Он сделал шаг к ней, надеясь, что она отступит назад, но то ли она не успела среагировать, то ли и не собиралась. Автомобиль промчался совсем рядом, разве что самую малость сбавив ход, и волна грязи из-под его колес, каскадом вылилась на них обоих.

Как в прошлый раз… За исключением, быть может, того, что тогда Кате все же досталось больше, чем ему. И того, что в прошлый раз это был «Жигуленок», а не громадный джип.

Весь день — псу под хвост! Все зря! Сейчас она выскажет ему все, что думает о парне, не способном защитить девушку от таких мелких жизненных неурядиц. Сейчас озорные искорки в ее глазах сменятся гневным пламенем… Вот оно, уже разгорается… Сейчас она оттолкнет его, назовет идиотом и устроит грандиозный разнос.

Нет, все! Хватит с него загрузок! Сейчас, придя домой, он вновь вернется к записанному анкеру, но больше не пойдет с ней на свидание! Хватит! Если за более чем двадцать загрузок у него ничего не вышло, значит не судьба. Придется поверить, что такой поворот просто не предусмотрен игрой, правила которой он научился обходить. Не просто запрещено правилами, а именно не предусмотрено!

Но все вновь пошло не так! Вместо того, чтобы наорать на него, Катя, вдруг, повернулась вслед удаляющемуся автомобилю и зычно крикнула в темноту весеннего вечера:

— Козел!

Взвизгнули тормоза джипа… Остановившись, машина дала задний ход.

— По-моему у нас проблемы… — задумчиво произнес Слава, уже предчувствуя, что домой придет с солидным фингалом, если не с парой сломанных конечностей. Нет, точно, придти домой, загрузиться и все, хватит с него этой Кати. Очаровательной, элегантной, умной, но порой делающей неожиданные и непонятные вещи. Немного сумасшедшей…

Но в то же время, в глубине души, он знал, что все равно вновь встретится с ней. Если в самом начале это было не более чем увлечением — очаровать девушку, загружаясь до тех пор, пока день не пройдет идеально, то затем переросло в глубокое и сильное чувство. Он любил ее… Поэтому сейчас сломанные конечности были гораздо более вероятны, чем просто подбитый глаз. За свою любовь нужно уметь постоять, даже если она этого никогда не узнает, так как вернувшись к анкеру он опять встретится с той Катей, которая еще не ужинала с ним в баре, не обсуждала Уилла Смита… И не грубила этим «новым русским» на джипаре!

Машина остановилась в паре метров от них. Передняя пассажирская дверца открылась и на мокрый асфальт ступила тумбообразная нога типичного «Спортивного костюма» — этакого спортсмена-рекетира. С небольшой задержкой второй точно такой же тип выбрался и с водительского места. Ситуация-с…

— Вы че там нам в след орали? — прогнусавил первый, не торопясь покрывая расстояние, отделявшее его от Славы. — Мне не послышалось?

— А х. ли с ними базарить? — не трогаясь с места заговорил второй, — Телка нас козлами назвала, за это надо ответить…

Все последующее произошло настолько быстро, что Слава не успел не то, что сделать что-то, но даже и толком испугаться. Такого не могло быть, просто-напросто по законам жанра. Быки должны были, просто обязаны, загрузить его по полной, набить стрелку, потребовать денег… Наконец, отмутузгать по полной программе и, быть может, забросить Катю на заднее сиденье джипа, чтобы завезти ее на какую-нибудь отдаленную дачу с глухим забором и охраной. В общем, одни должны были действовать так, как заведено, как принято в их среде, в этом мире… Слава не боялся их — чтобы они не сделали — существует анкер, к которому он всегда может вернуться. И тогда все! Никакого джипа, никаких братков, быть может, даже, никакой Кати.

Но они не стали действовать по правилам…

Водитель молниеносно достал из-за пояса что-то большое, отливающее вороненой сталью, и… «БАХ! БАХ!» Два выстрела слились в один, оглушив и ослепив своими яркими вспышками в темноте весеннего вечера. Первая пуля попала Кате в грудь, заставив отшатнуться назад, а вторая — довершила начатое, войдя точно в голову. Когда Слава обрел, наконец, способность видеть и осознавать происходящее, она уже мешком повалилась на землю, а зрачок пистолета смотрел ему в лицо.

— Не надо… — прошептал он, чувствуя, как сердце сбивается с привычного ритма, словно в страхе пытаясь забиться в дальний угол грудной клетки. — Не стреляй!

