В незабвенные годы «застоя» основную массу заключенных составляли так называемые «бытовики», т. е. совершившие преступления «в быту»: один пырнул ножом соседа после третьего стакана водки; другой застал жену с хахалем и зарубил обоих топором, прихватив до кучи проклятую тещу; третий «забыл» про алименты и, к удивлению своему, неожиданно очутился с годом срока в ИТК общего режима; колхозники вынесли из колхозного амбара пару мешков комбикорма (выносили уже не раз и попали под «месячник борьбы с несунами» (показательный процесс); нервный гражданин оказал сопротивление работникам милиции (а всего-то и хотели: паспорт посмотреть) – получи три года!..

Колхозные поля, городские танцплощадки и дискотеки, рестораны и заводские цеха – основные поставщики рабочей силы во все управления ИТУ, в эти комбинаты по переработке человеческого материала в преступный.

Попадались и выродки, вроде Феди У., ходившего мастурбировать на детские сеансы в кинотеатры родного города, или Валентина С., изнасиловавшего собственную десятилетнюю дочь; таких были единицы, и часто они не доживали даже до тюрьмы (СИЗО), не говоря уже о зоне.

И уж совсем редкими гостями в тюрьмах были убийцы-маньяки, нынче расплодившиеся по России, как кролики в Австралии. Иногда вдруг обнаруживались бывшие полицаи и каратели.

В 1977 году в Симферополе проходил показательный процесс по делу двоих таких. Они содержались в одиночных камерах смертников; когда нашу камеру выводили на прогулку, автор этих строк уговорил «пупкаря» и заглянул в «волчок» одной из камер. По помещению 4 на 4 кв.м выгуливал себя, шаркая огромными войлочными тапками, тщедушный и, показалось, столетний старикашка. Голова его тряслась. В одной руке он держал пластиковую тарелочку, а в другой – такую же ложку. Тарелка тряслась вместе с рукой, и роба старикашки была забрызгана баландой.

«Сколько ему дали?» – спросил я пупкаря.

«А, вышак! Кассацию написал – отказали, теперь помиловку (прошение о помиловании) отправил… Откажут…»

Сравнительно большое число обитателей тюремных камер составляли так называемые «хозяйственники», т.е. арестованные за хищения или взятки. (Слово «коррупция» употреблялось тогда лишь в адрес американских сенаторов, итальянской мафии и акул тамошнего бизнеса.)

Суммы, проходившие по этим делам, впечатляли рядовых граждан, живших от зарплаты к зарплате в стабильном советском обществе. 10 тысяч рублей, 40 тысяч, 50 тысяч – такие деньги подводили обвиняемых под «расстрельные» статьи; впрочем, чаще они отделывались «десятками» и «пятнашками» в ИТК усиленного режима. Они не были «тузами» теневой экономики, просто оказались в один прекрасный день у некоей трещины или дыры, в которую сами собой сыпались незаконные (с точки зрения тогдашней системы) доходы.

Когда в сети ОБХСС попадался крупный «сазан» (вроде бывшего директора Елисеевского гастронома в Москве Соколова), то дело раскручивалось в рекордно короткие сроки (2–3 месяца) и, как правило, оканчивалось смертельным приговором. – Тем «хозяйственникам», которые не имели поддержки «с воли», достаточно тяжело было переносить условия лишения свободы: слишком уж контрастировала утерянная жизнь с вновь обретенной. Удовлетворение всевозрастающих потребностей сменялось вынужденным ограничением потребностей даже самых необходимых, «умственный труд» сменялся «тяжким физическим», а всеобщее уважение, замешанное на зависти, равнодушием, а то и презрением окружающих сокамерников, солагерников. Драма часто оборачивалась трагедией (см. главу «…Иные»).

Нынче контингент пребывающих в местах лишения свободы конечно же изменился… Хулиганы сменились рядовыми бандитами и рэкетирами, «хозяйственники» – горе-бизнесменами. «Бытовиков» меньше не стало; все так же рубят топорами изменивших жен и нагрубивших собутыльников по всей матушке-России.

