— А вам бы хотелось?
— Больше всего на свете.
С присущей ему несуетливой обстоятельностью Томас представил себе ее жизнь. Все время у постели старой женщины. Спокойная, тактичная, прекрасная хозяйка. Он с любопытством спросил:
— Давно вы живете с леди Трессилиан?
— Почти пятнадцать лет. Я переехала сюда, когда умер мой отец. Несколько лет перед смертью он был совсем беспомощным инвалидом.
Затем, догадавшись, что именно хотел бы знать Томас, она добавила:
— Мне тридцать шесть лет. Вам ведь об этом хотелось спросить, не так ли?
— Верно, об этом я и думал, — признался он. — Видите ли, вам можно дать сколько угодно лет.
— Весьма двусмысленное замечание!
— Пожалуй, да. Но я не хотел вас обидеть.
Его задумчивый взгляд опять задержался на лице мисс Олдин. Она нимало не смутилась: этот взгляд был лишен какой-либо нарочитости — он выражал подлинный глубокий интерес. Заметив, что глаза Томаса разглядывают ее волосы, она коснулась рукой седого локона.
— Это у меня с самой молодости, — просто сказала она.
— Мне нравится, — сказал Томас Ройд так же просто.
Он продолжал смотреть на нее. Наконец она спросила с несколько деланной веселостью:
— Ну и каков же вердикт?
— О, простите, с моей стороны, наверное, было бестактно так смотреть. Я размышлял о вас — какая вы на самом деле.
— Ради бога, оставим это, — она поспешно поднялась из-за стола. Взяв под руку Одри и направляясь в гостиную, сообщила на ходу:
— Старый мистер Тривз тоже придет завтра обедать.
— Кто он? — спросил Невил.
— Он привез рекомендательное письмо от Руфуса Лорда. Чрезвычайно почтенный джентльмен. Он остановился в «Бэлморал Корте». У него больное сердце, и на вид он очень слаб, но голова у него совершенно светлая. Кроме того, среди его знакомых есть множество интересных людей. Он был адвокатом или барристером — уже не помню точно кем.
— Все здесь такие ужасно старые, — пожаловалась Кэй.
Она стояла прямо под торшером. Томас взглянул в том направлении и с тем же неторопливым, заинтересованным вниманием, которое уделял всему, что попадало в поле его зрения, принялся рассматривать ее.
Он неожиданно был поражен ее пронзительной, чувственной красотой. Красотой живых красок, брызжущего через край торжествующего жизнелюбия. Он перевел взгляд с нее на Одри — бледную, похожую на ночную бабочку в своем серебристо-сером платье.
Томас улыбнулся про себя и пробормотал:
— Белоснежка и Алая Роза.
— Что? — У его локтя появилась Мэри Олдин. Он повторил свои слова.
— Как в старой сказке, помните?
Мэри кивнула:
— Очень удачно вы это подметили…
V
Мистер Тривз с удовлетворением потягивал портвейн из своего бокала. Превосходное винцо. И обед приготовлен и подан безукоризненно. Совершенно очевидно, что у леди Трессилиан никаких трений со слугами не возникает.
Да и дом содержится превосходно, несмотря на то, что хозяйка прикована к постели.
Разве что вот дамы остались за столом, когда подали портвейн. Он предпочитал старомодные порядки. Но эта молодежь все делает по-своему.
Его глаза задумчиво рассматривали яркую, необыкновенно красивую женщину, которая была супругой Невила Стрэнджа.
Сегодняшний вечер был вечером Кэй. Ее жизнерадостная красота светилась и сияла, затмевая мягкое пламя свечей, которыми освещалась комната. Рядом, склонив к ней гладкую темноволосую голову, расположился Тэд Латимер. Он подыгрывал ей. Кэй чувствовала себя победительницей и смотрела вокруг с торжеством во взоре.
Один только вид этого сияющего жизнелюбия согревал старые кости мистера Тривза.
Молодость — решительно ничто на свете не сравнится с молодостью! Не удивительно, что ее муж потерял голову и оставил ради нее свою первую жену. Одри сидела рядом со стариком. Очаровательное создание и настоящая леди, но опыт говорил мистеру Тривзу, что именно таких женщин мужья неизменно бросают. Он искоса взглянул на нее. Голова опущена, взгляд застыл на тарелке. Что-то в полной неподвижности ее позы поразило мистера Тривза. Он взглянул на нее более пристально. Интересно, о чем она думает. Просто очаровательно, как у нее пробиваются волоски из маленького, похожего на раковину ушка.