Если он сейчас выстрелит — это конец. Можно забыть об анкере, о Кате… О жизни! Чтобы загрузиться, чтобы исправить все это, он должен добраться до дома живым. Остальное — не важно…

— Гепард, ты чего, о. ел? — до второго «быка», наконец, тоже стало доходить происходящее. — Ты зачем?.. Какого?…

Дико вращая глазами он не мог даже найти подходящих слов. Каким бы крутым не пытался выглядеть этот браток, смерть, даже чужая, пугала его… Но своя пугала еще больше!

Водитель, носивший благородную кличку Гепард, не раздумывая перевел пистолет на приятеля и нажал на курок.

«БАХ!»

Ни эмоций, ни шаблонных слов вроде «Свидетели нам не нужны!» — просто выстрел. Все это проникало в сознание Славы, но как-то отстраненно, как будто через глухую перегородку. Словно это не он стоял сейчас с поднятыми вверх руками, забрызганными кровью его девушки, словно не на него был направлен пистолет… Как будто смотришь кино. Точно, кино, потому что в реальности такого быть не могло.

— Мир — Матрица, Славик. — произнес Гепард, опуская пистолет и зачем-то заглядывая ему в ствол. — Люди — батарейки.

— Что? — переспросил он, словно бы впервые слышал эту фразу, ставшую крылатой.

— Что слышал, Славик. Езжай домой и загрузись. Можешь даже взять мой джип…

«БАХ!» Гепард не заглядывал в ствол пистолета — это зрачок ствола заглядывал в его глаза. Заглянул, прицелился и выстрелил… Как будто пистолет мог стрелять сам? А почему бы и нет, ведь мир — Матрица. Безжизненное тело рухнуло на асфальт почти беззвучно. Дорога, уже неоднократно обагренная кровь, проливавшейся в различных разборках и авариях, с готовностью приняла новую жертву. Словно и не было человека по имени Гепард, который только что зачем-то застрелил двоих. Словно и не было этих двоих, не было даже Славы, в ужасе наблюдающим за тем, как расплывается по мокрому асфальту темное кровавое пятно, с трудом различимое в ночи.

Мир — Матрица. Люди — батарейки.

Оторопь сошла также внезапно, как и накатила. Пришло осознание того, что нужно что-то делать, вот только что именно — Слава пока не знал. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Всего происшедшего просто не могло быть, не просто не могло произойти с ним, как нередко думают жертвы бандитов или насильников, а не могло произойти вообще.

Эффект бабочки… Джипа не должно было быть — он появился вместо «Жигуля»… И Катя не должна была нахамить водителю — она должна была обругать его, ответить пощечину и послать его к чертям. И уж точно не должно было быть пальбы и трех тел на асфальте. И не должно было быть щемящего чувства, что бабочка — это он. Что из-за его игр с реальностью и началось ЭТО…

Нужно добраться до дома, а там — хоть трава не расти. Пусть эффект бабочки приведет к тому, что сдвинутся литосферные плиты, пусть разразится ядерная война! Пять минут на загрузку анкера, и все! Вновь будет пять часов этого дня — ясное солнце за окном и пение весенних птиц!

На ватных ногах Слава добрался до джипа и забрался за руль. До дома пешком — минут пятнадцать ходу, а он — весь в кровавых брызгах, о которых не хотелось и вспоминать. На машине он доберется минут за пять, если сумеет справиться с этим монстром — спасибо отцу, научил хоть примитивно, но рулить. Дорога пуста — еще несколько минут никто не заметит лежащих на асфальте тел, да и потом — пока вызовут милицию, пока то да се… Он успеет добраться без помех.

Мотор взревел, когда Слава, переключив ручку скоростей, чуть сильнее чем следовало, утопил педаль газа.

— Тише, родной, тише… — пробормотал он, пытаясь заставить себя чуть свободнее взяться за руль — не сжимать его до побеления костяшек пальцев.

Джип пошел ровнее, не вихляясь из стороны в сторону. Впереди заблестел свет фар и Слава, запоздало сообразив, включил аварийные огни. Медленно ползущий внедорожник, конечно же, привлечет внимание, но так, по крайней мере, есть хоть какое-то подобие логического объяснения. Раз мигает аварийка, значит что-то случилось. Не смертельно, ехать можно, так что не обращайте на меня внимания… Дорожная вежливость, как учил его когда-то отец.