Предложенные за поступление на факультет госуправления МГУ имени Ломоносова более 1,3 миллиона рублей стали самой крупной суммой с начала 2010 года, при среднем размере взятки в вузах в 20 тысяч рублей, сообщил начальник 3-го отдела оперативно-розыскного бюро (ОРБ-3 по борьбе с коррупцией) департамента экономической безопасности МВД России Александр Бланков.

По его словам, речь идет о 35 тысячах евро, при их получении за поступление на платное отделение факультета госуправления 27 апреля была задержана дочь декана, старший преподаватель факультета Полина Сурина. В тот же день в отношении подозреваемой было возбуждено уголовное дело по статье «взятка». Позже оно было переквалифицировано на статью «мошенничество» и передано для дальнейшего расследования в следственные органы милиции.

«В данном деле мы не можем говорить о взятке, потому что дело переквалифицировано и теперь речь идет о мошенничестве. С начала этого года 1,365 миллиона рублей — это самая крупная сумма, полученная за поступление в вуз», — сказал Бланков.

По его данным, средняя сумма взятки в вузах составляет 20 тысяч рублей.

Заместитель председателя комитета общероссийского общества защиты прав потребителей образовательных услуг Виктор Панин на пресс-конференции в РИА Новости сообщил, что в российских вузах размер взяток варьируется от 22 тысяч рублей до миллиона рублей и выше.

Теперь в вузах берут взятки не только за гарантированное поступление, но и за положительную оценку на экзамене, отметил Панин.

«Суммы поражают воображение. Отдельно подчеркну, что берут не только за гарантированное поступление в вуз, но и за оценку… В одном вузе профессор просил 260 тысяч рублей за хорошую оценку. По-моему, это явный перебор», — считает представитель комитета.

Ректор МГУ Виктор Садовничий в начале мая освободил от должности декана факультета госуправления Алексея Сурина в связи с истечением срока полномочий, вопрос о переназначении Сурина приостановлен до завершения следственных мероприятий по делу его дочери Полины. Сама Сурина была уволена из университета. РИА Новости

Как известно, самолеты иногда разбиваются. И летящим в них при этом порой крупно не везет, хотя и в последний раз в жизни. Но так, чтобы одним ударом прихлопнуть политическую верхушку целого государства, – такого случая я в современной истории не припомню. У Польши это получилось.

Поэтому, пока окончательно не канула в лету эта примечательная эпоха польской истории и еще свежа в памяти столь неординарная цепь событий, надо отметить ее главного героя и то, как ему это удалось.

Итак, рухнувший под Смоленском 10 апреля 2010 года самолет польского президента похоронил под своими обломками 97 человек, включая самого президента с супругой, последнего польского президента в изгнании, вице-маршала Сейма и кандидата в президенты, начальника Генштаба, главу бюро национальной безопасности Польши, десятка полтора депутатов Сейма и Сената, включая вице-спикеров; министров, замминистров и прочую президентскую челядь, двух армейских генералов-епископов (один по католической, другой по православной части), а также руководителей четырех общественных организаций «катынского профиля».

Первое, что бросается в глаза – это то, что столь высокопоставленная компания совершала в Россию «частный визит». Почему частный, а не, например, официальный? Состав делегации более чем представительный. И почему надо было лететь на военный аэродром в Смоленске, не имеющий того же класса навигационного оборудования, что гражданские аэродромы Минска или Москвы? И к чему вообще было так торопиться: приземлились бы в одной из столиц без проблем на день раньше и добрались кортежем до места: все равно ведь Катынь не в пешей досягаемости от смоленского аэродрома. Поскольку на все эти очевидные вопросы в официальных комментариях внятного ответа нет, придется разбираться без них.

Начнем с того, что для действующего президента страны частный визит - большая редкость. Даже если представить себе, что он летит куда-то по своим личным делам, то все равно через официальные каналы согласуется его поездка, его встречают, ему оказывают содействие и провожают его официальные лица, причем, как правило, того же ранга, что и он сам. То есть, по существу, от официального визита это ничем не отличается. Возьмите, например, самого известного российского президент-туриста – Путина. У него за первые два президентских срока набралось зарубежных визитов больше, чем у всех генсеков Советского Союза вместе взятых, да еще и государей императоров вплоть до Петра I в придачу. И все так или иначе официальные!

Почему же здесь столь внушительная делегация – и частный визит?

Все дело в том, что при такого рода вояжах согласуется буквально всё: кто, куда, с кем приедет, что скажет, что сделает, что ему ответят и как. Если кто-то из вас подумает, что, скажем, тот же Путин с польским премьером Туском несколькими днями ранее опустились на колени перед катынским монументом в порыве скорбной страсти, пусть разочаруется: все было согласовано заранее. А также то, какими речами они при этом обменяются, равно как и их попутчики. На публике разыгрывается заранее отрежиссированный спектакль с уже расписанными ролями.

Вот тут-то кроется главная интрига «частного визита»: роли согласовать не удалось. Видимо, Качиньский потребовал того, что российская сторона предоставить ему была не готова. Чего именно – тоже не тайна за семью печатями. Речь могла идти только об одном: признании Россией государственной ответственности за катынский расстрел. И непосредственно вытекающего из него вопроса о компенсациях. То бишь, преклонили колени и, как сказал бы Остап Бендер: «Мамаша, пройдемте в закрома». Характерно, что среди всей польской верхушки, чье присутствие еще объяснимо возданием государственных почестей воинскому захоронению, в самолет как-то затесался и глава Национального банка Польши. Его роль в этой комбинации угадывается легко – старший по кассе.

Итак, что это за компенсации и почему их так хотелось добиться Качиньскому?

Прежде всего обращу ваше внимание на любопытную деталь. Польшу с Россией связывает давняя история, в ходе которой то поляки отхватывали русские земли, то Россия делила Польшу. Но никогда - ни в прошлом, ни сейчас – не поднимался вопрос о том, что Россия Польшу грабила или объедала. Когда-то украинские демократы причитали, что все сало вывозится в Москву; прибалты до сих пор загибают пальцы, считая потери от «советской оккупации», а вот с Польшей ничего подобного не было. И неудивительно, ибо и в царские, и в советские времена экономическая подпитка всегда шла из России в Польшу, а не наоборот. Не будет преувеличением сказать, что за столько столетий многие в Польше к ней как-то привыкли.

Скачок к демократии и общечеловеческим ценностям на берегах Вислы подогревался идеей, что все будет так же хорошо, как и раньше, только вместо рублей теперь будут доллары. Облом оказался быстрым и резким. Несмотря на то, что Польша стала лучшим другом США в Европе, выяснилось, что американцы готовы помогать только тем, что выгодно им самим, т.е. оружием, а в европейском языке дружба и кошелек вообще два разных понятия. Нельзя сказать, что Польша не получила вообще ничего, но и с прошлым было не сравнить.

Эта тяжелая констатация стоила политической карьеры многим деятелям демократической ориентации, начиная с Леха Валенсы, поэтому Катынь остается для них практически последним политическим шансом на выживание.

Ценность гипотетических катынских компенсаций для польской демократуры в том, что они проектируются по образу и подобию «дани за холокост», которой Германия обложена уже более 60 лет. Потому Катынь выглядит в ее глазах как счетчик, на который можно поставить Россию навечно.