— Отнесите брата Рафена в Зал Саркофагов, — приказал верховный жрец. — Найдите ‘Прикосновение Багряного Рассвета’ и поместите его внутрь.

Нахмурившись, Лемартес отошёл от стола и позволил сервиторам забрать корчащееся тело Кровавого Ангела.

— Это лишь продлит его страдания, сделает смерть в два раза мучительней. Жрец, где же твоё милосердие?

Корбуло посмотрел Хранителю Заблудших в глаза.

— Капеллан, сегодня никто не умрёт. Я не позволю.

Великий зал был странной смесью хосписа и скульптурного сада. Усеянный резными камнями, которые венчались огромными похожими на сферы изваяниями из золота и меди, Зал Саркофагов пульсировал, словно живое существо. Ряды толстых проводов и акведуков змеились от одного шара к другому, а другие трубки собирались в гроздья, что исчезали среди решёток железных плит пола. Над головой системы жизнеобеспечения наростами свисали с украшенных серебристых стоек и входили в щели на верху каждой сферы.

Здесь тоже пахло кровью и камнем, но почему-то здесь запах был не таким резким, как в башне. Там он означал смерть, а здесь — новую жизнь, возрождение.

Многие из золотых сфер были заняты, и о каждой заботился неусыпный слуга, который постоянно трудился, регулируя потоки генетически активных фильтров и состояние питательных трубок. Корбуло осмотрел ближайший саркофаг, он хорошо его знал. То было ‘Белое Солнце Ангела’, один из старейших саркофагов в распоряжении ордена, который выковали десять тысячелетий назад во времена Великого крестового похода до Ереси Гора. ‘Белое Солнце Ангела’, как и все сферы вокруг, было шедевром машиностроения, столь продвинутым, что даже технодесантники под руководством брата Инкараила не могли полностью постигнуть тонкости его работы. Это было произведение искусства в той же степени, что и устройство для воссоздания людей. В каждой из действующих сфер лежал кандидат, погруженный в амниотическую жидкость; изменители и катализаторы, содержавшиеся в ней, трудились над генетической структурой, перестраивая в теле клетку за клеткой. В сочетании с мощными технологиями имплантации, используемыми Адептус Астартес, эти механизмы могли даровать обычному человеку величие Кровавого Ангела.

Кандидат, который вошел в саркофаг смертным, однажды выйдет из него воином Сангвиния — конечно, если не умрет в процессе изменения.

Некоторые Кровавые Ангелы, когда их не ждали обязанности и не звала битва, приходили в Зал Саркофагов и дремали внутри тех самых сфер, в которых их некогда оживили. Многие, в том числе и сам Корбуло, верили, что подобными периодическими возвращениями в утробу своего возрождения, проводя время в единении с кровяными фильтрами, можно очистить душу и отсрочить возможный приход Гнева и Жажды. Устройства могли не только менять людей, но и исцелять их.

Верховный жрец надеялся, что они смогут спасти жизнь брата Рафена.

Корбуло шагал среди сфер, пока не нашёл ‘Прикосновение Багряного Рассвета’ — прекрасный экземпляр самых благородных саркофагов, сделанный из белого золота и платины, отделанный медью и отполированный, словно стекло. Как и ‘Белое Солнце Ангела’, он был создан в дни до Ереси и с тех пор всё время служил ордену, любовно опекаемый легионами илотов и кровавых сервиторов. Легенды гласили, что ‘Прикосновение’ был одним из нескольких саркофагов, которые были на борту кораблей флота Кровавых Ангелов во время битв самого Великого Крестового Похода.

Салил надзирал за слугами: они поместили Рафена внутрь, и приготовления почти завершились. Каналы эксангвинаторов и проводников живительной влаги были закреплены в плоти Ангела, кровяные насосы наполнены и готовы к работе.

Верховный Сангвинарный Жрец провёл руками по открытой створке сферы. Внутри на поверхности саркофага были выгравированы бесчисленные линии крошечных слов на Высоком Готике, каждое было именем брата, которого здесь оживляли. Корбуло просмотрел свиток чести и в конеце нашел имя Рафена.

Верховный жрец кивнул и поднял взор — и увидел, что на него смотрит Рафен, который смотрел осмысленно впервые за многие дни. (мб чей взгляд был осмысленнен…?)

