— Кому-то здесь была нужна его смерть? — вроде как нужно было задать этот вопрос, хоть Клим и чувствовал острое отвращение к ритуальным словесным клише.

Он тут же сам себе ответил, что чье-либо желание — условие необязательное и недостаточное. Во всяком случае, для происшедшего этой ночью. Хотя… почему ночью? Может, и утром. Кажется, время — важнейшая деталь? От времени отталкиваются, когда ведут допрос свидетелей. Но тут вся эта канитель курам на смех: все присутствующие объединены единством времени и места. В убийцы можно записать любого. Тем более, что цель — версия для органов, т. е. приблизительная правда, — если Клим верно понял задачу… А как быть с правдой обыкновенной? Не десница же божья, в самом деле, метнула в Тимура этот зловещий бильярдный шар! Но десница недвусмысленно дает понять, что убийца не материализовался извне: экстравагантные киллеры-метатели шаров бывают только в молодом корейском кино. Итак, искомый субъект Икс сейчас находится в доме, и это предположение, которое Клим возьмет за основу. Далее надо-таки выяснить, кому была нужна эта смерть.

— Мне! — вдруг прорвало Силю, пришедшего в состояние бескровного спокойствия. — Я ведь боялся, что это он стащил злосчастный диск… Понимаешь, он навязывал мне одну операцию… хреновую, опасную. Проще говоря, отмыв бабла через казино. А я всеми силами хотел отпихнуться. И тут пропадает схема всей этой затеи. Список подставных лиц. Короче неважно, что там было, главное, что я даже не сохранил это… у себя, не переписал. Думал, зачем… у меня никогда ничего не пропадало из офиса, понимаешь? Да и не хотел я в этот блудняк вляпаться, может, потому и потерял… А Тимур, он же не привык к такому… сопротивлению, мог и выкинуть финт…

— То есть, решил тебя дожать, для чего сам этот диск принес и сам и стащил? — помог Клим.

— Ну, да… и дожал бы, если все шло по этому сценарию… Я же ему не говорил, что лоханулся и допустил утечку. Я психовал, тянул время… Ну не знал наверное-то… Надеялся, может, Лизка… А теперь хрен его знает. Бл…дство какое-то.

— Лиза, Тимур… Ты еще кого-нибудь держал на прицеле?

— Романа, конечно… Но в самую последнюю очередь. У него были какие-то идиотские шоу-прожэкты… Хотя, конечно, маловероятно… но…

— А, кстати, где он сам? Спит?

— Да в том-то и дело, что он вчера куда-то срыл! — Силя нервно стукнул рукой по краю стола. — И мобильник не отвечает!

— Ну-у… это еще ни о чем не говорит, — неуверенно ввернул Буров, прислушиваясь раздавшемуся извне характерному звуку. — Сбежать сразу после убийства… Квасницкий на истерика не похож… Кажется, кто-то приехал!

— Это Юсупов с ребятами. Пойду встречу. — Сильвестр провел рукой по голове, приглаживая взъерошенный вихор, и как-то сразу собрался. Тотальная растерянность скоропостижно утонула в надежной хозяйской самоуверенности. Из бильярдной вышел человек, готовый принимать решения.

Клим тоже решил не задерживаться в бильярдной. Не то, чтобы он боялся покойников, скорее, опасался сокрушительной лавины из жалости и богоборческого подросткового протеста. Он не любил саму вероятность смерти, как это ни смехотворно звучало бы, надумай он обнажить свое ахиллесово недоразумение. И менее всего новоявленный сыщик хотел, чтобы опять скрипнула темная дверца в детские ужасы. Нет уж, только не теперь, когда необходимо тщательно регулировать еще пока несуществующий мыслепоток! Тем более, что с возрастом возвращения из путешествий к собственной колыбели становятся все дольше и печальней…

И все же на несколько минут Буров погрузился в прошлое. Когда-то он удалился от дел, читай от их общего с Сильвестром бизнеса. Они с Гариным как раз пережили трудные времена, но выкарабкались, и процесс пошел в гору. Еще бы годик, и Буров познал бы блага категории мидл-класса… но не познал. И с тех пор для Сили он остался как будто несправедливо обделенным. Не насладившимся заслуженным успехом. Не вкусившим плоды.

Все из-за проклятых приступов… В детстве Клим загремел на три месяца в больницу с редкой хворью. Ее название и вероятные последствия пришлись бы впору королевскому наследнику с признаками вырождения. В июльский день 8-летний Клим проснулся обездвиженным. Злило, что доктор называл это инфекцией, но не было вокруг никого из тех, кому бы так же не повезло.

