– Что случилось? Ты ничего не ешь, – мягко проговорил он и тут же тревожно оглядел жену, так как Мэри издала сдавленный крик – скорее крик недовольства, а не боли. Ее тело напряглось, глаза неподвижно смотрели в одну точку, словно Мэри прислушивалась к чему-то. – Мэри, что случилось? Тебе больно? Что-нибудь с ребенком? Мэри!

Она перевела на него перепуганный взгляд, а затем начала подниматься, но передумала. Губы Мэри зашевелились, как будто она не была уверена в том, что хочет сказать, и наконец у нее вырвались отчаянные слова:

– Воды вышли. О Боже, Ральф!

Мужчины, сидящие неподалеку, смущенно отвернулись, а Ральф обнял жену, как бы желая защитить ее, но спустя мгновение понял, что следует делать. Если отошли воды, значит, вскоре должен родиться ребенок. Мэри необходимо доставить домой. Но в доме не осталось женщин – все ушли на дальние поля. Кому-то надо позвать врача и повитуху – если роды начались преждевременно, Мэри понадобится помощь. Слава Богу, что по крайней мере Аннунсиата здесь – Ральф помнил, что она не теряет присутствия духа в самых трудных ситуациях.

Ральф вскочил и начал раздавать приказы:

– Сэм, беги к женщинам и прикажи им вернуться домой как можно скорее – у хозяйки начались роды. Бен, поезжай в Шоуз и отвези туда Лию. А ты, Варнава, беги в замок, оседлай моего жеребца и поезжай за повивальной бабкой – не теряй времени! Мэри, ты можешь встать? Мы должны положить тебя в повозку.

– Что случилось? Роды? – к ним подошел Эдуард, прервав свою беседу с Аннунсиатой при внезапном отъезде троих слуг.

– Мы должны отвезти ее домой, – сказал Ральф, помогая Мэри подняться. – Помоги мне положить ее в повозку. Аннунсиата, постелите туда мой камзол, устройте там все помягче. Возьми ее под руку, Эдуард. Как только мужчинам удалось поднять Мэри на повозку, Ральф воскликнул:

– Нед, ты повезешь ее. Быстрее, как только сможешь.

Аннунсиата с явной неохотой села рядом с Мэри – присутствие при родах вовсе не привлекало ее. Однако как только Эдуард устроился на козлах, Мэри закричала и вырвала руку из ладони Ральфа.

– Нет! Не надо мужчин! Уходи, Ральф, и скажи, чтобы Эдуард ушел!

– Что? Но кто повезет тебя? Мэри!

– Пусть он уйдет! – истерически закричала она. Мэри чувствовала, как движется ребенок, и ужасалась, что он может появиться в любую секунду. Она не могла допустить, чтобы роды видел кто-нибудь из мужчин. – Она отвезет меня, – Мэри махнула рукой в сторону Аннунсиаты, и вновь отчаянно закричала: – Скорее, уже начинается!

Ральф застыл, пораженный и встревоженный, но Эдуард понял, что случилось. Он спрыгнул с козел и передал вожжи Аннунсиате.

– Все в порядке, Ральф. Поезжайте, Нэнси, быстрее, как только сможете! Мы побежим за вами.

Аннунсиата беспомощно взглянула на Эдуарда, принимая вожжи, но он не понял ее взгляд. Эдуард ударил лошадь, заставляя ее тронуться с места, а поскольку Ральф застыл, как вкопанный, еще и подтолкнул сзади повозку. Аннунсиата крикнула и хлестнула лошадь вожжами, пуская ее быстрым галопом, направляясь прямо по убранному полю к воротам в ограде из жердей, окружающей поле. Мэри вцепилась в борта повозки, стараясь удержаться на месте и отчаянно пытаясь сдержать неумолимое движение ребенка. Эдуард и Ральф пустились бегом за повозкой, но отстали, когда лошадь прибавила скорость.

Аннунсиате не пришлось раздумывать о случившемся – все ее силы были направлены на то, чтобы подгонять лошадь. Ей и раньше приходилось править повозкой, но никогда еще от тяжелого воза и смирной рабочей лошади не требовалось быстрой езды. Повозка подскакивала на неровной земле, и Аннунсиате приходилось хвататься за оглобли, чтобы удержаться на козлах. Она не переставала покрикивать на лошадь, не привыкшую к быстрой скачке и постепенно замедляющую свой бег. Перед ними появились ворота в ограде, окружающей поле. Надо ли останавливать лошадь и медленно проводить ее через ворота? Но ведь тогда она опять пойдет шагом. Ворота достаточно широки для повозки. Холодная рука страха сжала сердце Аннунсиаты, когда край повозки задел за плетень. Яростно дернув узду, Аннунсиата выправила повозку и благополучно проехала в ворота. Она слышала, как Мэри что-то кричит, но не поняла, что именно. На ее лбу выступил пот, неприятно холодный при такой жаркой погоде. Слава Богу, впереди уже показался замок Морлэндов – серый и мирный, как гигантская птица среди полей, окруженный голубым небом и пышными кудрями облаков.

