— Когда он вернулся сюда несколько лет назад, большинство старожилов разъехались. Армия сняла отсюда свой пост, многие подались на шахты, поэтому Хоуви так и остался здесь жить и заниматься темными делишками.

— Что случилось с деньгами?

— Хороший вопрос. Некоторые думают, что ему досталось немного, поскольку большая часть денег ушла на оплату Дикмена. Никто не видел на руках новых золотых монет, и ходят слухи, что Хоуви зарыл большую часть золота в холмах и никогда его не трогал.

— Вряд ли.

— Нет, не вряд ли. Там кишат апачи, и никто, кроме дураков, в те места не суется ни за какие деньги. Часть золота может лежать там до сих пор.

Мы немного помолчали, размышляя каждый о своем. Прайд Хоуви, как подозревают, был замешан во многих темных делишках, но никогда ни на чем не попадался.

Он покупал и продавал скот, спекулировал золотоносными участками, иногда скупал у мексиканцев стада, которые те пригоняли из-за границы. Говорили, что он перепродавал в Мексике скот, украденный в Соноре.

В течение шести или семи последних лет его враги заимели привычку исчезать — просто не показываться больше на людях, вроде как неожиданно уезжать, и у Хоуви появилась репутация человека, с которым лучше не связываться.

Теперь он возник здесь, расспрашивал Молли Флетчер и разъярился, когда узнал, что я тоже каким-то образом причастен к делу.

Я и не догадывался, какое значение имело мое присутствие в городе. В жизни со мной случались неприятности, я от них избавлялся, но ни разу не наступал на мозоль Прайду Хоуви. И на тебе — еще головная боль. Найти пропавшую девушку даже благородно, но когда за одним куском тянется слишком много рук — совсем другое, и мне вовсе не нравится. Я получил деньги от Джефферсона Хенри. Поэтому надо отыскать девушку и побыстрее отсюда сматываться.

Когда я вышел на улицу, солнце уже село. Одинокая повозка, которую тянула упряжка пегих лошадей, выезжала из города, направляясь на запад. На скамейке у салуна «Рыжая собака» сидели, потягивая пиво, два ковбоя. В городе наступило время ужина, и большинство жителей либо уже сели за стол, либо готовились к своей трапезе.

Именно в сумерках человек сильнее всего чувствует одиночество. Как мне хотелось поехать домой! Мама не становилась моложе, а на руках у нее большое ранчо. Я с тоской подумал о нашем старом доме, который выстроил отец, наверное, самом громадном доме в округе в те времена. Но он строил его для женщины, которую любил, к тому же знал толк в строительном деле. Отец всю жизнь работал с деревом и вложил душу в то, что возвел для нее.

В фойе сидел только портье. Я подошел к стойке и повернул журнал регистрации к себе, чтобы прочитать, кто въехал.

— Кого-нибудь ждете? — спросил портье.

— Любопытствую, — ответил я. — Просто интересно, кто в городе.

— Сейчас не сезон, — сказал он. — Половина комнат пустует.

Фамилии Хоуви в журнале не значилось. Последней стояла моя.

Тогда где же он остановился? Есть ли у него в городе знакомые?

Поднявшись в номер, я привычно поставил стул под ручку двери, вытащил из-под кровати чемодан и открыл его.

Отложив в сторону письма, записную книжку и картину, я обыскал карманы костюма. При рассмотрении он оказался более поношенным, чем мне показалось сразу. Однако ничего интересного я не обнаружил.

Несмотря на это, что-то меня настораживало. Я проверил, не спрятано ли что за подкладкой, вывернул наизнанку лацканы. Безрезультатно.

Вдалеке прогремел гром. Собирался дождь, его давно ждала земля. Но дождь непременно смоет следы в прерии. Ускользнет еще один шанс.

И все-таки, даже если пройдет дождь, завтра я прогуляюсь за городом. Разговор с Пабло может пролить какой-то свет. В окно застучали редкие капли, затем хлынул ливень. В коридоре послышались шаги, и я, прислушиваясь, затаил дыхание. Кто-то протопал мимо.

Отчего я стал таким пугливым? Потому что мне повстречался Арканзасец? Или Хоуви? Уложив костюм, рубашки и остальную одежду в чемодан, я закрыл его и отставил в сторону. Затем, подложив под спину подушки, сел в кровати и принялся просматривать письма.

