Автомобиль был лучшим из тех, какие только можно найти. Шестиместный ярко-красный «рено» высшего класса, он имел форму удлиненной лодки. На его корпусе не было ни единой царапинки. Две дополнительные пары ног, высовывавшихся из-под днища, свидетельствовали о такой его мощности, которая позволяла обогнать практически любую машину. Все его двенадцать пар ног, схожих с лошадиными, были подкованы первоклассной сталью. Именно такого рода автомобиль и нужен, когда пускаешься наутек через всю страну. Колесные автомобили передвигаются по шоссе, конечно, быстрее, но зато этот «рено» не остановят ни вода, ни вспаханные поля, ни крутые склоны гор.

Взобравшись на сиденье водителя, Растиньяк ухватился за руль и ногой нажал на педаль акселератора. Нервный узел под педалью передал сообщение спрятанным под обшивкой мышцам и выступавшим из корпуса ногам. «Рено» накренился вперед и затем, восстановив равновесие, стал набирать скорость. Он выскочил на широкое асфальтированное шоссе, задрожавшее от барабанной дроби копыт, обутых в стальные подковы. Из-под копыт во все стороны полетели искры.

Растиньяк управлял слепым безмозглым существом, скрытым в корпусе машины. В этом ему помогал радар, развившийся из соматических клеток существа и направляющий своего хозяина в обход препятствий. Добравшись до Rue des Nues, Растиньяк перевел машину на рысь, сбросив тем самым скорость. Переутомлять ее не имело смысла. Однако где-то на середине отлогого подъема бульвара из боковой улочки выскочил, галопируя, «форд». Его сиденья щетинились обнаженными шпагами и высокими остроконечными шляпами со светлячками, распустившими крылышки.

Растиньяк вдавил педаль акселератора до предела, и «рено» перешел в галоп. «Форд» тем временем развернулся поперек дороги. И поскольку по обе стороны бульвара высилась живая изгородь, «форд», таким образом, смог перегородить большую часть прохода.

Но, прежде чем его автомобиль доскакал до «форда», Растиньяк нажал на кнопку прыжка. Такой кнопкой были оборудованы немногие машины: только спортсмены и члены королевской семьи могли позволить себе установку подобного нейроконтура. Кроме того, это устройство не предусматривало градации прыгания. Реакция не допускала никаких компромиссов. Ноги отталкивались от земли в едином порыве и со всей мощью энергии, заключенной в каждой из них. Сдержать этот процесс было невозможно.

Нос «рено» задрался, и автомобиль взмыл в воздух. Раздался крик. «Рено» слегка качнуло, когда задними копытами он ударился о головы москитеров, которые были настолько глупы, что не догадались уклониться от удара. С пронзительным скрежетом машина, накренясь, приземлилась стоймя за «фордом». Не давая себе передышки, она ринулась дальше.

Получасом позже Растиньяк осадил автомобиль в тени развесистого дерева.

— Мы уже порядком отъехали от города, — сказал он.

— Что теперь будем делать? — спросил нетерпеливый Арчембод.

— Сначала надо побольше разузнать об этом землянине, — ответил Растиньяк. — А тогда уж будем решать.

Рассвет, пробившись сквозь ночную стражу, пролился полосой густого румянца на склоны гор, обращенные к востоку. Шесть Летящих Звезд поблекли и незаметно растворились в утренней заре — словно ожерелье из сверкающих драгоценных камней окунулось в бутылку с чернилами и стало невидимым.

Растиньяк остановил уставший «рено» на вершине горы и окинул взглядом ландшафт, расстилавшийся перед ним внизу на целые мили. Замок Мапфэрити — высокая, тронутая розовым цветом башня — сверкал в лучах восходящего солнца. Он стоял на другой горе у берега моря. Местность вокруг полыхала красками, возможными лишь в воображении сумасшедшего.

Но Растиньяку все эти кричащие оттенки резали глаз. Вон тот ярко-зеленый, к примеру, казался ядовитым, а тот пылающий алый — кровавым; тот бледно-желтый напоминал по цвету выделения из сопливого носа, а тот чистый белый виделся ему червивым.

— Растиньяк! — Бас Мапфэрити дребезжал от раздражения, запрятанного где-то глубоко в груди.

