Повеяло запахом, от которого сразу же стало неуютно, – больницей, что ли? Этот странный запах медикаментов, хлорки и диетического питания.
Ладно, всякое в жизни бывает! Леха тронул машину, выворачивая от обочины.
– Вам как, просто кафе или с живописным видом?
Мужчина медленно оглянулся. Задумчиво поморгал, словно никак не мог оторваться от каких-то своих мыслей, и так же медленно кивнул:
– С живописным.
Он еще немного подумал и стянул с головы черную вязанку. Под шапочкой оказался совершенно лысый череп. И свежие, едва-едва схватившиеся швы, с еще не рассосавшимися стяжками нити, – длинные, через всю голову.
О господи… чем же его так?!
Какая-нибудь опухоль мозга? Да, тут станешь психом. Леха ободряюще улыбнулся – и мужчина наконец-то ответил вежливой улыбкой.
– С живописным видом и… и лучше всего рядом с какой-нибудь многоэтажкой, – робко попросил он. – Если можно…
Руки на руле дрогнули, «девятка» вильнула, но Леха тут же выровнял ее. Покосился на парня уже без всякой улыбки: шутки у него такие черные?
Но нет, мужчина уже не улыбался. Если и шутил, то играл безупречно…
Леха стиснул зубы, играя желваками. Да, повезло с попутчиком. Хотел приятное человеку сделать… Самоубийца хренов! И так погода хоть вешайся, так еще и этот остряк-самоучка…
Сошлись на Штукадюймовочке.
Ну, официально-то это безобразие числилось как памятник Новой России. Но почему-то официальное название не прижилось.
Может быть, потому, что из-под рук горского ваятеля Новая Россия вышла стометровым бронзовым мужиком: нескладным, с близко сдвинутыми свинячьими глазками и утиным носом, в непонятного кроя деловом костюмчике и с компьютером под мышкой.
Причем не ноутбук, а планшетка. И нес ее человек очень странно – экраном не внутрь, а наружу. На узкой рамке вокруг экрана даже клавиши со стрелками есть. Бронзовый истукан придерживал планшетку снизу, и расслабленный большой палец завис как раз над той клавишей, что со стрелкой назад. Жаль, изображения на экране не было. Поленился горский ваятель…
Хотя говорят, не для того планшетка была взята вместо ноутбука. И экраном не просто так вывернута наружу. И кнопочки не просто так. На рамке еще планировали и название фирмы дать – да в цене не сошлись… Слишком много захотели. Экран-то получился самый крупный в мире, дюймов под тысячу. Самсунг отдыхает, Сони нервно курит на лестнице, Эл-Джи удавилась от зависти…
Впрочем, странного пассажира соблазнило не это безымянное великолепие, а голова истукана. Голова у Новой России пустая. Левый глаз застеклен, за ним – крошечное кафе. В правом – балкон, смахивающий на чирей, там смотровая площадка: «Взгляните на Москву из России!»
Мужчина прилип к стеклу дверцы и все глядел, глядел туда… Впереди уже показалась бронзовая лысина Новой России, и тут он что-то тихо сказал.
– Что? – не расслышал Леха. Мужчина повернулся. Глаза у него были… дикие – это очень мягко сказать.
– Как они могут жить… – пробормотал он, глядя куда-то сквозь Леху. – Улыбаться… Радоваться… Смеяться… Как они могут?…
Леха тяжело вздохнул и уставился на дорогу.
Вот тебе и поговорили. Вот тебе и помощь, чтобы лучше влиться в этот непонятный гражданский мир, ползущий куда-то к одному ему ведомой цели… Зря все-таки решил его подвезти. Но ничего, почти приехали. Еще минута… Переключился светофор, и пришлось встать. Слева по зебре пошел класс школьников. Первоклассники, от силы второклашки. Карапузы карапузами, Впереди и позади шли две упитанные тетки, подняв красные флажки. И тут пассажира прорвало.
– Маленькие ублюдки! – зашипел он, и его руки, все это время безжизненно лежавшие на коленях, сжались в кулаки. – Маленькие гребаные ублюдки!
Леха открыл рот, но так ничего и не сказал. А что тут скажешь?
– Писклявые твари! – все выплевывал мужчина в лобовое стекло, за которым шли карапузы. – Тупые злобные твари…
Леха поглядел на мужчину, перевел взгляд на карапузов, уходящих на правый тротуар – одна девочка радостно улыбнулась и помахала рукой, дурачась, – и снова на мужчину.
Он тоже повернулся к Лехе.
– Знаете, почему у них такой невинный вид? Беззащитный… – сказал он, прищурившись.