— Да она, эта дрянь, везде, просто в воздухе… — говорили поседевшей матери в больнице.

Клим потом еще долго относился к воздуху с опаской. Слова «паралич» избегали, но разве от этого было легче! Через три месяца он снова ходил, но хромота еще долго тянулась памятным шлейфом. Разнервничавшись, Буров и в зрелом возрасте начинал прихрамывать. Но причиной ухода из гаринской индустрии развлечений был не изъян походки, а неприятности замеса потуже. К Бурову будто короткими предупредительными вспышками повадился возвращаться тот черный летний полдень в душной «Скорой». Конечности немели не только по утрам, но могли отказать во время ходьбы или, еще того хуже, переговоров. На работе это до поры до времени не замечали, а Клима сверлили старые медицинские прогнозы, вверяемые его родительнице: мол, мамочка, сейчас выкрутились, но в будущем, в каком угодно возрасте, может всякое случиться, будьте настороже. Некоторые минорно настроенные эскулапы не исключали при неблагоприятных нагрузках или травмах чуть ли не развитие шизофрении и прочие катастрофы психики. Мать активно вытесняла услышанное: как женщине, не испытавшей мятежей духа и интеллекта, ей было трудно увязать наглядный и пугающий паралич с абстрактными проблемами головы. Но она, следуя предупредительным формулировкам, по-своему была настороже. То есть время от времени паниковала.

Пришло время запаниковать Климу. Испугаться спятить, остаться инвалидом, пускающим слюни. Клиническая картина слишком напомнила предсказания медиков-пессимистов, пусть даже дремучих и малосведущих во всем, что имело корень «психо». Впрочем, в отличие от матери, Буров был осведомлен о том, что и мозги, и ноги — все от нервов, и даже трипперок не всегда от удовольствия.

С тех пор укрепилась дилетантская страсть Клима к психиатрическим книжкам и пристальному изучению чужих анамнезов. Иначе говоря, "зернам образов".

Кстати, о зернах! Клим старательно вспомнил свое вчерашнее резюме о Лизе Чегановой и плоды наблюдений за оной. Какая-никакая, а подозревамая… Что ж, она — типичная девушка "для выезда", как парадная пара гнедых. У нее лицо без следов драмы, — вот, пожалуй, единственный минус. Хотя для кого минус, а кому и дела нет! Несколько обескураженный просьбой Сили, Буров даже заподозрил поначалу, что тот озабочен вопросом интимным. Как это было бы мило: посоветоваться со старым другом насчет девицы, дескать, допустить ее к телу или нет! Да мало ли что теперь модно в классе люкс…

Насчет резюме будущей гейши Клим без зазрения совести решил капитулировать. Он и предполагать ее постельные свойства не рискнул бы. Лизхен слишком молода для Бурова, у него не лежит к ней эротический вектор. Он не любитель недозрелого, вопреки поощряемому большой литературой гурманству. Молодая — и именно в том загвоздка. Но на вечеринке она была самой эффектной из женщин! Правильно улыбалась. Правильно кадрила.

Когда народ устал от гастрономического бесчинства и принялся рассредоточиваться по столовой и гостиной, Лиза умудрилась ловко оттеснить раскрасневшегося Рому от прочих. Якобы для того, чтобы вместе с Квасницким выбрать надлежащее моменту музыкальное сопровождение. Рома знай подливал ей шампанского и щеголял закрытым клубным концертом какого-то эксклюзивного блюзмена, куда, конечно, приглашали только своих… (спрашивается, чьих!). Лизхен старалась соответствовать заданному кавалером потоку, чирикая, что росла на Томе Уэйтсе и даже Серже Гейнсбуре, но Клим все-таки решил, что Лизок приврала и взрастила свое чудное тело совсем на другом музоне.

Кстати, Нонна вовсе не ревновала своего фаворита к юной сопернице. Вниманием Леди завладела Маргарита. Та как видно из тех, кто душит откровениями на месте. В тот момент Клим отметил, что радостное возбуждение Марго по прибытии быстро растворилось в неподдельной тревоге. Супруга величественного Тимура явно нервничала, и ей не терпелось довериться подруге. Леди ее слушала, но защищалась прозрачным колпаком апатии. Марго же, напротив, фонтанировала эмоциями: жаловалась, негодовала… и пила одну минералку. Правда, изредка она делала маленькие глотки из своего винного фужера, словно отдавая дань гостеприимству, но это явно не приносило даме удовольствия.