деревьев, надрезаны и капают смолой в берестяные туесочки, похожие на бумажные стаканчики для мороженого. Всё это дело рук одного человека – лесника. Один человек может сделать грандиозно много, если он работает на совесть. А у немцев это еще сохранилось. Там, где у нас не управляются десять разгильдяев, над которыми стоят еще двадцать бездельников, у них – один работяга. Взять хотя бы переправу через Эльбу, в летней резиденции Августа Сильного. Стареньким, но очень опрятным катерком управляет такой же старенький, чистый немец. Он ловко, бочком проводит катер через реку, причаливает с поразительной ловкостью к пристани, набрасывает цепь на причальный столб, отодвигает железную дверцу и скидывает трап; он сам продает билеты, искусно выбрасывает сдачу из механизированной кондукторской сумки, помогает старикам и детям. И всё это без суеты, без задержки, без лишнего слова. У нас бы на этой работе было бы занято человек десять: машинист, водитель, кондуктор, контролер, бухгалтер, счетовод, начальник отдела кадров, директор, профорг, секретарь партийной организации. А над ними стояли бы контролер из Главка, контролер этого контролера и т.д.

Людей всюду, кроме Лейпцига, удивительно мало, но те, что есть, поддерживают необходимый порядок в хозяйстве своей страны. Порядок в речной службе, в гостиницах, в парках и оранжереях, в немногих действующих музеях, даже в развалинах. Восстановление идет крайне медленно – не хватает людей. Вместо восстановления разрушенных зданий, всюду – и в Берлине, и в Дрездене, и в маленьких городах – создаются улучшенные «Песчаные»*. Вообще, «Песчаная» – это символ нашего созидания. И не случайно все эти немецкие «Песчаные» носят название «Сталинских». Огромная Песчаная, возникшая в пустоте,- город Сталинштадт**, тут плавят привозную руду на привозном коксе. Сталин-аллее***- Песчаная, переместившая в Берлине историческое ядро города куда-то на окраину. То же и в Дрездене: хотя центр города представляет собой отличную строительную площадку, его не трогают; строительство идет на периферии – целые кварталы Песчаных.

____________________

* Песчаные улицы на северо-западе Москвы – с 1948 г. один из первых районов массового жилищного строительства.- Примеч. ред.

** Впоследствии, в 1961 г., переименован в Айзенхюттенштадт (что означает «город металлургов»)- город-порт на канале Одер – Шпрее, известный своим металлургическим комбинатом «Ост». В официальной восточнонемецкой прессе получил устойчивое определение «первый социалистический город ГДР» (заложен в августе 1950 г.).- Примеч. ред.

*** Впоследствии переименована в Карл-Маркс-аллее.- Примеч. ред.

Чудесный Мейсен с горбатыми, то взбегающими ввысь, то падающими вниз улицами. На входных дверях – древние эмблемы города, что-то медное, покрытое зеленым окислом, а рядом кнопки электрических звонков. Вид с высокой площади на громоздящиеся в ладном беспорядке красные черепичные крыши, на Эльбу, стянутую поясом современного моста. Медные ворота, наглухо скрывающие тайну маленьких дворов. В витринах обычный набор: «вильдледершу»* на эрзац-резиновой подошве, зеленые, с грубым начесом, мужские демисезонные пальто, посредственное дамское белье и чулки, приводящие наших туристок в шоковое состояние. Красивая площадь перед ратушей, отданная детям: спортивные снаряды, площадки для игр, множество ярких разноцветных флажков. «Детей надо приучать к яркому, праздничному»,- сказала мне по этому поводу одна немка.