Похоже, все они были адресованы Стаси Хенри. Большинство из них не отличались оригинальностью. Такие письма женщины обычно пишут друг другу. У кого-то родился ребенок, его собирались крестить. Какая-то девушка вышла замуж, умер чей-то отец, а какой прекрасный был человек. И тому подобное.

Но вдруг…

«Что же касается твоего дела, то ничего не подписывай Контроль необходим. Подумай о Нэнси. Это ее будущее, так же как и твое. Судя по тому, что ты писала, Ньютон сильно изменился, стал похож на своего отца, хотя я всегда чувствовала, что они друг друга не любят. Помни, дорогая, в худшем случае есть тот мальчик, с которым подружилась твоя мать. Он без образования, но предан ей и считает ее необыкновенной женщиной, о тебе он думает точно так же. Жаль, я забыла его имя. Но ты вспомнишь. У него земля где-то в горах. Твоя мать говорила об этом, она также упоминала магазин Харкина или что-то в этом роде, где он пополняет запасы».

Я взволнованно отложил письмо и встал. Харкин, конечно, Ларкин, и я только что от него приехал. «Земля в горах» — вот она, ниточка!

В моей голове опять зашевелилось, заворочалось какое-то воспоминание, что-то неуловимо знакомое и все же… Я мучительно напрягал мозг, тер виски…

Нет. Воспоминание не всплывало. Придется снова вернуться к письмам и записной книжке.

Я выглянул на улицу. Темнота казалась непросветной, лишь из редких окон струился зыбкий, слабый свет.

Что же я должен вспомнить? Давнее событие? Забытые встречи или разговор?

Во мне нарастало раздражение. По чьей-то злой воле я попал в странный водоворот. Большую часть жизни мне пришлось провести на равнинах, в пустыне или в горах. Там тоже тебя всегда подстерегает опасность. Но есть логика поведения, которую можно разгадать, суровый и непреложный закон первозданной природы. А тут какая-то аморфная угрожающая среда. Ничего конкретного. Только ощущение, что решение моей проблемы не за тридевять земель, а здесь, в городе.

Мысли вернулись к персональному вагону Джефферсона Хенри, простоявшему несколько дней на запасных путях У водокачки. Ковбой из салуна прав — это не место для магната. Там жарко, ветрено и неудобно для человека, который может позволить себе находиться везде где пожелает.

Почему там? Очевидно, для того, чтобы с кем-то встретиться. С кем? Зачем? Нанял ли он кого-то еще для поисков внучки? А крик в ночи? Крик агонизирующего человека?

Утром оседлаю коня и проедусь по тем местам. Может, Пабло вспомнит то, чего не говорил раньше. Мексиканец хороший парень, настоящий мужчина. Мне нравились такие люди.

Вернувшись к кровати, я вскрыл второй конверт. В нем оказались только две вырезки из газет.

«УМЕР ВЕТЕРАН ШАХТНОГО ДЕЛА.

Натан Альбро, один из первых, вложивших деньги в горнорудное дело, представлявший интересы рудников Ваттса, Пони и Блэк-Хилс, умер вчера днем в результате падения с лошади. Его хорошо знали в наших краях как человека, заинтересованного в развитии горнорудной промышленности и железных дорог. Одна из наследниц — бывшая жена Стаси, в настоящее время миссис Ньютон Хенри».

Вторая вырезка датировалась лишь несколькими днями позже. Ее предмет оказался похоронен среди местных новостей и объявлений.

«Покупайте бурбон из Кентукки „Дабл Стамп“ по три доллара за галлон».

«Алые женские жилетки из фланели и трикотажа в магазине „Лакки Страйк Кэш“. Приходите пораньше, потому что они расходятся быстро».

«Патроны к винчестеру 44-го калибра. По 75 центов за коробку в магазине „Бостон“.

«Городской стрелковый клуб соглашается на проведение стрелкового матча шести любых его членов — выбирайте сами! — против такого же количества мужчин нашей Территории на любую сумму от 50 до 1000 долларов. Стрельба в стеклянные шары или голубей из револьвера или винтовки, стрельба навскидку или со спины с разворота по команде. Выкладывайте деньги или помалкивайте, что вы отличный стрелок».