Леха покосился вперед – метров двести до бронзового истукана осталось, можно и потерпеть – и нейтрально пожал плечами.
– Маскируются, – доверительно сообщил мужчина. – Если бы эти маленькие твари выглядели такими, какие они на самом деле, внутри… – он постучал пальцем себе по лбу, показывая, где именно внутри, – их бы убивали. Сразу после рождения.
Леха медленно втянул воздух через ноздри, уставившись на дорогу. Тронул машину вперед.
Пассажир еще что-то говорил, но Леха старался не слушать.
Спокойно, спокойно, уже почти приехали…
Вот и все!
Леха вжал тормоз, машину дернуло туда-сюда.
– Приехали!
Давненько он не произносил это слово с таким удовольствием!
Мужчина вздохнул и полез во внутренний карман.
– Да не надо, – сказал Леха. – Идите… Ну давай же, давай! Иди уже!
Мужчина вылез, но не спешил захлопывать дверцу. Так и стоял, взявшись за ручку, пригнувшись к машине и глядя внутрь, ловя Лехины глаза. И в его лице…
Он все смотрел, ничего не говоря, и в его лице что-то творилось.
Леха вздохнул. Псих-то он псих, но тоже человек…
– Не нравится? – спросил Леха, кивнув на бронзового истукана за спиной мужчины. – До другого кафе подбросить?
Бывает, нужно человеку выговориться. Пусть и бред, но вот нужно. Очень нужно…
– Нет-нет, все нормально! – Мужчина выдавил улыбку. – Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Спасибо вам, вы… я…
Он сглотнул, на его глазах заблестели слезы. Можно подумать, его не до кафе довезли, а облагодетельствовали на всю жизнь. Все, пора завязывать с этим цирком!
– Удачи, – сказал Леха.
Потянулся через сиденье, намекая, что неплохо бы наконец закрыть дверь. Но мужчина не заметил.
– Спасибо, – пробормотал он, все стискивая ручку дверцы. – Вы… вы… я… вы… – Он хотел что-то сказать, но никак не находил слов.
Леха замер, растянувшись над правым сиденьем, кончиками пальцев дотянувшись до ручки с внутренней стороны. Неудобно в такой позе, но не захлопнешь же дверцу перед носом у человека, который хочет тебя поблагодарить! Явно до глубины души. Настолько, что вон, даже слов не находит…
Мужчина моргнул, сгоняя с глаз выступившие слезинки. Растроганно шмыгнул носом и вдруг выпалил:
– Легкой смерти! – Захлопнул дверцу и быстро пошел прочь, не оборачиваясь.
Леха зарычал. Вот сука! С ним как с человеком, а он… Кулаки сжались так, что ногти резали кожу ладоней. Хотелось вылететь следом и…
Спокойно, спокойно. Это всего лишь псих… Странный безобидный псих.
Но как же хотелось догнать и обломать козлу рога! Это же надо – «легкой смерти»… Вот сука…
Леха раздраженно тронулся, сразу разгоняясь и вливаясь в поток машин. К черту и этого психа, и этого бронзового истукана, и вообще… Прочь отсюда, и забыть обо всем этом! И поскорее!
Через пять минут уже въезжал на мост. Слева, за изгибом реки, снова показался Штукадюймовочка. Где-то там, в бронзовой голове, пил кофе этот псих…
Чертов памятник! Глаза бы его не видели! Леха поддал газу.
Впереди неторопливо полз огромный черный джип с затемненными до черноты стеклами и выключенной синей мигалкой на крыше. Леха пошел в обгон…
А глаза сами собой скосились влево. На бронзовый профиль Новой России. От него отделился крошечный силуэт и, раскинув черные руки-черточки, словно пытался взлететь, помчался вниз, все быстрее и быстрее…
Не в силах оторвать взгляд, Леха следил за этим крошечным силуэтом. Потому что это… это же…
Сработало боковое зрение: кто-то мчался прямо навстречу!
Пересекая двойную разделительную, с противоположной полосы летел навстречу оранжевый кабриолет с ядовито-лимонным верхом, по-европейски крошечный. На заднем сиденье маленькая девчушка, лет трех от силы, взобравшись на сиденье с ногами, глядела куда-то влево, в сторону Новой России, и тыкала в стекло пальчиком. Маленький рот открыт, она что-то говорила… Женщина за рулем смотрела туда же. Так же раскрыв рот от удивления, всем вниманием там, у далекого памятника, – пока ее игрушечный кабриолет, незаметно пересекая разделительную, выходил на встречную полосу.