— Зачем он тебе? — поинтересовался Сережа.

Федя — он сидел на верхней ступеньке крыльца — погладил глянцевый козырек синей железнодорожной фуражки, ловко сплюнул в лопухи, росшие возле крыльца, и поднял на Сережу рыжеватые глаза.

— Передай Президенту…

— Президент ушел в отставку, — перебил Сережа. — Тимофей он теперь, Сорокин, студент Ленинградской лесотехнической академии.

— Эва! Значит, ученым но лесам-озерам будет?

— Ага, — сказал Сережа, хотя толком не знал, какая будет профессия у Сороки.

— Так вот, друг Серега, скажи… Сороке или как там его? Тимофею… Скажи, значит, что в Островитине, у Макарьевых, остановились приезжие из Москвы. В отпуск приехали, отдохнуть, порыбачить… Так вот, значит, они привезли с собой какую-то хитрую штуковину, которую хотят установить на моторке, от нее два толстых резиновых кабеля опускаются в воду, на любую глубину, ну, а потом заведут ее наподобие бензинового мотора, и она током под водой бьет! Как вдарит, так рыба кверху брюхом прет наверх… Это еще почище бомбы! Во-первых, все шито-крыто, во-вторых, хвастаются, что зараз по нескольку пудов берут! Они привезли с собой разборную коптильню, что твоя печь.

— А толом еще тут у вас не пробовали глушить? — сказал Сережа.

— Захотим, говорят, всю рыбу в вашем озере порушим… — продолжал Федя. — Правда, выпивши были. А мой дружок Леха — он вертелся возле стола все слышал. Ну, мне, значит, и рассказал. Они уже один раз опробовали у Каменного Ручья свою машину. Леха говорит, с пуд приволокли рыбы. А и были всего-то на озере меньше часа.

— Все Сорока да Сорока… А сами-то чего смотрите? — упрекнул Сережа. — Браконьеры что хотят делают на вашем озере, а вы и в ус не дуете! Мол, моя хата с краю!

— Я теперь не вольный казак, — усмехнулся Федя. — Через месяц сдам экзамены и зафитилю куда-нибудь с путейцами в сибирскую тайгу новую железнодорожную ветку прокладывать… Первое время рабочим покантуюсь, а потом бригадиром поставят. Командовать людьми стану. И будет Федя Губин по России-матушке железные пути-дороги сквозь леса-болота тянуть…

— А я все еще учусь, — вздохнул Сережа. — Эх, и надоела мне эта школа, если бы ты знал! — Он с любопытством взглянул на Федю: — Может, возьмешь в свою бригаду? И будем вместе… пути-дороги прокладывать?

Федя окинул его критическим взглядом, потом зачем-то поглядел на небо и лишь после этого изрек:

— Слабоват ты, друг Серега, в коленках для такого дела… Знаешь, сколько шпала весит? До ста килограммов! А пробовал стальной рельс подымать? А комарье да гнус всякий в тайге? Запросто может живьем человека сожрать.

— Ты сильнее меня? — обиделся Сережа.

— Привычные мы, — почему-то во множественном числе назвал себя Федя. — Сызмальства занимаемся тяжелым физическим трудом, а у вас, в городе, все готовое… Хлеб-то ни в магазинах растет.

— Будто ты на поле хлеб выращиваешь! — поддел Сережа.

— Нам, деревенским, любая работа по плечу, — сказал Федя.

— Мы, городские, тоже работы не боимся, — не остался в долгу Сережа. — Да чего мы делим: деревенские, городские?

— Ты давай учись, друг Серега, а дороги в тайге я буду прокладывать, — с нотками превосходства в голосе заявил Федя.

— Ладно, я выучусь на инженера и буду проектировать те самые пути-дороги, которые ты станешь в тайге прокладывать, — серьезно пообещал Сережа.

— Ты уж постарайся, друг Серега, — заулыбался Федя.

— А Сороке я скажу про браконьеров, — пообещал Сережа. — Что у них за лодка-то?

— Голубая «казанка». Они ее на прицепе привезли. С плексигласовым козырьком. У нас таких больше нету. Лодка приметная. Мотор подвесной, «Москва».

Федя попрощался за руку и направился к мопеду. Сережа с интересом смотрел ему вслед. Как он сейчас заведет эту трещотку! Однако мопед завелся с первого оборота и сразу же рванулся вперед. Наверное, у него было что-то неладно с переключением скоростей. Федя только чудом не врезался передним колесом в ель. С треском вломившись в ольховый куст, который рос чуть в стороне от тропинки, мопед заглох. Федя как ни в чем не бывало слез с него и снова вывел на узкую лесную дорожку и завел. На этот раз мопед смирно стоял на месте и, оглушительно чихая, порциями выпускал из себя комки синего пахучего дыма.

