— Проводите меня в замок! — приказал Корнелиус, — мои вещи отнесите в зеленую комнату! — прибавил он, обращаясь к Фрицу.

Новый ужас! Корнелиусу фон-дер-Вальку было не только известно, что думал старый дворецкий, но, по-видимому, ему был отлично известен и самый замок!

А между тем Шмит мог поклясться, что за всю его тридцатипятилетнюю службу при замке этот человек ни разу не был здесь. Но, может быть, он бывал здесь раньше? Тогда сколько же ему лет?

Шмит взглянул на загадочного человека, уже шагавшего, не спрашивая дороги, по коридорам замка — и поразился еще больше: три минуты тому назад, там, на крыльце, он дал бы ему лет 40-45, а теперь, при взгляде на его лицо, он не дал бы и тридцати: выдававшийся подбородок как-то подобрался, морщины в углах губ сгладились, глаза сверкнули юношеским блеском, встретив любопытный взгляд старика.

— Как вы думаете, сколько мне лет, господин Шмит? — произнес фон-дер-Вальк, останавливаясь, снимая шляпу и откидывая назад пряди густых черных как смоль волос.

— Я... я не думал об этом, ваша милость!.. — пролепетал старик.

— Нет, вы думали!.. Сколько же?

Шмит осмелился поднять глаза.

— Лет... лет двадцать пять...

— В самом деле?.. Посмотрите хорошенько...

Новый ужас! Лицо Корнелиуса постепенно изменяло свое выражение, черты его менялись — и теперь перед Шмитом стоял дряхлый старик.

— Господи!.. — прошептал дворецкий, невольно поднимая руку, чтобы перекреститься.

— Сколько же?.. Глядите!..

Шмит против воли снова должен был взглянуть на лицо Корнелиуса: на этот раз перед ним стоял человек лет сорока — такой же, которого он видел на крыльце.

— Так не знаете? — проговорил фон-дер-Вальк. — Ну, то-то же — и никогда не узнаете!..

С этими словами он двинулся дальше. Шмиту сильно хотелось бросить приезжего и, не оглядываясь, бежать из замка. Он, вероятно, так бы и попытался сделать, если бы их не нагнал в это время почтальон Фриц, несший багаж приезжего.

Всегда веселое, улыбающееся лицо Фрица было на этот раз серьезно. Он вопросительно взглянул на Шмита, как бы спрашивая его: «Ну что, видел?»

Очевидно, и Фрицу пришлось увидеть что-нибудь не совсем обыкновенное.

Тем не менее, никто из них не произнес ни слова. Корнелиус фон-дер-Вальк прошел в зеленую комнату. Здесь Фриц, получив золотой рейхсталер, был отпущен вместе с Шмитом — господину Корнелиусу пока были не нужны услуги дворецкого.

Только когда Шмит вместе с почтальоном очутились вне замка, оба они почувствовали, что язык их развязался.

— Что скажете вы, господин Шмит? — обратился Фриц к дворецкому.

— Что, Фриц?

— Кто такой, по-вашему, приезжий?

— Это может сказать только священник!

— Но вы останетесь в замке?

— Ни за что, хотя бы получил даже приказ его светлости!

— И отлично!

— А вы, Фриц, посмотрите, не обратилась ли данная вам золотая монета во что-нибудь другое!..

Фриц разжал руку — золотая монета сверкала по-прежнему.

— И все-таки, — воскликнул почтальон, — я не воспользуюсь ей — нет! Господин Шмит, я попрошу вас передать ее священнику.

Шмит с некоторой боязливостью взял деньги.

— И до свидания! Нам надо спешить! — добавил Фриц, взбираясь на козлы.

Оставшись один, Шмит прежде всего прошел в свою комнату, из окна которой давно уже глядела на все происходившее госпожа Шмит.

— Ну, что? — бросилась она к мужу. — Да что с тобой, Шмит?

Действительно, растерянный вид дворецкого сразу бросался в глаза.

— Госпожа Шмит, — торжественно произнес он, — нашему житью в замке пришел конец!

И Шмит, ежеминутно озираясь, вполголоса сообщил госпоже Шмит обо всем случившемся.

— Можем ли мы остаться в замке? — закончил он свой рассказ.

Госпожа Шмит задумалась. Затем она взяла золотую монету, отданную Фрицем, и, достав склянку со святой водой, покропила ее.

