— Вам следует открыть собрание для публики. Это за два года окупит все расходы. Кермод мог бы продавать сосиски в тесте и мороженое на террасе.

Он посмотрел на меня, нахмурившись.

— Ты уволен.

Я повернулся и пошел к двери. Он позволил мне дойти до нее, а затем сказал:

— Не хочешь узнать почему?

Я посмотрел на него через плечо.

— Если вы чувствуете, что должны рассказать мне, о'кей. Но в таком случае давайте сделаем это за сигаретой и стаканчиком чего-нибудь. — Я достал свой портсигар и добавил. — Спиртное с вас.

Он улыбнулся мне.

— Ты — наглый ублюдок. Но обмен — ничего. Хотя, ты по-прежнему уволен.

Он пошел в дальний конец комнаты, то тут, то там пуская в ход свою трость, и, наконец, остановился перед шкафчиком времен Луи какого-то и достал из него бренди и пару бокалов. И на этот раз он налил себе больше. Я взял бокал и сел в кресло, на спинку которого небрежно опирался пожилой, похожий на дипломата тип в придворном костюме (он, вероятно, помешал посвящению О'Дауды в рыцари).

Я вдохнул аромат бренди, отпил немного, подождал, пока жидкость нагреется во рту, проглотил, и почувствовал, как у меня в животе зарождается новый вулкан.

— Кошмарная штука, — сказал я.

— Ты думаешь, я буду переводить свое лучшее бренди на человека, которого я только что уволил.

— Почему я уволен?

— Потому что, Карвер, когда я нанимаю кого-либо, я требую от него полной лояльности за те деньги, которые я ему плачу. За это меня никто не любит. Но всем им нужно зарабатывать деньги.

— Насколько мне известно, я даже еще не обманул вас ни с одним счетом за отель. Но я обязательно сделаю это, когда вы меня восстановите на службе.

Резким, раздраженным движением трости он рассек перед собой воздух и сказал:

— Черт, ты меня очень утомляешь.

— Мне хотелось бы услышать несколько фактов, подтверждающих мою нелояльность.

— Два дня назад меня посетил один человек по имени Алакве.

— Это было в Англии или здесь?

— Зачем тебе это?

— Затем, что тогда я буду знать, был ли это Джимбо Алакве или Наджиб.

— В Лондоне.

— Старина Джимбо, все еще трудится изо всех сил. Не нужно мне рассказывать. Я догадываюсь, что он вам сообщил. Я получил взятку, скажем, в три тысячи гиней, не фунтов, за то, что обману вас и скажу, где находится “Мерседес” — когда я, конечно, найду его — сначала ему, а потом вам. Что-нибудь в этом роде, да?

— Более-менее. Ты чертовски откровенен.

— Я буду даже еще более откровенен. Джимбо попроще, чем его брат — они близнецы. Бог знает, что с него имеют те люди, на которых он работает. Ему следовало бы знать, что моя цена за подобного рода обман была бы где-нибудь в районе десяти тысяч. Мне и у вас хорошо. Постоянная смена декораций, жизнь в окружении роскоши, новые лица — некоторые из них очень симпатичные и женственные — и полное ощущение вечности жизни, которое, попади я в страховое агентство, тут же выгнало бы меня из него. Взгляните на это.

Я достал вещицу из кармана и бросил ему. Она была размером с половину грейпфрута и такой же формы, но гораздо тяжелее.

Он взял ее в свою обезьянью лапу и спросил:

— Что это такое?

— Это магнитная термобомба. Там сбоку есть небольшой переключатель, который можно поставить на любую, указанную на шкале температуру. Температура дана по Фаренгейту, Цельсию и Римеру. Все предусмотрено. В настоящий момент она поставлена на предохранитель. Я обнаружил ее под капотом своего автомобиля в Женеве. Она была приведена в рабочее положение и разнесла бы меня и машину в клочья через пару километров.

— Черт, какая полезная штука.

— Можете оставить ее себе. Но если я взял деньги, зачем им тогда понадобилось убирать меня? Лишние расходы. Им очень не понравилось, что я отказался от денег. Я полагаю, вы уже хорошо заплатили Джимбо, чтобы он работал на вас?

— Да, заплатил.

Я покачал головой.

