—Здесь нет никакого обмана, милостивый государь, — заметил Небогипфель с едва уловимой издевкой в голосе. — Область духовная — вне сферы моей деятельности. Это нечто механическое, изобретение инженера, истинное детище этого корыстного и низменного мира. Простите: одну минуту!

Он встал с колен, поднялся на платформу, выстланную красным деревом. Затем он положил руку на странно изогнутый рычаг и повернул его.

Кук протер глаза. Здесь в самом деле не было никакого обмана: доктор и его машина исчезли.

Теперь почтенное духовное лицо не почувствовало страха: увидев, что доктор «в мгновение ока» появился вновь, Кук испытал лишь легкий нервный толчок.

Доктор вышел из машины и зашагал, низко опустив голову и заложив за спину руки. Он шел прямо, пока не наткнулся на дисковую пилу; тогда он резко обернулся, к пастору.

—Я думал... пока я был... не здесь... — сказал он. — Хотите поехать со мной? Я был бы чрезвычайно рад товарищу по путешествию...

Священник, так и не успев надеть шляпу, все еще сидел на полу.

Я боюсь, — медленно проговорил он, — боюсь, что покажусь не слишком догадливым...

Полноте! — прервал его доктор. — Это я недогадливый: мне давно надо догадаться, что вы ждете от меня полных и подробных объяснений... хотите знать, где я только что побывал. Вы должны меня извинить: за последние десять лет — или больше — мне так мало приходилось разговаривать с людьми этого века, что я отучился принимать во внимание способности чужого ума или делать скидки на эти способности... Я постараюсь объяснить все как можно проще... Но, боюсь, не совсем достигну своей цели: ведь это — долгая история. Кстати, вы находите удобным сидеть на полу? Если нет — вот прекрасный ящик, вот, за вами, охапка соломы. Или вот скамейка — о чертежах не бойтесь: они теперь не нужны; правда, там есть кнопки... Да! Вы можете сесть на «Арго Времени», мой корабль.

Нет, нет, спасибо! — медленно ответил священник, подозрительно глядя на словно сдвинутые части машины с таким странным названием.— Мне и здесь вполне удобно.

Тогда я начну. Вы любите читать сказки? Современные сказки?

Я боюсь... Но придется признаться, — сказал Кук несколько пренебрежительно, — не только это, но и значительную часть всего того, что пишут и печатают... В Уэльсе у служителей истинной церкви, наверное, слишком много свободного времени...

Вы читали о гадком утенке?

Ганс Христиан Андерсен... конечно... гм... в детстве...

— Изумительная сказка! Для меня она всегда полна слез и диких надежд... Таких, от которых сердце поворачивается в груди! С тех пор, как она попала ко мне в моем одиноком детстве, и до сих пор она для меня — спасительница от всех бед. Эта сказка, если вы ее хорошо поняли, расскажет вам почти все, что вы хотите узнать обо мне; она поможет вам понять, как мысль о такой вот машине возникла в голове смертного. Даже тогда, когда я читал эту сказку в первый раз, я уже почувствовал: это и обо мне рассказ, это и моя судьба... Уже в то далекое время тысячи обид и несправедливостей начали отделять меня от всего человечества, от людей, родных мне по крови... Гадкий утенок, доказавший, что он может быть прекрасным лебедем; гадкий утенок, прошедший через презрение и горечь к вершине величия — вот кто такой я!

И с этого часа я стал мечтать о встрече с человеком, равным мне по духу, по силе, уму. Я мечтал найти того, кто разделит со мной мои мечты, поймет их... Это было мне так нужно... Двадцать лет я жил этой надеждой... жил и работал, жил и заблуждался, даже любил... но наконец отчаялся ждать. Я встречал миллионы людей — заблуждающихся, удивляющихся, безразличных, презрительных, хитрых. И лишь однажды — однажды! — во время своих безумных поисков встретил я человеческую душу... Человека, который посмотрел на меня так, как я мечтал... Но только раз, и только посмотрел...

Небогипфель помолчал. Преподобный Кук заглянул ему в лицо, ожидая увидеть на нем следы тех чувств, которые прозвучали в последних словах доктора. Голова Небогипфеля была низко наклонена, но лицо было спокойно, и рот твердо сжат.