Монета осталась все такою же, какой была, к немалому удивлению дворецкого, со вниманием глядевшего на все действия своей супруги и нетерпеливо ожидавшего ее решения, так как от этого решения зависело все: к сожалению, господин Шмит не имел своей воли. Подумав еще несколько секунд, госпожа Шмит произнесла тоном, не допускающим возражения:

— Шмит, мы остаемся в замке!

Дворецкий только вздохнул.

— Ты сейчас отправишься к священнику и под строжайшим секретом сообщишь ему обо всем случившемся.

— Но если я понадоблюсь господину?

— Я сама выйду к нему!

Шмиту оставалось только повиноваться.

«Строжайшая тайна», сообщенная священнику, через час была известна всему Эйсенбургу. Мнения разделились: одни не доверяли рассказам дворецкого, другие находили, что с его стороны было крайне неблагоразумно оставаться в замке, несмотря даже на положительное приказание священника и решение госпожи Шмит. Но как те, так и другие с нетерпением ожидали дальнейших событий. Эти события не заставили себя ждать, но они были так необыкновенны и таинственны, что взволновали не только жителей Эйсенбурга и соседних деревень, но слух о них распространился даже в соседних княжествах.

Глава II.

Прошло пять дней со времени приезда Корнелиуса фон-дер-Валька в замок Эйсенбург. Понятно, что его личность возбуждала во всех громадный интерес. Но Корнелиус ни-кому не показывался: он целые дни проводил в замке, расхаживая по всем комнатам и часто пугая слух господина и госпожи Шмит своими тяжелыми шагами, гулко отдававшимися под сводами нижнего этажа замка, где было помещение дворецкого.

Раз Шмиту удалось застать его в портретной галерее замка, где он стоял, рассматривая древние изображения предков герцогского дома.

Старик Шмит хорошо знал эти портреты, равно как и самую родословную герцогской фамилии. Он сам часто с чувством благоговейного удивления смотрел на закованные в латы фигуры со строгими, суровыми чертами лица, припоминал совершенные ими великие подвиги или любовался пышной красотой дам, блиставших при дворе Конрадов или сопровождавших своих мужей во времена крестовых походов.

Корнелиус фон-дер-Вальк не только смотрел на эти портреты, но и говорил с ними, как с давно знакомыми, близкими ему лицами. Старик Шмит сам слышал это. Первый раз, когда он вошел в портретную галерею, фон-дер-Вальк стоял перед портретом рыцаря Вальтера.

Корнелиус не заметил дворецкого, и до ушей Шмита ясно долетели слова, обращенные этим загадочным человеком к портрету:

— Бедный, благородный рыцарь, — говорил Корнелиус, — я помню тебя таким, каким ты изображен здесь! Я видел тебя, когда ты привел толпы крестоносцев к стенам Константинополя, я видел тебя в битве при Никее, когда ты не хотел пережить гибели своих дружин, но тщетно искал смерти!.. В последний раз я встретил тебя при дворе « барона и защитника Гроба Господня»! Когда суждено мне встретить тебя еще раз?..

Шмит замер: не сошел ли с ума господин Корнелиус? Лично знать рыцаря Вальтера, прозванного Бессребренником! Но рыцарь Вальтер погиб после первого крестового похода!

В эту минуту Корнелиус фон-дер-Вальк расстегнул свой камзол и, достав висевший на золотой цепи крест, поднял его перед портретом. В глазах Шмита сверкнули драгоценные камни.

— Видишь ли ты этот крест, рыцарь? — говорил Корнелиус. — Вместе с тобой мы приняли его и вместе несли. Ты кончил уже свой путь, недолго осталось идти и мне!..

Корнелиус замолчал.

Шмит, потрясенный и взволнованный, выскользнул в коридор.

Он не знал, что ему подумать, но зато теперь он был уверен, что гость замка не служит нечистой силе! Иначе как бы мог он носить на себе святой крест?

Вечером Шмит сообщил об этом священнику. Тот долго думал, наконец, снял с полки какую-то толстую книгу, раскрыл ее и показал Шмиту изображение креста.

— Такой ли крест видели вы? — спросил он.

— Такой, как мне кажется! — отвечал Шмит.

Священник задумался снова. Он ходил большими шагами по комнате, в то время как дворецкий следил за ним внимательно, стараясь по его лицу угадать впечатление, произведенное этим необычайным сообщением.