...У памятника Пушкину на Страстном бульваре Королев замер. Его поразил задумчивый грустный взгляд поэта. Он напомнил ему Одессу. Сергей и Ксана любили его поэзию и каждый раз, приходя на площадь, где установлен бронзовый бюст Александра Сергеевича, клали к подножию букеты белых роз. «А у меня сегодня нет цветов, – с досадой подумал Сергей, оглядываясь вокруг в надежде купить их. Но их нигде не было, – я еще не раз побываю у вас, Александр Сергеевич, и не один, а с Ксаной и принесу мои любимые розы».

Королев вышел на главную улицу столицы – Тверскую и тут встретился взглядом с матросом, строго смотревшим на него с огромного кинорекламного щита. Фильм "Броненосец «Потемкин» недавно вышел на экраны. Сергей еще не видел эту картину, сразу ставшую знаменитой, но знал, что ее снимали в Одессе. Поймал себя на мысли, что он душою все еще в городе, ставшем ему родным.

«Махнуть бы на пару деньков в Одессу, встретиться с друзьями! – мелькнуло в голове. – Да и к Ксане хорошо бы съездить в Харьков. Как она там? Как учеба в медицинском институте? Что-то она скупо стала отвечать на письма? Да, давно пора повидаться и окончательно объясниться. Надо к ней съездить. А на какие шиши?.. Денег, заработанных летом на практике, едва хватило на билет до Москвы. Не до поездки! Надо искать работу!..»

Быстро зашагал по многолюдной Тверской улице, круто спускавшейся к Кремлю. Издалека он увидел кремлевскую башню, еще увенчанную двуглавым орлом. Поднявшись на Красную площадь, поразился красотой храма Василия Блаженного. Повернулся в сторону Кремлевской стены и увидел то, ради чего пришел сюда: святая святых – Мавзолей Ленина. К нему текла бесконечная людская река. Ступенчатая усыпальница, построенная из дерева, так вписалась в архитектурный облик Кремля, что, кажется, сливалась с ним. И только слово «Ленин» да траурная полоса на Мавзолее виднелись издалека. У входа в Мавзолей стояли красноармейцы в остроконечных сероватых шлемах со звездами. Королев занял место в очереди.

Выйдя из Мавзолея, он долго еще стоял на площади, вспоминал январский день 1924 года, притихшую Одессу. Приспущенные флаги с черной каймой, траурные митинги, печальные гудки заводов и фабрик, паровозов и судов, стоявших в Одесском порту.

– Вот хорошо, Сергей, что ты приехал, – открывая дверь сыну, обрадовалась Мария Николаевна. – Москву посмотришь...

– Я в Москву навсегда, мама. С Киевом покончено.

– А как же учеба? – переменившись в лице, всплеснула руками мать. – Ведь два курса окончил... Куда же ты теперь, недоучкой.

Разговор об образовании на этот раз оказался недолгим, но последним. Мария Николаевна поняла – с пути, по которому идет сын, он не отступит ни на шаг в сторону.

– Хорошо, Сергей, пусть будет по-твоему, – уступила мать. – В конечном счете ты будешь не летчик, а инженер.

– Я хочу строить самолеты и летать на них, – твердо сказал Сергей. – Я договорился в МВТУ.

– Ну, хорошо, хорошо, – начиная терять терпение, сказала Мария Николаевна. – Возвращайся в Киев, получи нужные документы...

– Они, мама, со мной. И ты не волнуйся, я обременять вас не буду. Мне ведь девятнадцать...

Мария Николаевна оглядела квартиру, как будто видела ее впервые: две небольшие комнаты. В первой продолговатой – спальня, во второй – столовая. Да и в ней чертежная доска, листы ватмана повсюду. Комната больше походила на рабочий кабинет мужа...

– Ну, мама, не молчи! – как-то совсем как в детстве, еще в Нежине, сказал Сергей. – Я так хотел тебя видеть...

Веки Марии Николаевны дрогнули, и по щекам ее, впервые за много лет, потекли слезы. Она невольно ткнулась головой в плечо сына и замолчала. Потом собралась с силами, словно стряхнула с себя груз непомерной тяжести. Взглянув в глаза сына, неожиданно для него весело сказала:

– Ну и слава богу, будем жить все вместе, как в Одессе. Потесним Григория Михайловича. Это будет твоя комната, – приняла она решение.

Наутро, подготовив все документы, Королев отправился в МВТУ. Шли экзамены, собеседования.

