Со вздохом он отбросил эти мысли, встал и подошел к простому умывальнику в углу комнаты. Возможно, некая ирония заключалась в том, что это крохотное помещение тоже вполне можно было назвать «камерой», но оно дарило тишину и спокойствие, а не тюремные муки. Тарик плеснул в лицо пригоршню холодной, с минеральным привкусом воды и взглянул на небольшое круглое оконце под потолком. На стеклопластике кислотой был вытравлен незамысловатый узор: орел с распростертыми крыльями и поверх него человеческий череп. Символ его ордена. При виде рисунка сердце Тарика сжалось: этот символ значил для него так много. Так долго он был всей жизнью Тарика — и в самые темные минуты своего заключения воин уже не надеялся увидеть его вновь.

Люди суровой и стойкой природы, характерной для большинства Астартес из ордена Орлов Обреченности, редко поддаются радости или волнению — и все же Тарик не мог отрицать, что в глубине души испытывает нечто весьма похожее на эти чувства. Вновь оказавшись дома, он ощутил странный восторг. Впрочем, радость возвращения изрядно омрачали мысли о том, что с ним будет дальше.

С того момента, как он совершил посадку на «Громовом ястребе», прошел один день. День, начавшийся угрюмым приветствием так называемого брата Зура. Тот не ответил ни на один из вопросов Тарика, лишь предложил ему спартанскую трапезу и комнату для отдыха. «Место, где ты сможешь поразмыслить», — сказал Зур. Тарик не мог не заметить, что, хотя дверь его покоев оставили открытой, в коридоре стоял вооруженный сервитор. И, даже не обыскивая комнату, воин знал, что под потолком скрыты аудио- и видеодатчики.

Братья пристально следили за ним. Иного он и не ожидал.

Должно ли это наблюдение его оскорблять? С одной стороны, да. С другой — Тарик понимал причину такой настороженности. Доверие — редкий товар в Империуме Человечества и щедро расходовалось лишь там, где были сильны узы братства и верности. Ордены Адептус Астартес являлись одним из таких мест, но, когда в их круг попадали пришельцы из внешнего мира — «пришельцы и чужаки», напомнил себе Тарик, — колодец изобилия истощался очень быстро.

Братья не доверяли ему, и причиной тому стала злая судьба.

Тарик мрачно подумал о выпавшей на его долю несправедливости, о вероятности дурного исхода, который в этой равнодушной вселенной был более чем реален. После Серека, где сержант и его отделение участвовали в сражениях с некронами и оказались вынуждены бежать с гибнущей планеты, он очутился на госпитальном корабле. Тарика погрузили в искусственный сон, чтобы его модифицированный организм быстрее оправился после неудачно прошедшей телепортации. Он проспал почти весь полет — до того момента, пока корабль не угодил в ловушку ренегатов. Тарик был слишком слаб, чтобы сражаться. Братья бежали, сочтя его мертвым, но сержанта захватили в плен. Затем эти сукины дети, Красные Корсары, продали его, словно бессловесную скотину, хозяину дайникианской тюрьмы. Месяц за месяцем, год за годом он оставался там вместе с другими пленниками-Астартес, захваченными на поле боя или числившимися в списках погибших. Забытые собственными братьями, они превратились в лабораторных животных, экспериментальный материал, служивший развлечением для этого исчадия Хаоса, называвшего себя Фабием Байлом.

Тарик ожидал, что умрет там, — но он был Орлом Обреченности, а Орлы Обреченности всегда ждут смерти. И все же, когда появился шанс вырваться на свободу, сержант вцепился в него что было сил. Тарик знал, что его служба Золотому Трону еще не закончена. В глубине души он понимал, что пока не готов к смерти — не на Дайникасе, не от руки Байла и его банды уродов-мутантов. Время Тарика еще не пришло.

В коридоре раздались шаги, а затем послышался голос.

— Тарик, — позвал Зур, — не хочешь присоединиться ко мне?

Орел Обреченности накинул форменную тунику и верхнюю робу, после чего открыл дверь.

— Мы куда-то идем?

Зур отрывисто кивнул:

— Я хочу тебе кое-что показать.