— Брат-сержант…?

Рафен схватил его за руку.

— Я вижу… — прошептал Ангел, — вижу… его.

— И он направит тебя, — сказал жрец, давая Салилу сигнал закрывать саркофаг, — к жизни… Или куда-то ещё.

Глаза Рафена закатились, а его рука обвисла, когда сфера захлопнулась, словно цветок. Корбуло услышал бульканье втекающих внутрь жидкостей и треск металла, когда давление резко изменилось.

Салил отвернулся.

— Что теперь?

‘Прикосновение Багряного Рассвета’ мерцал, словно драгоценный камень.

— Мы будем ждать, — сказал Корбуло, — и позволим линии крови сделать своё дело.

Они вышли из зала, и никто из жрецов и не подумал посмотреть на галерею наверху: мысли об этом были изъяты из их разумов и отброшены прочь. Там стояла одна фигура, невидимая ни им, ни кому-либо другому, наполовину скрытая в тени, и наблюдала. Сверхъестественная аура делала его призраком, а именного этого смотрящий и хотел.

Мефистон, Повелитель Смерти, библиарий и главный псайкер ордена Кровавых Ангелов, склонился с балкона и всмотрелся внутрь саркофага Рафена, прислушался к суматохе разума внутри.

И увидел пламя, и боль, и цвета чистой муки. Руки псайкера словно когти впились в каменную балюстраду галереи так, что костяшки побелели. Психический след Рафена танцевал, словно застывший огонёк в урагане, вечно на грани угасания, но сопротивляющийся изо всех сил. Мефистон устремил свой разум глубже в лабиринт ощущений, чувствуя мысли Рафена.

Ангел был заперт в судорогах кошмарного лихорадочного сна, сводящего с ума прилива боли, который воплотился в палящем зное и удушливой пыли. Мефистон мог ощутить личность воина, прикоснуться к её отзвуку. Он лицезрел долю того, что видел сам Рафен: нереальный, кошмарный пейзаж ужаса и разрушения. Он увидел поле брани, заваленное высокими холмами из выпотрошенных трупов, что омывали озёра свежепролитой крови.

Изъян. Мефистон понял, что это могла быть лишь сила гено-проклятья. Внутри каждого Кровавого Ангела таилась тьма, которой кровь примарха даровала ужасную свободу. Её сила ошеломила псайкера, и воспоминания всплыли на поверхность, угрожая осквернить чистоту телепатической связи — память об улье Аид и собственном путешествии к безумию Гнева.

Мрачный Мефистон убрал незримые щупальца психической силы из беспокойного разума младшего воина. Сейчас он ничем не мог ему помочь.

Обрывая последнюю связь, библиарий увидел в кипящем разуме Рафена ещё один образ — отстранённой крылатой фигуры, что была облачена в величественный золотой доспех и наблюдала издалека. Судила его.

— В укрытие!

Брат-сержант Кассиил услышал разнёсшийся по посадочному отсеку звездолёта ‘Гермия’ крик и отскочил за опорный столб как раз тогда, когда сквозь атмосферный щит пронёсся алый ‘Буревестник’ и рухнул на палубу. От удара по стальной палубе под ногами прошла дрожь. Ангел вздрогнул, когда отсек наполнился растущим воем: переднее шасси корабля сломалось, и он, прорезая в палубе борозду, скользил на волне жёлтых искр. Гордая крылатая слеза крови на дымившемся носу была покрыта царапинами.

‘Буревестник’ замедлился и наконец-то замер, чтобы миг спустя вокруг засуетились десятки слуг легиона, тащивших баллоны огнетушителей. Кассиил безмолвно выругался по-ваалитски и направился к повреждённому кораблю. Он видел, как за ‘Буревестником’ подобно огромному зрачку закрывается главный шлюз: кусок зелёной планеты исчез из виду. Больше сержант не увидит мир по имени Нартаба Октус, больше его не увидит ни один человек. Последние немногочисленные десантные корабли заходили на борт, пока ‘Гермия’ поднималась на высокую боевую орбиту. Оттуда оперативная группа ‘Игнис’ и Кровавые Ангелы на борту завершат свою работу. Приказы ясны, подписаны самим Сангвинием и скреплены печатью Магистра Войны Гора Луперкаля.