— Что?

— Что нам делать теперь?

Жан-Жак молчал. И тогда, сокрушаясь, заговорил Арчембод:

— Я не привык ходить без Кожи. Мне недостает многого из того, что она давала мне. Начать с того, что я не чувствую твоих мыслей, Жан-Жак. Я не знаю, злишься ты на меня или любишь, а может, просто равнодушен. Я не знаю, где находятся сейчас другие люди. Я не чувствую радости играющих зверьков, свободы птичьего полета, призрачного перезвона подрастающей травы; сладкой волны вожделения рогатого апигатора, занятого любовной игрой; жужжания пчел, возводящих свой улей, и вялой, глупой надменности гигантского поедателя капусты duexnez[44]. Без Кожи, которую я так долго носил, я перестал что-либо ощущать вообще. Я только чувствую себя очень одиноким.

— Ты не одинок, — ответил ему Растиньяк. — С тобой я.

Взгляд больших карих глаз Люзин остановился на нем.

— Я тоже чувствую себя одинокой, — тихо проговорила она. — Моей Кожи больше нет — Кожи, которая подсказывала мне, как поступать по мудрости моего отца, амфибианского короля. Теперь, когда ее нет и я больше не слышу ее нежного голоса, похожего на трепещущий тамбурин, я не знаю, что делать.

— В данное время, — отозвался Растиньяк, — ты будешь делать то, что я скажу тебе.

— Так что же теперь? — повторил Мапфэрити.

Растиньяк оживился:

— Мы идем в твой замок, великан. Там мы воспользуемся твоей кузницей и заточим свои клинки так, чтобы они смогли проткнуть человека насквозь. Не бледней! Именно этим нам и следует заняться. А потом заберем твоего гуся, который несет золотые яйца. Уж если мы хотим чего-то добиться, нам непременно понадобятся деньги. Без них мы никуда. Ну а после купим — или украдем — какую-нибудь лодку и поплывем туда, где держат в плену землянина, где бы это ни было. И освободим его.

— А потом? — спросила Люзин. Ее глаза светились.

— Чем вы займетесь потом, зависит от вас. Я же собираюсь покинуть эту планету и полететь вместе с землянином на другие миры.

Все молчали. Затем Мапфэрити спросил:

— А зачем отсюда улетать?

— А затем, что бесполезно чего-либо ждать от этой земли. Никто от своей Кожи не откажется. Прекрасная страна обречена на бездумную, праздную жизнь. А это не для меня.

Арчембод ткнул пальцем в амфибианскую девушку:

— А как же тогда с ее людьми?

— Они, возможно, и победят, эти водяные — но нам-то какая разница? Просто-напросто произойдет смена одной Кожи на другую. Раньше, еще до того как я услышал о землянине, я собирался драться, чего бы мне это ни стоило — даже если бы меня ожидало неизбежное поражение. Но сейчас мои планы изменились.

Громыхание Мапфэрити стало сердитым.

— Ах, Жан-Жак, не узнаю своего товарища. Я никогда от тебя такого не слышал. Ты случайно не проглотил своей Кожи? Ты говоришь так, будто вывернут наизнанку. Что случилось с твоими мозгами? Разве ты не понимаешь, что если амфибиане одолеют нас, то разница будет, и еще какая. Разве ты не понимаешь, из-за кого амфибиане ведут себя именно так, а не иначе?

Растиньяк направил «рено» к розовому кружевному замку, возвышавшемуся на горе. Автомобиль устало затрусил по неровной и узкой лесной тропе.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Я имею в виду то, что амфибиане всегда прекрасно ладили с ссассарорами, пока в их жизнь не вторгся новый фактор — земляне. Вот тогда-то и началась эта вражда. Спросишь: что это еще за новый фактор? Обычные приемыши. Помесь землян с амфибианами или ссассарора с жителем Земли. Из этого сделай вывод. Поверти его туда-сюда. Посмотри на него с разных сторон. За всеми этими раздорами стоят именно приемыши — человеческий фактор.

И еще. У амфибиан Кожи всегда отличались от наших. Наши фабрики создают для нас Кожи, чтобы установить некое духовное родство и связь между их владельцами и природой в целом. Предназначение наших Кож — помочь каждому человеку любить своего ближнего.