинулся в квартиру. Из гостиной доносились стоны. На развернутом диване, покрытом сбившейся простыней, лежала худенькая, лет двенадцати – тринадцати, девчонка. Ее ситцевое платье было скомкано на шее, а над грудью качалась лохматая голова Кота.

– Падла, – он узнал Беспалова и кинулся к брюкам.

Капитан ударил его ногой. Бандит врезался в стену, но тут же снова кинулся к милиционеру. Тот, одновременно видя идиотскую от наркотического опьянения улыбку девчонки и белые от ярости глаза убийцы, представил себе на мгновенье, что все это может повториться и нажал на курок. Пуля швырнула Микишу к стене, он еще успел удивиться, но второй выстрел остановил сердце Кота.

– Вот и встретились, – сказал Беспалов, поднял опрокинутый стул и сел. Кровь забрызгала стену и вычернила простынь, на которой с той же приклеенной улыбкой все еще лежала полуголая девочка.

– Опустите ей платье, – заорал Беспалов, чувствуя, что сейчас произошло что-то неповторимое.

Морозов резким движением прикрыл впалый живот и острые коленки последней партнерши бандита Анатолия Микиши и, не глядя на своего начальника, отошел к окну.

Когда вернулись в управление, капитан сел писать отчет об операции по обезвреживанию опасного рецидивиста Кота, а старший лейтенант Морозов – рапорт о превышении командиром опергруппы разумной обороны. «Я бы взял его живым, чтобы судить советским, народным судом», – закончил свое произведение молодой милиционер. Потом он встал, подошел к Беспалову и протянул ему бумагу.

– Потом, – отмахнулся капитан, – дай закончить этот «роман» .

– Нет, – возразил заместитель, – это касается вас.

Беспалов, недоуменно глядя на молодого человека, взял лист, пробежал глазами ровные строки, поднял брови:

– Не понял? – Он снова опустил глаза к бумаге, прочитал внимательнее, осмотрел со всех сторон и положил на край стола.

– Больно ты прыток, комсомолец, у нас – война, и дерьмо сразу видно. Вот ты после первой крови и всплыл.

– Я написал правду, вы вели себя не как советский милиционер, а как палач, убийца.