Гомес увернулся от вайирского копья и ответил метким ударом. Джек подскочил с воплем и вонзил шпагу капитану в горло. Тот повалился, оставив Джека на миг безоружным посреди всеобщей свалки. Юноша еще успел заметить угасающий укоризненный взгляд капитана. Затем на него налетел солдат с коротким тяжелым копьем.

Вовремя вырвав шпагу из мертвой плоти, Джек отразил направленный в грудь удар, перехватил свободной рукой древко копья и рванул к себе. Противник накололся на острие шпаги, как жук на булавку.

Остальные детали боя как бы смазались, почти стерлись из памяти. Было много ударов и суматошной беготни. Но возрос ли счет побед, Джек впоследствии вспомнить не мог. Как только ему представилась возможность, он выскользнул из схватки и бросился ко входу в кадмус — как там Р’ли?

Но так и не добежал — увидел обеих, Р’ли и Полли, в стороне от заваленного трупами входа. Обнаружив среди сражающихся просвет, девушки очертя голову понеслись к лесу. Джек окликнул их, едва ли надеясь быть услышанным среди лязганья клинков, стонов раненых и частых хлопков выстрелов, и устремился следом.

Он был уже на полпути к цели, когда просвет захлопнулся, и пришлось прокладывать себе дорогу шпагой. Дважды его сбивали с ног; шальной удар клинком пришелся в левый бок — лишь чудом увернулся он от верной погибели. Удачливый солдат замахнулся было снова, но пошатнулся и рухнул бездыханный на Джека — из спины торчала рукоятка вайирского ножа. Фортуна, дама в бою особенно переменчивая, одарила на сей раз благосклонностью Джека.

Дальше он, даже не пытаясь отблагодарить своего спасителя, пробирался уже по-пластунски. Как ни странно, такая тактика оказалась действенной и почти безопасной. На Джека практически не обращали внимания, а если и замечали, принимали скорее всего за тяжело раненного и не представляющего ни малейшей угрозы.

Р’ли и Полли прятались под кустом. Джек обернулся назад — из кадмусов вырывались все новые и новые бойцы, и теперь уже людям приходилось жарко. Наконец, дрогнув, многие дали стрекача; заметив, что вайиры не преследуют и не добивают бегущих, их примеру последовали и остальные уцелевшие.

Сирена горько всхлипывала. Джек обнял ее, но унять рыдания оказался бессилен.

— Дай ей поплакать, Джек, — сказала Полли. — Ей надо выплакать горе. Ох, Господи мой Боже!

Джек обернулся на ее вскрик. И прибавил к нему свой. Подкрепление, числом в несколько сотен штыков, все как один при мушкетах, высыпало на луг из лесу.

Жеребяки, заметив новую угрозу, стали лихорадочно стаскивать к кадмусам своих раненых и мертвецов. Но мало что успели сделать. Солдаты резво выстроились в шеренги, офицер пролаял команду, первый ряд пал на колено и приник к прицелам.

— Огонь!

Залп скосил по меньшей мере три десятка вайиров. Остальные, пытаясь избежать той же участи, метнулись к входам в кадмусы. Новый залп по толчее у входов сразил не меньше.

Джек схватил Р’ли за руку:

— Мы отрезаны, нам уже не вернуться! Придется бежать в Тхраракию!

Р’ли не шевельнулась — она, казалось, утратила слух. Джек нежно повернул ее к побоищу спиной и повлек к лесу. Вся в слезах, с отрешенным видом, она безропотно подчинилась. Полли куда-то запропастилась, и Джек понадеялся лишь, что девушка не настолько глупа, чтобы рассчитывать на снисхождение властей Дионисии.

Но Полли вдруг выступила из-за дерева впереди — с луком и полным колчаном в одной руке, окровавленным стеклянным стилетом — в другой. Странное выражение блуждало по нежному овалу ее личика.

— Где раздобыла? — спросил Джек.

— Понимаешь, я решила, что лучше уж помереть прямо здесь, на месте, чем отправляться в Тхраракию безоружной! — ответила Полли. — И вернулась на край луга. Там и нашла вот это. — Она приподняла лук с колчаном. И перевела взгляд на стилет. — А это — в другом месте. У капеллана одолжила.

— Как это одолжила?

— Очень просто: заколола и взяла себе. Этот жирный слизняк, слуга Господень, любовался из-за дерева резней на лугу. Видать, ждал конца — готовился причащать умирающих. Я подошла со спины, тихонько вынула из ножен кинжал и воткнула в отвислое брюхо. Свинья! Он один из тех, кто замучил мою мамочку до смерти!

