Ее гнев испарился так же быстро, как и появился. Чувствуя спокойную убежденность, она поверила ему, человеку, которого никогда прежде не видела. Это было очень важно – поверить, что выживешь, – она сама это понимала.

– Сколько мы уже тут находимся? – как-то совсем по-детски спросила она. – Когда они к нам доберутся?

– Должно быть, прошло около часа после взрыва, а может, и еще меньше. У тебя на часах есть стрелки?

– Стрелки? – Энни с трудом поняла, о каких стрелках он ведет речь. – Зачем они?

– У меня электронные часы, да и разбились к тому же. А если у тебя на часах есть стрелки, и они не сломались, то мы сможем определить время на ощупь. Будем за ними следить – все-таки хоть что-то.

Его практичность удивила ее. Он, казалось, совсем не растерялся и не поддался панике. Энни закрыла глаза. Боль в голове и в боку не давала сосредоточиться. Наконец, собравшись с силами, она сказала:

– Мои часы здесь.

И шевельнула рукой, которую держал Стив. Она услышала его прикосновение на запястье, когда он нащупывал браслет, потом легкое металлическое позвякивание.

Это простое движение стоило ему больших усилий, но наконец, браслет расстегнулся, и часы соскользнули с ее руки. Стив не удержал их в своих пальцах, и они упали, звякнув где-то в темноте.

Тогда Стив, чертыхаясь, собрал все силы, напрягся всем телом, стараясь повернуться на бок, чтобы еще хоть на дюйм подвинуться к Энни. Он обшаривал землю у них под руками, но ему все время попадались только обломки камней, куски дерева, осколки стекла и пластика.

Энни терпеливо ждала. Наконец каким-то чудом пальцы Стива опять натолкнулись на браслет с часами, все еще хранящий тепло женской кожи. Он взял часы и ощупал гладкую поверхность стекла на циферблате. Оно оказалось целым!

Очень осторожно Стив стукнул по стеклу острым обломком кирпича, пытаясь разбить его. Потом стукнул еще раз, еще. Маленький стеклянный кружочек не желал разбиваться, и Стив почувствовал, что у него от напряжения намокли волосы, и по лбу побежали струйки пота. Это стало очень важным, важнее всего на свете – узнать, который час.

Если только он узнает время, они смогут продержаться. Стараясь рассчитать силу, он стукнул часами по кирпичу, а потом снова ощупал стекло кончиками пальцев. На этот раз оно, наконец, растрескалось. Тогда Стив положил часы на грудь и аккуратно вынул осколки. Нащупал кнопку завода, потом тоненькие, как волоски, стрелки.

Прикосновение к пальцу минутной стрелки было похоже на прикосновение насекомого. Он быстро отдернул руку.

– Половина одиннадцатого, – сказал он.

Они пришли в магазин к открытию, значит, прошло около сорока минут, а может, и меньше.

Стив передернул ногами. Он не знал, как глубоко они упали, но то, что им придется ждать долго, это он знал точно.

– Энни! – позвал он.

– Возьми меня снова за руку, – попросила она. Он сунул часы в карман пальто и вытянул руку. Их пальцы тут же встретились и сплелись.

– Так лучше, – прошептала она.

Стива внезапно пронзила острая жалость к ней. Ему захотелось взять ее обе руки, согреть все ее тело. Невозможность сделать это, собственное бессилие просто убивали его. Она сильно изранена, и если ей станет хуже, ну как он сможет помочь?

В это мгновение Стив понял, насколько важно для него то, что эта женщина оказалась рядом с ним. Кто знает, окажись он один, стал бы он бороться за жизнь?

– Энни, скажи мне, о чем ты думаешь? – спросил он.

– Ты знаешь, я вижу лица, слышу разговоры… И так ясно, отчетливо, – ее голос звучал сонно, как будто издалека. – Вижу и слышу все, что было раньше. Говорят, такое случается, а?

– Да. А что было раньше, Энни?

Она вспомнила прошлое Рождество, украшенную елку у окна. Бенджи, которому еще только два годика, удивленно открыл ротик, широко распахнул глазенки и тянется к ее сиянию.