Наконец, Лейпциг, подавивший наши слабые туристские души тем, что мы сызмальства связывали с манящим, запретным и сладостным словом: заграница. Кабачок Ауэрбаха, где бывал Гёте, и где, по утверждению Гёте, бывали и Фауст с Мефистофелем. Сцены из «Фауста» на стенах, гигантская бочка, медные клешни с электрическими лампочками, на застекленных стеллажах – книги отзывов в свиных переплетах и реликвии Гёте: волосы его возлюбленной, долговые расписки, неоплаченные счета. Да еще – жерло подземного хода, прорубленного студентами, чтобы тайком посещать Ауэрбахс-келлер…

1 мая… Сижу в гостинице. За моим окном трепещет флаг, красный с белым крестом. Не знаю, чей это флаг, и не уверен, что это известно вывешивавшим его немцам. Но немцам положено быть со всеми в любви и дружбе, и демонстрировать это при каждом удобном и неудобном случае, поэтому они где только можно вывешивают флаги: русские, английские, французские, шведские, новозеландские, польские, зулусские, бушменские, марсианские. Это свидетельствует о мягкости и миролюбии их демократического сердца. Невдалеке безумолчно звучит пионерский барабан, и с главной площади доносятся голоса, знакомые до зубной боли. Даже голоса становятся на один манер при тождестве строя…

Из какого сосуда ни пей мертвую воду, она может принести только смерть.

Из картин, виденных в музеях и замках (Цвингер пока еще закрыт) наибольшее впечатление произвело «Изгнание

____________________

* Wildlederschuh (нем.) - замшевые туфли. – Примеч. ред.

менял из храма» Луки Кранаха. Живописно вещь несобранная, но замечательная по характерам. Христос – это озверевший, неистовый еврей, сжимающий в мускулистой руке пук хлёстких розог. Апостолы – синагогальные уродцы, от которых так и прёт алчностью, честолюбием и уже нескрываемым желанием урвать как можно больше от Христова пирога. От Учителя и учеников крепко пахнет потом, мясом, кровью…

Всюду ощущается громадное уважение к своей стране, земле, ее прошлому, настоящему и будущему.

Очень хорошо делали «на плечо» и маршировали с четкостью, которая порадовала бы и Фридриха Великого, дружины по охране общественного порядка (кажется, так они называются). В их рядах, как выяснилось, находится немало эсэсовцев. Немцы охотно дают себя учить любезной их сердцу науке, охотно напяливают на свои плечи и до боли знакомые шинели, и, на худой конец, просто портупею. На первомайской демонстрации «ура» кричали только этим дружинам, чувствуя в них ядро будущих военных соединений.

Промелькнули Эйзенах, Гарц, Вернигероде. Мешанина видов, дат, имен. Под конец подвернулся какой-то Меланхтон*. После битвы при Вернигероде он остановился с друзьями-соратниками в доме на центральной площади городка, о чем оповещает мемориальная доска. Рядом с домом, где пировал Меланхтон, старинное здание ратуши, где теперь танцзал. В этом здании есть кабачок, тоже очень старый, прокопченный и засаленный.

Когда мы ехали по Гарцу, по неправдоподобно прекрасному Брокену (там шабашили гётевские ведьмы и где-то поблизости базировался Мефистофель), я ничего не уловил, кроме бесконечных известковых и песчаных карьеров да замков графа Вернигероде. Насколько я понял экскурсовода, этот граф раздолбал Мюнцера, что не мешает немцам чтить его память столь же высоко, как и память крестьянского вождя, быть может, даже больше, ибо немцы уважают победителей.

____________________

* Меланхтон Филипп (1497 – 1560) – немецкий протестантский богослов и педагог, сподвижник М. Лютера. Составитель Аугсбургского исповедания. За свою деятельность на педагогической ниве и за заслуги в создании новой системы образования от общинных школ вплоть до университетов получил звание «наставник Германии: (praeceptor Germaniae – лат.)- Примеч. ред.

Крепость Вартбург под Эйзенахом. «Подожди, скала,- сказал основатель крепости, одолев отлогую кручу,- ты станешь крепостью»,- отсюда и название Вартбург*. Дети и новобрачные подымаются к Вартбургу на осликах; когда-то на осликах сюда подвозили воду. Я видел одну юную пару, совершавшую подъем на четвероногом вездеходе. На месте новобрачного я бы прежде всего не женился и уж во всяком случае не стал бы утруждать крошку-ослика грузом этой большой и безрадостной бабы с толстыми, раскоряченными ногами.