Крадут же у хозяев приватизированной экономики ничуть не меньше, чем у былого застойного государства. Конечно, у хозяина красть опасней – он может обойтись и без милиции, своими силами, но… кто не рискует, тот не пьет…

Потому-то и переполнены сверх всякой нормы ИВС (КПЗ), СИЗО (тюрьмы), ИТК (зоны, лагеря) всех режимов. Меньше стало лишь бомжей, которые в былые годы сидели все поголовно, хоть и в разное время. Да они и сами садились – отдохнуть от голодной и холодной жизни. Теперь бомжи если и сидят, то лишь за преступление, так сказать, в чистом виде: кража, грабеж, мошенничество, убийство и т.д. и т.п.

В тюрьме и зоне все заключенные делятся по «мастям» (об этом мы расскажем в одной из последующих глав). Но если обходиться без «мастей», то теоретически можно было бы разделить зековский народ на три основных типа:

1) кто «стремился» в тюрьму (вольно или невольно);

2) кто сел по «обстоятельствам»;

3) невинно осужденные.

В качестве иллюстрации в следующей дополнительной главе мы расскажем о нескольких реальных лицах, отбывавших в разное время разные сроки наказания. А после этого вновь перейдем к подробному описанию путешествия – из кабинета следователя прокуратуры к вратам «шлюза» зоны.

В 1996 году в день выборов президента России из застенков московской Бутырки исчезла молодая девушка, которая до этого смиренно ожидала суда. Знаменитый следственный изолятор № 2, имеющий 225-летнюю историю и особый статус (тюрьма охраняется еще и как памятник архитектуры № 531), знает лишь четыре случая побега и одну попытку.

Первые два имели место еще в разгар монархии. Третий задокументировали в декабре 1992 года. Тогда из Бутырки, через крышу тюремного двора удачно скрылись двое зеков, уже приговоренных к сроку. Покинув прогулочную площадку, они незаметно достигли контрольно-пропускного пункта мебельной фабрики, которая примыкала к тюрьме, и так же незаметно миновали контролеров. Администрация Бутырки была настолько шокирована этой выходкой, что подняла на ноги все оперативно-розыскные структуры Москвы. Спустя несколько дней один из беглецов уже ехал в «воронке» обратно в тюрьму. Чуть дольше гулял его напарник. 17 апреля 1994 года СИЗО № 2 вновь был поднят по тревоге. В шесть утра двое головорезов, получивших длительные сроки за разбой, ухитрились спрятаться в хозяйственном дворе, среди стройматериалов. Обнаружив недостачу в рядах узников, охрана бросилась обыскивать обширные владения Бутырки. В 7. 15 утра зеков вытащили с хоздвора и определили в карцер.

И, наконец, четвертый побег, один из самых удачных и самых удивительных. При нынешнем обилии контрольных средств, телекамер и прочих электронных наворотов покинуть тюрьму обычным путем, то есть через коридоры, «предбанники», а тем более ворота, почти невозможно. После январских событий 1994 года, когда охрану питерских «Крестов» подло обманул убийца Данилин, подобным аферам должен был прийти конец. Но так и не пришел. Из женского корпуса (краткая справка: из восьми тысяч обитателей Бутырки каждый десятый – женщина) под конвоем вышла двадцатишестилетняя Светлана Сорокина, имевшая небогатую уголовную биографию, но яркую внешность, которая, видимо, и сыграла главную роль.

Света родилась в Таллинне, а когда ей исполнилось пятнадцать, в семье случился конфликт с отцом. Корни скандала покрыты тайной, но он стал судьбоносным в жизни Светланы. После долгих странствий по веселому и хлебосольному Кавказу, она на шесть лет осела в Саратове, где заочно окончила четыре курса юридического института. Недолго трудилась судебным секретарем. Затем Сорокина вновь пустилась в кочевую жизнь. Москва, на которую возлагались большие надежды, встретила ее враждебно, и здесь утомительные перемещения по городам и весям завершились. Светлану арестовали за грабеж и ношение огнестрельного оружия. Сценарий промысла был до обидного убог. Вместе со своим приятелем девушка трудилась возле обменного пункта валюты, «кидая» клиентов направо и налево. Вычислив простака, решившего обменять банкноту с портретом американского президента (обычно Франклина), она уговаривала совершить обмен вне пункта по более завышенному курсу. Приняв у клиента купюру, Сорокина начинала в уме что-то умножать, отнимать, делить, шевеля губами. Эту глубокомысленную операцию прерывал напарник, выныривающий из-за угла: «Атас, менты!» Лоху совали однодолларовую банкноту и скрывались. Пока жертва крутила «one dollar» с двумя дорисованными нулями, мошенники быстро терялись в толпе.