— Вы его совсем запутаете. Он не из тех людей, которые могут вести двойную игру и не замкнуть в один прекрасный момент оба конца. Хорошо, я снова на работе?

Он протянул руку и положил бомбу на шкафчик. Затем он повернулся ко мне, склонил голову, как бык, нацелившийся на красный плащ матадора, и шумно выпустил через нос воздух.

— Что, черт побери, происходит, — сказал он. — Я только хочу вернуть свою машину.

— Вы ее получите. Ее свистнул один мерзавец по имени Отто Либш. — Упомянув имя, я замолчал и внимательно посмотрел на него. Я был уверен, что оно что-то значило для Джулии. Оно также могло что-то значить и для него. Но если оно и значило, то он никак не выказал этого. Я продолжил. — Он ее перекрасил и несколько недель спустя ограбил на ней кассу где-то во Франции. С того момента ни его, ни машины никто не видел. Но я ставлю десять к одному в сотенных — фунтах, не франках — что я найду машину в ближайшие несколько дней. Идет?

— Нет.

— Приятно, что вы так уверены во мне. Я восстановлен?

— Да, временно. Но, клянусь Богом, один неправильный шаг и...

— Вы опережаете события, — сказал я. — Если вы хотите, чтобы я вернулся, у меня есть одно условие. Нет, два.

— Никто никогда не ставит мне условий. — Он произнес это с грохотом выходящего из-под контроля парового катка. А так как я знал, что с паровым катком лучше не спорить, я начал вставать, собираясь уходить.

Жестом руки он указал мне, чтобы я сел.

— Что ж, давай послушаем твои условия.

Я сел.

— Первое, я не хочу, чтобы мне задавали вопросы о том, как я вышел на Отто и машину. И я не хочу, чтобы вопросы задавались вашей падчерице Зелии. Как она и говорит, она ничего не знает. Второе, я хочу знать, что находится в тайнике машины и кто те люди, на которых работают Наджиб и Джимбо Алакве. Это я хочу знать ради собственной безопасности. Что вы скажете?

Он медленно встал и тепло улыбнулся мне. В это невозможно было поверить, но его большое животное лицо вдруг преобразилось. Передо мной стоял огромный, похожий на медведя папочка с распростертыми руками и ласковой улыбкой, готовый принять и утешить всех уставших, упавших духом, угнетаемых, обездоленных и обескровленных на этой земле. На меня это не произвело ни малейшего впечатления, так как я был уверен, что он их всех примет и сделает на них деньги.

— Я скажу Карвер, что я явно ошибался по поводу тебя. Продолжай работу. Я тебе полностью доверяю, парень. Что касается Зелии, я больше не стану при ней упоминать о машине.

— Отлично.

Он покачал головой.

— Я не понимаю, почему ты до сих пор не стал миллионером. У тебя есть все возможное в этом мире нахальство.

— Чего у меня нет, так это ответа на мое второе условие. Что в машине и кому еще она нужна?

— Ах, да, это. Ну, с этим немного сложнее. Щекотливый момент.

— Все-таки, попробуйте.

Он пожевал кончик своей сигары, придумывая, какое вранье ему стоит выдать мне. Он понимал, что после недавней похвалы в мой адрес, оно должно быть очень грамотным. Придумал он быстро.

— В машине, — сказал он, — находится очень приличная пачка облигаций. Облигаций золотого займа. Точнее, это — облигации трехпроцентного внешнего займа японского имперского правительства 1930 года с окончательным погашением в мае 1975 года, но эти облигации будут погашаться в январе следующего года. Естественно, после этого никакого нарастания процентов по ним не будет. Но при погашении они будут оцениваться в двадцать тысяч фунтов. С самого начала они принадлежали мне. Но я собирался передать их одному моему другу в ответ на оказанную мне услугу. Ты удовлетворен?

— Да. Но я, естественно, проверю, существуют ли такие облигации.

— Проверяй, проверяй, осторожный ублюдок. — Он ухмыльнулся.

— А друг?

— Он — влиятельная фигура в оппозиционной партии одного из новоиспеченных африканских государств. Когда-то эта оппозиционная партия была правящей. Времена меняются. Теперешняя правящая партия считает, что облигации принадлежат им, потому что, как они аргументируют, услуга, оказанная мне моим другом, когда он находился у власти, была оказана с использованием служебного положения.