Свита старательно следовала примеру суверенов и упорно не отводила взгляда от страниц, даже если некоторые из придворных просто искали на них знакомые буквы.

К заветному времени подготовка была завершена: шпаргалки сложены гармошками и рассованы по секретным местам, ладони, запястья и штаны под полами камзолов исписаны мелким неразборчивым почерком, а барон Жермон умудрился даже засунуть под жилет почти не заметный на фоне его обширного живота трактат об известных заморских предсказателях при знаменитых персонах[22].

Кабинет министров, разодетый в блестящие (в некоторых местах) выходные костюмы, прикрывая шапками наиболее очевидные заплаты и пятна, торжественно прошествовал в зал состязания. Ожесточенно толкаясь и переругиваясь – никто не хотел сидеть в первом ряду – они расположились на собранных по всему дворцу мягким золоченым креслам с темно-синей обивкой, сложили на коленках руки и с лицами, скорее, подсудимых, чем судей, уставились в пол в ожидании конкурсантов.

Те не заставили себя ждать: ровно в двенадцать, с последним ударом часов на башне Звездочетов, белые с вездесущей позолотой двойные двери снова распахнулись и, толкаясь, пихаясь, щиплясь, пинаясь и исподтишка обзывая знакомых из команды соперников обидными прозвищами, в зал устремились вырвавшимся из запруды горным потоком будущие цари и царедворцы.

Иванушка тихо порадовался, что ранее они догадались прикрепить на спинки предусмотрительно расставленных на расстоянии семи метров друг от друга островков кресел листочки с именами, иначе не миновать бы сейчас им миниатюрной гражданской войны.

Претенденты вальяжно, с видом всемирно признанных эрудитов, лично написавших все книги Белого Света – психическую атаку им проводить никто не запрещал – расселись в самом удобном кресле своего островка и закинули ногу на ногу. Остальные дворяне, игнорируя приготовленные для них стулья, дружно сгрудились за спинами суверенов – то ли для поддержки, то ли, подобно не выучившим уроки школьникам, норовя скрыться с глаз своего господина. Фланги укрепляли суровые знаменосцы, горнисты и барабанщики.

Убедившись, что броуновское движение среди конкурсантов улеглось, Иван откашлялся, сделал шаг вперед и, нервно кося обеими глазами по очереди в бумажку с речью, торжественно объявил состязания открытыми. После него слово взяла царевна.

– На этой доске, – Серафима для наглядности повернулась в пол-оборота и ткнула указкой в наспех покрашенный фанерный щит два на три метра с прикрепленными к нему листками, – расположены названия тем и номера вопросов. В каждой теме их по шесть. Их светлости благородные участники состязания по очереди выбирают тему и номер вопроса…

Их светлости благородные участники вытянули шеи и, словно впервые видя, впились глазами в перечень тем, рекомендованных «Сугубо научным трудом»: история, география, традиции и обычаи, заморские страны, войны, знаменитые люди, этикет и предсказания.

Терпеливо дождавшись, пока костейская знать убедится, что темы все те же, что были известны накануне, и что никакого подвоха нет, она невозмутимо продолжила:

– …А царевич Иван его зачитывает. На размышление – минута. Вот песочные часы, чтобы не было споров. Тот, кто знает ответ, поднимает руку…

– Разрешите прервать вас, ваше высочество, – не вставая со своего кресла, въедливо прервал Сеньку Брендель. – Может, в Лукоморье традиция и такова, что высокородные претенденты на престол своей могучей страны говорят, предварительно подняв руки, как какие-нибудь школяры. В Царстве же Костей обращению монарха – пусть даже будущего – всегда предшествуют фанфары и барабанная дробь. Это, если можно так выразиться, и есть наша традиция и обычай. Коллеги графа энергично закивали, соглашаясь.

– Барабанная дробь и фанфары?.. – не веря своим ушам, переспросила царевна, окинула оценивающим взглядом полупустой зал с акустикой Большого Лукоморского театра, живо представила, как это всё будет происходить, дрогнула, хрюкнула, но вовремя могучим усилием воли изобразила на лице вежливое понимание, чтобы ненароком не наделать раньше времени международных осложнений.