На лестнице, ведущей в деканат механического факультета, Королев остановился. С красочного плаката молодой летчик в шлеме и в летных очках строго спрашивал каждого входящего: «Что ты сделал для воздушного флота?» «Кое-что», – подумал Королев.

В деканате немолодой мужчина в позолоченном пенсне приветливо спросил:

– Из киевского? – и, внимательно просмотрев все документы, остался ими доволен. – Нуждаетесь в общежитии?

– Нет, у меня здесь живет мать.

– Хорошо. Сейчас создается специальная вечерняя группа по аэромеханике. Не желаете?

– Это меня устраивает вполне. Мне необходимо работать.

Из училища Сергей пришел домой довольный.

– Все хорошо, мама, принят в вечернюю группу.

– Почему в вечернюю? – недовольно спросила мать.

– В этом есть свой смысл.

– Какой?

– Может, мне удастся устроиться на авиационное предприятие. Знаешь, как это здорово. Практика.

– Сергей, пожалуй, прав, – поддержал Григорий

Михайлович.

В Москве Сергей Королев вдруг понял, что в Киеве он жил спокойнее, пожалуй, равнодушнее ко всему, что происходило вокруг. А здесь все идет в другом темве. Красочные плакаты и лозунги пестрят со зданий, из витрин магазинов, с рекламных тумб. И никого не оставляют равнодушным. Они зовут к активным действиям: строить заводы и фабрики, учиться летать на самолетах, приглашают на художественные выставки, на диспуты, требуют овладевать знаниями. Королев по утрам покупал много газет. События в стране и за рубежом, словно пропущенные через увеличительное стекло, фокусировались на газетных листах из номера в номер. Все интересно, все ново, все вызывает удивление: и сообщение о поездке президента Академии наук СССР А. П. Карпинского по странам Западной Европы, и информация о предстоящем полете летчика Громова и бортинженера Родзевича вокруг Европы, материалы об успешных полетах советских летчиков по маршруту Москва – Тегеран, Москва – Стамбул. А сколько статей о решениях XIV съезда партии, о том движении, которое развернулось в стране за превращение страны из аграрной в индустриальную. Новые заводы, фабрики, построена новая домна, новый мост, добыто больше угля. Каждый день оглушал новыми фактами. Радостные лица прохожих, улыбки, и Сергей был рад, что он вместе со всеми в этом водовороте жизни. А сколько пользы он еще принесет. Авиация, за ней будущее. Королев был в этом уверен.

Как-то в «Правде» Сергей Королев прочитал статью «Итоги объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б)» и сразу понял: даже в партии есть еще люди, которые противятся строительству новых фабрик, заводов, значит, они не хотят, чтобы крепла и авиация, ради которой он приехал в Москву.

Вскоре Сергею пришлось столкнуться с такими людьми. Однажды под вечер во дворе училища собрались студенты. Из любопытства Сергей подошел к ним и услышал, как пожилой человек говорил, обращаясь к собравшимся: «Четырнадцатый съезд совершил тактическую ошибку... Не до индустриализации нам. В лаптях строить социализм смешно... Вам, молодежь, жить завтра. Возвысьте свой голос. Мы готовы возглавить ваше движение. Для нас вы – важнейший барометр партии».

– Вот сволочь, – выругался стоявший рядом с Сергеем паренек в выцветшей красноармейской форме. – Знает, что среди преподавателей есть сторонники Троцкого. Нас старается... Не выйдет. – И, громко свистнув, нырнул в толпу. Вслед за ним озорно свистнул и Сергей.

А к трибуне между тем энергично пробивался невысокий человек с темной бородкой и усами.

– Это наш профессор Ветчинкин Владимир Петрович, – услышал Сергей чей-то голос. – Голова! Его все знают.

Толпа притихла, едва на трибуну поднялся Ветчинкин. Отстранил рукой оратора:

– Вот что, мои юные друзья! Если хотите учиться, не слушайте этих болтунов. Не слушайте! – решительно потребовал профессор. – А что касается нас, представителей старой русской интеллигенции, то мы с вами, тоже хотим жить и строить завтрашний день. Мы охотно передаем молодым свои знания и опыт. И делаем это для блага Родины. А она одна – и для молодых, и для старых. А лапти мы скоро скинем. Меня учил Жуковский, а его высоко ценил Ленин. Я передам свои знания будущим инженерам, и они сделают нашу Родину великой.