— Короче говоря, мистер Кук, я открыл, что я — один из тех, кого у нас зовут гениями. Это люди, родившиеся раньше своего времени, их мысли — мысли более мудрого века. Людям их века не дано понять ни их поступков, ни их мыслей. Я понял, что судьба гениев — это и моя судьба, и что для меня предназначена в моем веке худшая из человеческих мук — одиночество. Десятки лет молчания и душевных страданий — иного не мог дать мне мой мир. И я понял; я из тех, чье время не пришло, но придет. Вначале была лишь тонкая, как паутинка, нить надежды. Она поддерживала меня, придавала мне силы до тех пор, пока я не воплотил ее в реальность. Тридцать лет опытов и глубочайших раздумий о секретах материи, о ее формах, о жизни, а затем появился он, «Арго Времени», корабль, который плавает во времени. Теперь я соединюсь со своим поколением... Я проплыву на своем корабле через века, пока не найду свое время!..

Доктор Небогипфель умолк и посмотрел на растерянное лицо своего собеседника с неожиданным сомнением.

— Путешествие во времени, — сказал он. — Для вас это звучит, как бред безумца?.. Это идет вразрез с общепринятыми мнениями — согласен с вами. Можно сказать: не только идет с ними вразрез — оно вступает с общепринятым в смертельный бой. Всевозможные научные теории, взгляды, законы, символы веры, или, как говорят в логике, посылки, понятия, представления и тому подобное — все это лишь искаженно и приблизительно дает нам понятие необозримого материального мира. Все — чертежи, диаграммы, планы, формулы — не больше, чем пародия на невыразимое. Их можно избежать — за исключением того, когда речь идет о необходимости записать результаты исследований. Так нужны наброски мелом художнику, а планы и сечения в чертежах — инженеру... Но людям, в силу их ограниченности, трудно в это поверить.

Преподобный Илия Кук кивнул утвердительно головой. На его устах сияла улыбка человека, чей оппонент, не подумав, дал ему несколько очков вперед.

Если мы будем рассматривать идеи как полное отражение сущности вещей, то все у нас будет очень просто, — продолжал меж тем Небогипфель, — наши рассуждения будут разматываться, как цепь лота. Исходя из этого правила, все цивилизованные люди верят в подлинность и непоколебимость греческой геометрии...

О! Простите, что прерываю вас, — заметил Кук, — но большинство людей знает, что геометрической точки в действительности не существует, как и геометрической линии. Мне кажется, вы недооцениваете...

Да, да. Эти вещи признаны, — сказал Небогипфель спокойно. — Но вот... к примеру... куб. Существует ли он в материальном мире?

Определенно существует.

А мгновенный куб?

Я не знаю, что вы подразумеваете под этим...

Я имею в виду куб без всякого рода измерений... Ведь вы допускаете существование тела, имеющего длину, ширину и толщину, а?

А разве могут быть другие измерения, кроме длины, ширины и толщины? — удивленно подняв брови, сказал Кук.

А неужели вам никогда не приходило в голову, что в материальном мире ни одно тело не существует без протяженности во времени? Неужели догадки о том, что человек легко пришел бы к Геометрии Четырех Измерений (к той геометрии, где берут длину, ширину, толщину и протяженность), не встань на этом пути консерватизм мышления, начало которому заложили левантийские философы бронзового века?

Если следовать вашему пути, — сказал священник, — то выходит, что в трехмерной геометрии есть упущение. Возможно, это и так, но...

Он замолчал, полагая, что его «но» достаточно ясно выражает то сомнение и недоверие к подобным взглядам, которое переполняло его ум.

—Когда мы проникнемся этим новым учением о Четырех Измерениях и в его свете пересмотрим наши физические науки, — продолжал Небогипфель, подумав, — мы почувствуем себя по-иному. Мы уже не будем заперты в безнадежную клетку нашего времени, не будем привязаны к своему поколению. Для нас становится возможным движение по линиям протяженности времени. Мы оказываемся на пороге хрононавигации, навигации по времени. Сначала теоретически, в геометрии, а затем и практически, в механике.