Лошадь вновь замедлила ход, и Аннунсиата не стала торопить ее, спускаясь к подвесному мосту и время от времени нажимая тормоз, чтобы тяжелая повозка не ударила задние нога лошади.

– Вы можете идти? – спросила она Мэри, перекрывая ее стоны и рыдания. – Повозка не пройдет в ворота. Я помогу вам.

Аннунсиата спрыгнула на землю, бросив поводья, так как лошадь стояла смирно, понурив голову и тяжело поводя боками, и не двигалась с места. Подбежав к задку повозки, она помогла Мэри перебраться через борт, но как только Мэри оказалась на земле, силы оставили ее.

– Не могу! – простонала она.

– Тогда я пойду за помощью, – облегченно предложила Аннунсиата. Единственное, чего ей хотелось в этот момент – оказаться где-нибудь подальше.

– Нет! Не покидай меня! – закричала Мэри. Аннунсиата возвысила голос:

– Если вы останетесь здесь, вам придется здесь и рожать. Пойдемте, я помогу вам.

Она протянула руки и обхватила Мэри. Мэри осторожно пошла вперед, поминутно останавливаясь. Она оказалась слишком тяжелой для Аннунсиаты, к тому же могла передвигаться, почти полностью навалившись на девушку. Мэри снова закричала, скорее от тревоги, чем от боли, и Аннунсиата с трудом сдержала собственный крик, так как Мэри грузно осела на ее еще не совсем здоровое плечо. Изо всех сил поддерживая Мэри, Аннунсиата дошла до конца подвесного моста и через ворота вошла во двор. Она громко и чуть не плача звала на помощь – должен же кто-то быть в доме.

– Эй, кто-нибудь! Есть здесь кто-нибудь?

– Помоги мне дойти до спальни, – простонала Мэри. – Скорее!

– Да где же все? – сердито воскликнула Аннунсиата. Она не хотела оставаться одна рядом с мучающейся женщиной. – Эй, кто-нибудь!

Мэри почти согнулась пополам и уже не сдерживала себя, забыв о скромности. Они подошли к лестнице и начали карабкаться по ней, когда наконец появились двое слуг – старик и старуха, и молча застыли у подножия лестницы. Аннунсиата чуть не расплакалась от облегчения.

– У хозяйки начались роды, вы должны помочь, – проговорила она. Старики непонимающе смотрели на нее. – Да не стойте, как столбы, делайте же что-нибудь! – Аннунсиата пришла в ярость. – Позовите кого-нибудь или сами помогите мне!

Старики продолжали молча смотреть – белесыми, испуганными глазами на морщинистых, древних лицах, покорные и тупые, как волы. Мэри застонала, и Аннунсиата поняла, что не дождется помощи. Она взяла себя в руки и принялась отдавать приказания, которые могли бы понять эти двое:

– Принесите горячей воды и чистых простынь, – почти прокричала она. – Принесите их в большую спальню, – больше она ничего не могла вспомнить.

Наконец они с Мэри поднялись на верхнюю ступеньку лестницы – никогда еще ступени на ней не казались столь многочисленными. Вдоль коридора они добрели до большой спальни. Аннунсиата отпустила Мэри, чтобы отдернуть занавеси у постели – они были так тяжелы, что девушка чуть не вывернула себе запястья. Затем она помогла Мэри взобраться на кровать и, не зная, что предпринять дальше, начала стаскивать с нее туфли и чулки.

– Слишком рано, – пробормотала Мэри, заставив Аннунсиату застыть в изумлении, прежде чем она поняла, о чем идет речь. – Должно быть только через месяц... Только бы он не умер! Я не хочу, чтобы он умер!

Аннунсиата промолчала. Бросив чулки на пол, она взялась за пуговицы. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, при стонах Мэри ее бросало в дрожь. Наконец, Аннунсиата услышала звук, которого ждала уже давно – шаги на лестнице, торопливые, быстрые шаги; она повернулась к двери и почти закричала от облегчения, увидев, как входит ее мать.