Они шагали по коридорам, и Зур прилагал максимум усилий, чтобы изучить своего подопечного, не оскорбляя при этом его чувств. Тарик выглядел так же, как его изображение в пикто-файлах или на снимках, сделанных сервочерепами во время сражений. Он держался, как и подобает Астартес, и без всяких напоминаний оказывал должные знаки почтения священным статуям. Статуи стояли на страже у каждых врат центрального коридора, который проходил вдоль всей окружности Орлиного Гнезда. Если уж об этом говорить, то при виде барельефа Аквилы — первого из Орлов Обреченности и избранного Второго Основания — Тарик казался почти растроганным. Зур, тоже глубоко склонившийся перед святыней, поднял голову секундой раньше, чем обычно, и внимательно рассмотрел согнутые плечи своего спутника.

В конце концов Тарик выпрямился и усмехнулся:

— Возможно, тебе следует воспользоваться песочными часами, брат. Это поможет измерить мое благочестие с достаточной точностью.

— Я не инквизитор, — ответил Зур чуть более поспешно, чем следовало.

Говоря откровенно, он уже задавался вопросом, как бы поступили представители Ордо Еретикус, знай они о Тарике и об обстоятельствах его возвращения, а также и об остальных Астартес, которых братья из ордена Кровавых Ангелов вытащили с Дайникаса. Провести месяцы, даже годы в темнице, которой заправлял один из самых знаменитых участников Ереси… Мог ли кто-нибудь — пусть даже один из лучших воинов Имперских Астартес — выйти оттуда незапятнанным? Мог ли космодесантник пережить такое, не поддавшись какой-либо порче? Продолжая размышлять над этим вопросом, Зур произнес:

— Ты здесь среди своих.

— Да уж, где найдешь лучших судей…

Тарик осмотрелся. Его пристальный взгляд быстро обшарил изогнутый коридор, галереи наверху и темные альковы, куда не падал свет люминоламп.

— Где остальные мои надсмотрщики? Неподалеку, как я понимаю.

Зур с трудом подавил желание последовать примеру Тарика и оглядеть коридор. Он прекрасно знал, что библиарий Трин находится где-то неподалеку и следит за ними обоими. Зур попытался представить, что Трин о них думает. Внешне два Орла Обреченности походили друг на друга, как родичи, хотя кожа на безволосой голове Зура была бледнее: наследие морских бродяг, от которых произошел Зур, — в отличие от Тарика, потомка высокогорного клана. Они оба сошли бы за эталонные образцы Сынов Аквилы, населяющих Гору Призраков, — но дело было не в наружности, а в том, что скрывалось под ней и намного хуже поддавалось исчислению. В том, что не измеришь и не взвесишь, — а именно это Зуру предстояло оценить. И если Тарик окажется недостойным, его ждет постыдная смерть — худшее, что может выпасть на долю Орла Обреченности.

Мимо прошла группа новобранцев. По их одежде и оружию Зур догадался, что они возвращаются с тренировочной вылазки в зону экваториального архипелага. Зур поприветствовал юнцов коротким поклоном. Новобранцы ответили тем же, но при этом старательно не замечали Тарика. Юноши обходили бывшего пленника, стараясь не встретиться с ним глазами. Зур заметил, как плечи Тарика напряглись, — однако тот ничего не сказал. Секундой позже он кивнул сам себе, как будто сделав какой-то вывод.

— Где мои люди? — спросил воин, не глядя на своего конвоира. — Прошло два года с тех пор, как я видел их в последний раз, и я постоянно думаю об их судьбе. Они еще живы?

Зуру дали четкий приказ: не говорить о бывших соратниках Тарика. Однако приказ этот не пришелся ему по вкусу. Совесть не позволяла воину проигнорировать вопрос Тарика. Спустя какое-то время он кивнул.

— Они живы, — сказал Зур.

На Сереке под командованием Тарика были опытные, крепкие космодесантники: братья Корика, Петий и Микил. Все они пережили нападение Красных Корсаров на фрегат медслужбы.

— Я хочу их видеть.

Зур покачал головой:

— Возможно, позже.

Тарик бросил на него гневный взгляд:

— По крайней мере, не лги мне, брат. Сделай одолжение.