Чуть заметно шевельнувшись, мистер Тривз вернулся от своих мыслей к действительности: все вставали из-за стола. Он тоже поспешил подняться.
В гостиной Кэй Стрэндж направилась прямо к граммофону и поставила пластинку с танцевальной музыкой.
Мэри Олдин извиняющимся тоном обратилась к мистеру Тривзу:
— Я уверена, что вы не выносите джаза.
— Что вы, совсем нет, — из вежливости неискренно ответил ей мистер Тривз.
— Может быть, позже мы сыграем партию в бридж? — предложила Мэри. — Сейчас начинать роббер нет смысла, мне известно, что леди Трессилиан сгорает от нетерпения поболтать с вами.
— О, я предвкушаю большое удовольствие от этой беседы. Леди Трессилиан никогда не спускается вниз обедать вместе со всеми?
— Нет. Когда-то спускалась в инвалидном кресле. Для этого у нас здесь и был устроен лифт. Но в последнее время она предпочитает не покидать своей комнаты. Там она может поговорить с кем пожелает, вызывая собеседника своего рода Королевским Приказом.
— Очень удачное сравнение, мисс Олдин. Я всегда подмечал нечто величественное в манерах леди Трессилиан.
Через середину комнаты медленной танцующей походкой двигалась Кэй.
— Убери-ка столик, Невил, он будет мешать, — не повернув головы, обронила она.
Невил послушно отодвинул столик. Затем он шагнул к ней, но она нарочито повернулась к Тэду Латимеру.
Ее голос звучал глубоко и властно, глаза сияли, чувственный рот приоткрывался в улыбке.
— Пойдем, Тэд, потанцуем.
Рука Тэда мгновенно скользнула вокруг ее талии. Они закружились в танце, раскачиваясь, склоняясь, их шаг совпадал идеально. Это было восхитительное зрелище.
Мистер Тривз пробормотал:
— М-да, вполне профессионально.
Мэри Олдин слегка поморщилась при этом слове, но мистер Тривз, конечно, просто выразил свое восхищение.
Она пристально взглянула в его умное лицо щелкунчика. Выражение этого лица показалось ей несколько рассеянным, словно адвокат следил за ходом каких-то своих мыслей.
Невил мгновение раздумывал в нерешительности, потом направился к окну, где стояла Одри.
— Ты танцуешь, Одри?
Его голос прозвучал почти холодно. Можно было подумать, что приглашение сделано из простой вежливости. Одри Стрэндж колебалась минуту, потом кивнула и шагнула навстречу.
Мэри Олдин, поддерживая светскую беседу, произнесла несколько ничего не значащих фраз о погоде, но мистер Тривз, обычно столь вежливый и внимательный к своей собеседнице, на этот раз молчал с отрешенным видом. До сих пор ничто не указывало на слабость его слуха, и Мэри приписала это проявление невнимания к ней его увлеченности собственными мыслями. Взгляд мистера Тривза был обращен в сторону танцующих, но Мэри не могла сказать с определенностью, кто так заинтересовал его: они или Томас Ройд, одиноко стоявший в противоположном конце комнаты:
— Извините меня, моя дорогая, вы что-то сказали? — проговорил он наконец, несколько смешавшись.
— Нет, ничего особенного. Просто сентябрь в этом году выдался удивительно ясный.
— Да, действительно. Здесь теперь все очень ждут дождя, как мне сказали в отеле.
— Я надеюсь, вам там вполне удобно?
— О да. Хотя, должен признаться, по приезде мне было неприятно узнать, что…
Мистер Тривз не договорил.
Одри отстранилась от Невила. Смущенно улыбаясь, она сказала извиняющимся тоном:
— Здесь очень жарко. Невозможно танцевать.
Она прошла к отрытой балконной двери и вышла на террасу.
— Ну, иди же за ней, глупец, — невольно вырвалось у Мэри.
Эти слова не предназначались для постороннего слуха, но они прозвучали достаточно громко, чтобы мистер Тривз повернулся и с удивлением посмотрел на нее.