— Не то чтобы существовали какие-то сомнения по поводу вердикта… — продолжал он.

— Вы так думаете? — отозвалась Эвелин. — Разве вы не помните собственное поведение? Когда присяжные вернулись с вердиктом, кто-то подошел вас поздравить и случайно столкнул книгу с вашего стола. Вы целых две минуты поливали его отборной бранью…

— Ну, всегда испытываешь облегчение, когда можешь выбросить такое дело из головы, — проворчал Г. М. — Однако на скачках нервничаешь, даже будучи твердо уверенным, что фаворит придет первым. Понимаете, я рассчитывал, что кое-какие намеки в моей заключительной речи благотворно подействуют на настоящую убийцу…

— Амелию Джордан! — добавил я. Какое-то время мы молчали, покуда Г. М. разглядывал кончик своей сигары и допивал пунш с виски. — Значит, вы все время знали, что это она?

— Конечно, сынок. И могу это доказать, если нужно. Но сначала я должен был добиться оправдания подсудимого. Я не мог заявить о ее виновности в суде. Но я написал в хронометраже, который показывал вам, что не может быть сомнений в личности подлинного убийцы. Сейчас я расскажу обо всем подробно, так как приятно произносить речь, не подчиняясь никаким правилам.

Мне незачем восстанавливать все происшедшее от начала до конца. Вам все известно вплоть до того, как Джим Ансуэлл выпил виски с наркотиком и свалился в обморок в кабинете Хьюма. Фактически вы знаете все, кроме того, что казалось мне достаточным основанием, чтобы считать виновным конкретное лицо.

Как я вам уже говорил, я с самого начала отбросил теорию безумия. Меня мучил вопрос, как произошло убийство, если Ансуэлл не совершал его. Потом Мэри Хьюм упомянула, что ее парень больше всего ненавидит в тюрьме «окно Иуды», и мне пришла в голову возможность наличия такого «окна» в каждой двери. Я ходил взад-вперед, напряженно думая, потом сел, набросал хронометраж, и все начало понемногу проясняться.

Сначала я считал, что план с целью прищучить Реджиналда Ансуэлла замыслили только двое — Эйвори и Спенсер. Я и теперь так думаю. Однако было очевидно, что кто-то узнал о заговоре и настоял на своем участии в последний момент.

Почему? Подумайте сами! Если «окно Иуды» использовалось для убийства, значит, убийца должен был действовать заодно с Эйвори Хьюмом — по крайней мере, быть достаточно близок к нему, чтобы знать о происходящем в кабинете. Именно убийца должен был унести лишний графин — я задал вопрос о графине в своих записях, — чтобы его не нашла полиция. Все это указывает на сотрудничество с Эйвори. Кто-то еще участвовал в заговоре и воспользовался им, чтобы убить старика.

Кто же? Конечно, в первую очередь в голову приходила мысль о дядюшке Спенсере, так как он, несомненно, был участником заговора. Но он никак не мог совершить убийство собственноручно, поскольку имел железное алиби, подтверждаемое половиной персонала больницы.

Тогда кто еще? Примечательно, как одна лишь уверенность в еще одном участнике заговора сужала поле. У Эйвори Хьюма было мало друзей и не было близких людей, помимо собственной семьи. А рассказать о плане — даже под давлением — он мог только очень близкому человеку.

Как вы понимаете, на том этапе я всего лишь сидел и думал. Хотя чисто теоретически кто-то посторонний (например, Флеминг) мог пробраться в дом и совершить убийство, это выглядело крайне сомнительным. Флеминг не был даже очень близким другом Эйвори — об этом можно легко судить по манере их разговора. Более того, постороннему пришлось бы пробираться под прицелом наблюдательных глаз Дайера и Амелии Джордан — кто-то из них постоянно находился в доме. Учитывая такую возможность, следовало рассмотреть другую теорию.

Она приводила к уверенности, что еще одним участником заговора мог быть либо Дайер, либо Амелия Джордан. Это настолько просто, что для полного осознания требуется долгое время. Но Дайер, безусловно, не был соучастником. Не стану говорить о своей уверенности, что болезненно респектабельный Дайер был последним человеком, которого столь же болезненно респектабельный мистер Хьюм допустил бы к семейным скелетам в шкафу. Дворецкий годился в качестве свидетеля безумия капитана Реджиналда, но никак не в качестве коллеги. То, что соучастником не мог быть Дайер, явствует из моих записей.