Но пока она изобретала необидный и приемлемый для дворянского самолюбия отказ, ей на помощь пришел Иванушка, не осознавший до конца всю глубину, широту и количество последствий и потому еще в состоянии адекватно общаться.

– Если вашим светлостям угодно обставить свои ответы именно так… – вежливо склонил он чуть на бок голову.

– Да, – важно подтвердил барон Жермон.

– Нам всем так угодно! – горячо взмахнул рукой барон Дрягва.

– Замечательно! Я всецело уверена, что от сего обычая мы получим бездну незабываемых впечатлений! – наконец-то пришла в себя, примирилась с неизбежным и абсолютно искренне сообщила Серафима. И тут же продолжила с деловитой серьезностью:

– В таком случае, чьи фанфары с барабанной дробью прозвучат первыми, тот и отвечает. Я вас правильно поняла, ваши светлости?

Светлости снова благообразно закивали, украдкой пряча в рукавах предательски вываливающиеся свитки-шпаргалки, и Серафима довольно улыбнулась.

– Напоминаю так же, что у каждого благородного претендента есть по три подсказки – помощь советника, помощь свиты и возможность спросить у любого человека в этом зале. Кроме нас с его высочеством Иваном Симеоновичем, конечно. Готовы? Тогда начнем! И право первого выбора предоставляется…

Претенденты напряглись, готовые вскочить и оспорить первенство любого, кроме себя.

– Тому, кто первым заявил права на корону. Барон Жермон, слово вам.

Против такого принципа спорить было бесполезно, и костеи сдались, неохотно проглотив недовольство и протесты.

Перекинувшись парой коротких слов со своим советником, пристроившимся, как и у всех, за самой спинкой кресла на манер дрессированного попугая, барон Бугемод вставил в глаз монокль на золотой цепочке с мутным слюдяным стеклом – фамильной реликвией лет трехсот от роду[23] – и провозгласил, купаясь в исторической значительности момента и прикидывая, в каком свете и какими выражениями он будет рассказывать об этом детям и внукам, держа их на коленке, сидя на троне:

– Я выбираю тему «Войны»! Вопрос номер шесть!

Иван торопливо порылся в разноцветных пергаментных карточках перед собой, выудил нужную, и с выражением зачитал:

– Перед знаменитым сражением под стенами Карфадона, завершившим Ардосские войны, элитная гвардия Стеллы и ополченцы бебриков поменялись щитами. Зачем они это сделали?

Ответственный за часы – им был назначен Кондрат – ловко перевернул песочный секундомер, и время пошло.

Но далеко уйти оно не успело, так как почти одновременно претенденты ткнули кулаками в бока своих трубачей, и зал приемов вскипел и взорвался оглушительной какофонией фанфар под истеричный аккомпанемент четверки барабанов.

Почти все присутствующие[24], словно долго и тщательно репетировали, хором ойкнули, ахнули, взвыли, втягивая головы в плечи, и прижали ладонями уши, будто те грозили отвалиться, вырвись из раструба или из-под палочки еще хоть один, раскалывающий на части застигнутые врасплох мозги, звук.

И только раззадоренные претенденты среди безумного грохота и воя колотили кулаками по подлокотникам кресел и беззвучно разевали рты, вопя: «Громче!!!» и «Я первый!!!».

Ошалевшие и оглушенные музыканты старались во всю, трубили и стучали, и несколько решающих секунд было отнюдь не ясно, что же лопнет первым – барабаны или барабанные перепонки. В ужасе задребезжали и треснули стекла в окнах. Задрожали древние стены.

С потолка на людей посыпалась напуганная лепнина, пыль, люстра, штукатурка…

Один кусок розетки мстительно и очень метко огрел фанфариста Бренделя по трубе. Другой пробил семидесятилитровый полковой барабан Карбурана.

Золотой рожок люстры, не побоявшись перед всеми признаться, что он латунный, оглушил трубача Жермона, который, падая, уронил на фанфариста Дрягвы своего барабанщика.