— Друг Серега, — позвал Федя, сидя на мопеде. — Ты вот что, валяй на рыбалку без меня… Обогнешь с правой стороны Каменный остров — и греби прямиком на Утиную косу…

Сережа подошел поближе и, морщась, воротя лицо в сторону, внимательно слушал. Мопед тарахтел над самым ухом, вонючий дым ел глаза, лез в ноздри.

— Да заглуши ты! — крикнул он.

Однако Федя и ухом не повел. Мопед мелко дрожал под ним, готовый в любую секунду с места рвануться в карьер. Дрожала на продолговатой Фединой голове и новая железнодорожная фуражка, норовя съехать на глаза. Федя привычным движением головы ловко подкидывал ее вверх. Видно, у него была слабость к большим фуражкам. Иначе зачем бы он ее надел, когда на улице такая теплынь?

— У косы сразу примешь влево… — продолжал Федя. — Пошарь глазами увидишь на берегу расщепленную молнией сосну. В аккурат супротив нее и становись на якорь. Там лопушин много, так ты промеж них забрасывай удочку. Червяка насаживай потолще. И сразу несколько штук на крючок. Там глубокая яма. Не где самые лопушипы, а чуть правее. Увидишь, вода там черная и со дна нет-нет пузырики выскакивают. Я сам в ту яму перловую да пшенную кашу кидал. Не один чугунок за прошлое лето опростал… И нонче вволю подкармливал. Попомни мое слово, без леща не вернешься. Заветное место тебе открыл.

Федя поколдовал с рукояткой и отпустил сцепление; мопед, задрав переднее колесо, резко прыгнул, что-то лязгнуло — и с Фединой головы свалилась фуражка. Сережа поднял ее, подбежал к приятелю и протянул.

— Ты что, жить без нее не можешь? — спросил он.

— Форменная, — с гордостью сказал Федя и поглубже нахлобучил фуражку на голову.

— А куда подевал ту… клетчатую? — полюбопытствовал Сережа.

— Эка вспомнил! — улыбнулся Федя. — Ветром ее сдуло, друг Сережа, в прошлом году… Ехал я из Вышнего Волочка на подножке поезда, а ее, родимую, и сдуло. Хотел спрыгнуть на ходу — больно уж кепарь был добрый, да побоялся, шибко шел под уклон проклятый… Так и сгинула моя верная кепочка!

Федя помахал рукой и на этот раз вполне благополучно взял старт.

Мопед затрещал, как крупнокалиберный пулемет, выпустил длинный синий хвост и исчез меж сосновых стволов.

Белокаменный графский дом гордо возвышался на пригорке, откуда открывался вид на старый парк и озеро. Дом был двухэтажный, с пристройками, на фасаде — мозаичная картина, изображающая горделивую Царевну-Лебедь, выплывающую из камышей. Перед домом — зеленый луг с редкими старыми березами. Вдоль тропинки — ровные свежие кучки желтой земли: по-видимому, кроты ночью поработали.

— Вот здесь мы жили, — негромко произнес Сорока. — Шесть лет.

— Здесь можно санаторий организовать! — воскликнул Гарик. — Красота-то какая кругом!

— Совхозу — это его земля — дом не нужен, — сказал Сорока. — Звероферма отсюда в двух километрах, там у них своих каменных домов с удобствами полно понастроено.

— Разве можно такими дворцами разбрасываться? — удивлялся Гарик, — Ей-богу, если бы мне предложили путевку в дом отдыха на юг или сюда, я выбрал бы это место… Эх, хорошо бы сюда хозяина, он бы такой санаторий отгрохал! Парк, сосновые леса, отличное озеро! Что еще человеку надо? А если организовать рыболовную базу? Отремонтировать дворец, сделать на берегу лодочный причал, взять под охрану от браконьеров весь водоем… Да путевками сюда можно премировать лучших людей! Знай директор нашего Кировского, да он в два счета оборудовал бы здесь дом отдыха для рабочих. На своем заводском автобусе приезжали бы сюда отдыхать…

— Возьми и скажи своему директору, — насмешливо взглянул на него Сорока. — Думаешь, другие не зарятся на этот дом?

— Чего же он тогда пустует? — удивленно воззрился на друга Гарик.