По известным вам причинам я уже пришел к выводу, что Хьюма убили стрелой, выпущенной из арбалета. Кто-то должен был дождаться, пока наркотик подействует на Джима Ансуэлла, потом войти в кабинет к Хьюму, помочь влить мятный экстракт в горло потерявшего сознание человека и забрать графин и сифон. Кто-то должен был иметь предлог для того, чтобы забрать стрелу из комнаты. Кто-то должен был заставить Хьюма закрыть дверь на засов — я не знал, как его удалось убедить это сделать, когда стрела все еще находилась за пределами комнаты. Кто-то должен был привести в действие механизм «окна Иуды», убить Хьюма, избавиться от арбалета и графина и все аккуратно убрать.

Итак, Дайер впустил в дом Джима Ансуэлла в десять минут седьмого (это установлено). Прошло еще минимум три минуты, прежде чем Ансуэлл выпил виски с наркотиком в кабинете, и еще больше, прежде чем наркотик ударил ему в голову (установлено самим Ансуэллом). Дайер покинул дом в четверть седьмого (установлено мною — я отметил в правой колонке записей, куда помещал только абсолютно бесспорные факты, что он подошел к гаражу в 18.18, а гараж, как Дайер правильно указал в суде, находится в трех-четырех минутах ходьбы). Возможно ли, что за полторы минуты он проделал весь фокус-покус, необходимый для убийства Эйвори Хьюма? Нет. Временной элемент делает это невозможным.

Это привело меня к тому факту, что в течение семнадцати минут, пока Дайер не вернулся с машиной в 18.32, только Амелия Джордан находилась в доме с Хьюмом и потерявшим сознание человеком.

Подумайте как следует об этой женщине. Соответствует ли она характеристикам соучастника заговора? Амелия Джордан прожила с Хьюмами четырнадцать лет — это достаточный срок, чтобы квалифицировать ее как члена семьи. Она была — по крайней мере, внешне — фанатично предана Эйвори. В состоянии волнения она — как вы должны были заметить на процессе — называла Хьюма по имени, что никто не осмеливался делать, кроме его брата. Она занимала положение, позволяющее знать многое о происходящем в доме. Если Эйвори был вынужден доверить свой замысел кому-то, то самой вероятной кандидатурой выглядела практичная, компетентная особа, прожившая в доме достаточно, чтобы быть допущенной в замкнутый семейный круг.

Давайте вспомним, что делала Амелия Джордан в течение этих таинственных семнадцати минут между 18.15 и 18.32. В половине седьмого (по ее словам) она спустилась вниз, упаковав чемоданы. Здесь я прошу вас следить за показаниями, данными ею в суде, так как ранее она дала точно такие же показания полиции, которые я тщательно изучил, как и показания остальных. Амелия говорила, что упаковала саквояж для себя и чемодан для дядюшки Спенсера, а потом спустилась на первый этаж.

В показаниях Дайера есть интересный фрагмент, который это подтверждает. Вернувшись из гаража, Дайер застал Амелию Джордан стоящей перед дверью кабинета. Она с плачем сообщила ему, что люди в комнате убивают друг друга, и велела бежать в соседний дом за Флемингом. В этот момент, говорит Дайер, «она споткнулась о большой чемодан, принадлежащий доктору Спенсеру Хьюму».

Меня заинтересовало, почему чемодан оставили в коридоре, ведущем к кабинету. Главная лестница в этом доме — вы видели ее, Кен, — находится неподалеку от парадной двери. Это означало, что Амелия Джордан спустилась с чемоданом и саквояжем и, намереваясь пойти в кабинет, чтобы попрощаться с Эйвори, прошла назад в коридор, все еще неся багаж — во всяком случае, чемодан. Чего ради? Знаю по опыту, что люди, спустившись на первый этаж с парой чемоданов, всегда ставят их у подножия лестницы, откуда недалеко до входной двери, а не тащат их с собой на заднюю сторону дома, чтобы с кем-то проститься.

Тогда я начал многое понимать. Изучая хронометраж, я поставил вопросительный знак напротив действий Амелии Джордан. Что я тогда знал об убийстве? В противоположность мнению полиции я не сомневался, что, во-первых, Хьюм был убит стрелой, выпущенной из арбалета через «окно Иуды», и арбалет исчез из сарая с того вечера; во-вторых, Амелия была единственным человеком, который находился в доме один, помимо Хьюма и Ансуэлла, в течение семнадцати минут; в-третьих, Амелию застали у двери кабинета в необъяснимой компании большого чемодана, о котором с тех пор, похоже, никто не слышал; и, в-четвертых, твидовый костюм дядюшки Спенсера исчез из дома также в тот вечер.