Возбужденно храпели кони, псы хрипло рычали на натянутых, словно нервы претендентов, сворках, охотники гарцевали на скалящих зубы почище псов скакунах, перебрасываясь отрывистыми сухими фразами…

Откуда-то издалека и слева вдруг гулко и раскатисто громыхнул то ли ранний воз, то ли запоздалый гром.

Дворяне притихли на мгновение, кони выгнули шеи, собаки потянули носами, и все с любопытством уставились туда, откуда донесся неожиданный звук.

– А я недавно… читал… – осторожно выговорил малознакомое слово барон Бугемод, – что в некоторых частях света бывает поздняя осенняя гроза… практически зимняя… Конкуренты заинтересовались и навострили уши, хоть и не подали виду.

– Аборигены Суверенных островов… или Суеверных?.. верят, что это – особо важная примета, – припоминая прочитанное два дня назад перед первым испытанием, медленно проговорил барон, наслаждаясь всеобщим вниманием и уважением. – Знамение свыше, так сказать… Считают, что оно предрекает великие события. И кто первый его услышит – может загадывать желание. И оно обязательно сбудется.

– И что, действительно сбываются? – недоверчиво прищурился граф.

– Смотря какое желание загадаешь, – тонко усмехнулся новоявленный знаток обычаев дальних стран. – Но, думаю, всем понятно, какое желание загадаю сейчас я…

– При чем тут ты, Жермон? Гром услышал первым я, – с самодовольной ухмылкой сообщил всем вокруг Дрягва. – Мне и желание загадывать.

– Почему это тебе? – неприязненно нахмурился под волчьим малахаем с пучком фазаньих перьев Карбуран. – Я первый повернул в сторону грома голову!

– А, по-моему… – раздраженный, что такая важная информация, как стопроцентное исполнение желаний прошла мимо него, начал брюзжать Брендель, но осекся.

Потому что в проеме стройной, покрытой замысловатой лепниной на общественно-политические темы арки, за квартал от томившихся в ожидании отмашки на старт охотников, медленно перебирая копытами, показалась упряжка из пары измученных белых лошадей, утомленно влекущая за собой старую облупленную карету.

А за ней, устало перебирая тяжелыми копытами – четверка гнедых тяжеловозов, запряженная в самый большой арбалет на колесах, который только можно было вообразить на трезвую голову.

– Что это?.. – передумал ворчать и вместо этого совершенно неожиданно для всех, и для себя в том числе, совершенно искренне удивился Брендель.

Жермон, окрыленный внезапно обрушившейся на него, как гром с пресловутого зимнего неба, репутацией всезнайки и завзятого книгочея, важно прищурился, разглядывая загадочное явление, продумывая веский и авторитетный ответ…

Но в этот самый момент раскидистое осадное орудие, влекомое гнедыми, зацепилось своим краем за край арки и встало намертво.

Утомленные тяжеловозы, не желая искать другого повода для отдыха, мгновенно переглянулись, не исключено, что перемигнулись, пожали могучими плечами и смиренно сдались, понурив хитрые морды.

Возница на передке лафета покачнулся, встрепенулся от полусонного ступора, спешно продрал мутные очи и оголтело защелкал в воздухе кнутом над склоненными конскими головами, звучно изрыгая страшные эпитеты. Его помощник отчего-то принял их на свой счет[40], моментально скатился с лафета, подхватил утреннюю песню шефа и, не забывая вплетать в нее новые куплеты, кинулся к самовольно занявшему оборонительную позицию орудию. Не придумав ничего иного, он принялся раскачивать тяжелую станину вправо-влево, то ли намереваясь расшатать арку, то ли надеясь, что арбалет, упрямо переживший дорогу, развалится хоть здесь, и тогда проблема устранится сама по себе.

Понаблюдав за борьбой человека с машиной еще с полминуты, возница решил, наконец, к какой из сторон присоединиться, неуклюже сполз с козел и, зябко похлопывая себя по плечам и бокам, на негнущихся ногах направился к полю боя: не вытащу, так хоть согреюсь.