Джек был ошарашен такими отчаянными поступками, хотя и рад, впрочем, что Полли не оказалась кисейной барышней, — для перехода через горы всем им потребуется немало сил и мужества. А оружие как нельзя более кстати, что и говорить. За Р’ли Джек не волновался — придя в себя, закаленная сирена даст фору им обоим.

Они поспешно тронулись в путь. Джек постоянно на ходу оглядывался, но преследования не обнаружил. Пальба на лугу к тому моменту либо вовсе уже прекратилась, либо заглохла за густыми кронами.

Вскоре путники выбрались к бурной, но неглубокой речушке. Вода, пенящаяся на крутых порогах, была холодной и чистой, точно родниковая. Они утолили жажду, смыли с себя пот и кровь. Рана на боку Джека еще сочилась кровью. Заметив это, Р’ли словно очнулась, впервые после утраты пришла в себя. Она тут же отправилась вдоль ручья на поиски и вернулась вскоре с букетиком нежных цветков с темно-алыми лепестками. Промыв Джеку рану, сирена наложила на нее целебный компресс.

— Прижми локтем, — велела она. — Если заражения нет, через часок-другой затянется.

Ласково чмокнув Джека в щеку, Р’ли поднялась и обратила взор к заснеженным горным пикам на севере. Их невероятная высота как бы скрадывала расстояние. Но все трое прекрасно знали, что до подножия ближайшей из гор три дня пути скорым шагом.

— Черт, как жарко! — вздохнула Полли.

Поднявшись с травы, она медленно расстегнула пуговки и скинула с себя свое длинное плиссированное платье. К немалому удивлению Джека под платьем на Полли ничего больше не оказалось. Теперь все ее облачение составляли лишь башмачки на высокой подошве.

— Ну, чего зенки-то вылупил! — цинично бросила она. — На голую Р’ли, небось, как-то иначе смотришь.

— Но ты ведь… ты же человек все-таки!

— Это если забыть о мнении матушки Церкви на сей счет. А она выводит нас, ведьм, за рамки рода людского.

Джек утратил дар речи, а Полли, встав прямо перед ним, сделала грациозный пируэт. И невзирая на смятение чувств, Джек вынужден был признать, что фигура у девушки под стать смазливой мордашке — статуэтка, да и только.

— А ты полагал, что Церковь преследовала нас с матушкой ни за что ни про что? — усмехнулась Полли. — Нет, на сей раз наши гонители, пусть и случайно, но угадали. Конечно, подонок Рейли правды не знал — свой донос он сочинил, чтобы устранить конкурента и остаться единственным аптекарем в Сбейптаху. Но неожиданно для самого себя попал прямо в яблочко.

Матушка умерла, но грядет и день смерти гнусного доносчика. Мой шабаш давно бы уже посчитался с мерзавцем, когда бы я сама не попросила подружек оставить его для меня. Это сугубо личное дело. Теперь, правда, выходит, что месть ненадолго откладывается. Но я доберусь, ох, доберусь до тебя, Рейли, доберусь до твоего мягонького горлышка… — Плотоядно облизнув свои губы сердечком, предназначенные, казалось бы, для одних лишь поцелуев, она добавила: — И смерть твоя будет, ох, до-о-олгой — много дольше, чем у моей матери…

Р’ли глядела на расходившуюся Полли, точно на ядовитую змею.

— Скажите пожалуйста, какие мы нежные! — заметив взгляд сирены, бросила Полли. — Тебе-то уж точно не стоило бы кривиться, мехозадая моя! Мало вы, жеребякй, натерпелись от христиан?

— Так это все же правда, — спросил Джек, разделяя слова выразительными паузами, — что среди землян, перевезенных на Дейру арранами, оказались и… ведьмы?

— А откуда еще, по-твоему, могли мы взяться! Конечно, правда. Но мы молимся отнюдь не Сатане, как полагают люди. Нет, вовсе не Сатана наше верховное божество, он лишь сын и любовник Великой Богини, чье имя Матерь Блед. И религия наша уходит корнями в такую седую древность, какая и не снилась вам, скороспелым христианам. День триумфа Великой Богини все еще впереди. Вы ни на йоту не знаете подлинной правды. Все, чем пичкали вас с амвона жирные пасторы, — это ложь и гнусные байки. — Полли связала платье в узелок. — Теперь надену, лишь когда похолодает. Или же в зарослях терновника. Как приятно сбросить постылую одежду и снова почувствовать себя свободной!