– Сыновья… Вижу только их. Они растут, изменяются и все равно остаются детьми. Если своих детей нет, то этого не поймешь. Впрочем, мне кажется, что вообще мужчинам этого не понять.

– Ну вот, так-то лучше, – подумал Стив, уже не слушая, что она там говорит. Ее голос звучал увереннее, тверже:

– Пока детей не было, я об этом не думала. Даже когда мы решили, что у нас будет маленький, и потом, когда я была беременна, я не знала, что это будет значить для нас.

Когда ей пришло время рожать, она поехала в больницу с Мартином. И только много позже она поняла, что эти несколько дней, которые она провела в родильном отделении, полностью изменили их. Те юные Мартин и Энни, независимые и беспечные, остались в прошлом. В настоящем был их сын, их Томас, комочек из черных волос и красной плоти, со сморщенным сердитым личиком.

На всю жизнь она запомнила мгновение, когда он открыл свои глазки и посмотрел на нее.

В последующие за этим дни она почти физически ощутила, какая огромная ответственность за это крохотное существо легла на нее. Любовь к ребенку захватила все ее существо настолько, что порой ей казалось, что она парит над миром. Плач малыша ранил ее в самое сердце, а часы, когда ему было хорошо, переполняли всю душу никогда не испытанным наслаждением.

И снова Стив внимательно слушал Энни, захваченный какой-то необыкновенной нежностью, звучащей в ее голосе. А по-привычке продолжал думать:

– Ну-ну, это все хорошо известно. Она из тех женщин, которые расстегивают за обедом кофточку, чтобы сунуть грудь, пахнущую молоком, младенцу. Она почти наверняка ходит на лекции, чтобы узнать, как правильно воспитывать детей, а потом демонстрирует свои знания в педагогике перед восхищенными подругами.

Она из тех, кто только и говорит о своих детях. Ничто в целом мире ее больше не интересует!

Вдруг Энни удивила его, внезапно прервавшись на полуслове:

– Наверное, тебе все это кажется ужасно глупым. И таких женщин, как я, ты всегда считал просто недалекими, так?

Он даже улыбнулся про себя:

– Надо же, какая догадливая! – А сам ответил:

– Да нет, совсем не так. Просто мне этого, действительно, никогда не понять.

– Кэсс, наверное, тоже хотела ребенка, – полуутвердительно произнесла Энни.

Снова догадалась.

– Да, ты права, она хотела малыша. Время от времени мы говорили об этом. В последние месяцы перед ее уходом, насколько я помню, не часто, но с завидным упорством, она заговаривала об этом снова и снова. Жалко, конечно, что все у нас так вышло. Теперь мне кажется, я просто боялся, что она будет принадлежать кому-то еще, кроме меня. Мне хотелось, чтобы она всегда оставалась той Кэсс, которую я знал, которой обладал, а не чьей-нибудь матерью.

– Чьей-нибудь? – с осуждением воскликнула Энни.

…Он вспомнил один вечер, очередной разговор на эту тему. Кэсс сидела на черном кожаном диване, уютно свернувшись калачиком, и смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы. В руках у нее были какие-то безделушки, которые она, не глядя, перекладывала с места на место.

– А как же твоя работа? – раздраженно спросил он ее тогда.

– Но ведь работают же другие женщины! Я точно знаю, многие мои подруги продолжают и после рождения ребенка – и ничего. И потом, можно нанять няню, пока я буду на съемках.

– Ха! Зачем же в таком случае заводить ребенка?

– Потому что я этого очень хочу, – вздохнула Кэсс.

– Ну а я – нет! – отрезал Стив.

Стив знал, какая огромная ответственность, сколько забот легло бы на их плечи в случае рождения ребенка. На самом деле он прекрасно понимал то, что ему рассказала Энни. Он знал или догадывался, что ребенок затмит собой весь мир, заполнит все их существование особым смыслом. Чего же он боялся? Сейчас он лежал и вслушивался, как боль в сломанных ногах тянет свои жгучие щупальца по всему телу. Стив почувствовал, как рот наполняется горечью. Правда ли то, что он не хотел делить Кэсс ни с кем, даже с будущими детьми? Это ведь она разделила его с другими. Это ведь он первый, сначала невольно, но чем дальше, тем охотнее, отдалялся от нее.