Процессом извлечения/протискивания/доламывания арбалета сбежались любоваться все восемьдесят дворян, столько же коней и сорок собак.

Арка содрогалась и крошилась на головы ретивой команде штукатуркой, раствором и обломками камней[41], но не сдавалась.

Костеи – благородные и не слишком – первые полминуты упивались действом молча, но потом их прорвало. Добрые и не очень советы, пожелания и комментарии, один другого заковыристей, так и сыпались на незадачливых артиллеристов, и те не знали, продолжать ли им сражаться с непокорным орудием, или бросить всё и сбежать от стыда подальше.

Но, увлекшись нежданным развлечением, никто, кроме одного-двух[42] человек не заметил, что облезлая карета с неопознанным полустершимся животным на дверцах неспешно остановилась недалеко от них. И на серый утренний свет, не дожидаясь помощи съежившегося и, скорее всего, окоченевшего на запятках бородатого лакея, выплыла непотопляемым дредноутом неизвестная дама двухметрового роста и веса ему под стать, в потрясающей воображение и устои мировой моды широкополой шляпе из черного соболя с белыми меховыми цветами, оранжевыми меховыми же фруктами и чучелом настоящего тетерева. Тем одним, который даму заметил гарантировано, был барон Бугемод.

– Ба!.. – только и сумел обреченно проговорить сразу съежившийся и уменьшившийся в габаритах и напыщенности Жермон. – Ба…

– Здравствуй, Мотик, – проговорила дама звучным мелодичным голосом, привыкшим повелевать и способным, наверное, перекрыть любой грохот на поле боя, где застрявшее чудо инженерной техники могло когда-то употребляться. – Не ожидал, наверное, увидеть здесь и в такую рань бабушку Удава, мой мальчуган?[43]

– Ба…бушка?.. Зачем ты здесь? – округлив глаза, страшным шепотом, разносящимся по всей улице, лихорадочно затараторил барон с высоты своего коня. – Претенденты на престол сейчас отправляются на охоту за гигантским кабаном, и…

– И любимая ба Мотика привезла ему то, без чего это ваше мероприятие превратится в охоту гигантского кабана за претендентами на престол, – с величавым достоинством прогудела старушка и довольно ткнула в сторону подарка черным веером из крашеных павлиньих перьев.

– ЭТО?!.. – челюсть Жермона медленно отвисла, очи выкатились, руки опустились, выронив поводья. – Это… ты… мне?!..

– Тебе, малыш, – нежно прокурлыкала вдовствующая баронесса, неофициальный, но общепризнанный матриарх рода Жермонов, любовно окидывая увлажнившимся взором героическую фигуру Бугемода. – Как я счастлива, что успела к тебе вовремя, что мы нигде не сломались и не застряли!..

Жермон нервно подскочил в седле и бросил людоедский взгляд на безуспешно бьющихся вокруг арбалета, словно мухи об лед, слуг бабушки Удава.

– Но, ба!.. бушка… Мне вовсе не… – начал было робко он, но тут же осекся, потому что вдруг осознал, что теперь семьдесят девять пар заинтересованных глаз были устремлены на него: рейтинг сентиментального шоу встречи бабушки и внука молниеносно побил даже такой невиданный аттракцион, как застрявшее посреди столицы в арке Искусств осадное орудие. Первым нужные слова нашел Брендель.

– Нам что-то не сказали, любезнейший барон, и мы вместо охоты отправляемся на войну? – невинно похлопав глазками, кивнул он в сторону накрепко застрявшего в проеме неуступчивого архитектурного сооружения военного монстра.

– И теперь вы пытаетесь прихватить с собой еще и осадную башню? – ехидно поддержал Бренделя Дрягва.

– А где будете делать подкоп под кабана, уже решили? – надул щеки и фыркнул Карбуран.

– Нет, он будет брать его штурмом, лестницы идут со следующим обозом! А из арбалета он будет бить уток! – предположил граф и залился мелким дребезжащим смешком, словно подавая сигнал остальным.

И три четверти охотников демонстративно, но от души расхохотались в адрес медленно заливающегося багровой краской Жермона. Еще четверть искренне жалела, что такая роскошь им не доступна.