– Спасибо, и извините меня. Ошибка исправлена, а у вас непонятно каким образом оказался прежний документ. За звонок еще раз спасибо. Один глаз хорошо, а два лучше.

Повесив трубку, Королев живо представил себе разгоряченное лицо женщины – высокой, светловолосой, чем-то похожей на его Нину Ивановну. Сергей Павлович ценил ее математический ум, доверял ей многие расчеты. Она выполняла их всегда в срок и со всей тща тельностыо. Вспомнил один случай. Кажется, через год после ее прихода в ОКБ, когда она успела уже зарекомендовать себя с лучшей стороны, Королев увидел eе «всю» в золоте – на груди золотой кулон, на руках два золотых кольца. Сам того не желая, Сергей Павлович по чувствовал к ней неприязнь. Это сразу же заметила сотрудница.

Как-то после совещания она задержалась в кабинете Главного и, когда он остался один, решительно спросила:

– Сергей Павлович, может, мне лучше подать заявление об уходе?

Королев вспыхнул от неловкости, но ничего не ответил, сразу поняв несправедливость своего отношения к этой женщине.

– Я не прав, извините меня. Да садитесь же, я просто ненавижу золото, – сказал он. – Хотите, расскажу почему? – И, не дождавшись ответа, заговорил: – Много лет назад, когда несправедливая судьба забросила меня на Колыму, на золотой прииск, я почти год по восемь, а то и более часов в сутки возил из карьера золотоносный песок. Песок, песок, песок... Ради горстки золотых крупинок... Стоит ли золото такого тяжкого, изнуряющего, безумного труда?! Пусть бы лежало вечно в земле, неведомое людям. Для меня оно ломаного медного гроша не стоит. Так, невольно, я перестал уважать и тех, кого... про себя называю их «золотоносцами».

– Только и всего? – облегченно вздохнула сотрудница. – А я бог весть о чем подумала.

Не успел Королев ответить, как она сдернула кольца с пальцев и бросила их в сумочку.

– Обидно только, Сергей Павлович, что за «золотишком» вы не заметили человека, – и, не попрощавшись, вышла из кабинета.

Воспоминания отвлекли Королева от сегодняшних забот.

– Когда пойдете из дому? – спросила Елена Михайловна, расставляя на столе чайный прибор.

– Часа два отдохну. Закажите мне машину и ступайте отдыхать. Я тут сам управлюсь.

Сергей Павлович с удовольствием выпил стакан чая, потом достал валидол. Вытряхнув одну таблетку, положил под язык. Пошел в спальню, на ходу снимая пиджак и расстегивая ворот шерстяной рубашки. Снял ботинки, тряхнул рукой подушку. Потушив лампу, что стояла на прикроватной тумбочке рядом с небольшим телефонным коммутатором, прилег. Но заснуть не мог. «Завтра, нет, уже сегодня свершится то, ради чего я жил и работал свыше тридцати лет. Полжизни. Неровный был путь. Да, ухабов и рытвин хватало. Не все друзья, с которыми начинал в ГИРДе, поддерживали меня. А иных уже нет... Известны и те, кто писал клеветнические письма. Сколько раз сам себя спрашивал, что же дало тогда силы выстоять! И ответить не могу. Но, наверное, все же убежденность и вера в справедливость и необходимость таких полетов. Иначе для чего жить! Для „золотишка“? А что я еще мог сделать для людей? А сделать обязан, иначе зачем же я родился? Не для карьеры же жить! Для пользы. Для пользы человека и науки. Нет, все правильно, жил как надо, как хотел. И вот дождался. Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы».

Королев зажег свет, посмотрел на часы. Еще рано вставать. И снова навязчивые мысли, словно вгоняемые чьей-то недоброй волей, лезли в голову Королева: «Надо ли лететь человеку в космос или не надо? А вынесет ли человек перегрузки при старте, не сразит ли его невесомость в первые же десять минут полета? В космосе побывали животные, но достаточно ли этой проверки? А радиация?»

Сергей Павлович повернулся на бок, лег поудобнее.

В комнате стояла тишина, но не спалось. Вспомнилась недавняя дискуссия в Академии наук.

«Невесомость – смерть человеку», – упорствовали одни.

«Нет, она не страшна. Опыты с животными убедили нас в этом», – возражали другие.

«Не забывайте, полет человека – не полет собачек». Может случиться – ракета окажется непослушной и унесет смельчака".

«Ракетные системы отработаны, – отвечали специалисты. – Но, конечно, все может быть».

«Надежны ли системы спасения?»

«Не откажет ли при спуске тормозная двигательная установка?»

«А если произойдет разгерметизация кабины?»

«А солнечная и галактическая радиация?» И снова «если», «если», «если»...

Сергей Павлович привстал с кровати, потрогал рукой повлажневший лоб, словно пытаясь освободиться от навязчивых воспоминаний. Взглянул в окно. Звезды почти слились с небом, и только белесая луна еще маячила над тополями.

Он, Королев, мог отложить полет, с его мнением посчиталась бы Государственная комиссия. Мог, если бы в чем-то сомневался. Но у него сомнения не было...

«Нет, сделано все, что в человеческих силах, – решительно сказал он сам себе. – И даже больше. Ведь сотни людей вложили в подготовку полета свой ум, талант, энергию, нервы».

Сергей Павлович встал и, не надевая ботинок, в одних носках пошел в рабочий кабинет взять что-либо почитать, иначе не уснуть. Любил читать перед сном. Луна освещала стол с лампой под зеленым абажуром, телефон, флаконы с чернилами.

Открыл дверь кабинета, зажег свет. Шагнул к книжному шкафу. Каждый раз, приезжая на космодром, Королев привозил с собой книгу или журнал и оставлял их тут.

На верхней полке стояли ленинские работы, и среди них – «Материализм и эмпириокритицизм». Этот философский труд Ленина Сергей Павлович любил больше всего, часто перечитывал, экземпляр имелся и в домашней библиотеке конструктора. Ленинские слова, посвященные новейшим открытиям физики, защите диалектического и исторического материализма, не переставали восхищать Королева, в них он черпал уверенность в правильности выбранного пути. Сергей Павлович учился у Ленина стойкости, воспитанию в себе бойцовских качеств. Главный любил повторять слова Ленина: «Ум человеческий открыл много диковинного в природе и откроет еще больше, увеличивая тем свою власть над ней». На следующей полке томики Шолохова, Достоевского, Аксакова, Лермонтова...

Сергей Павлович протянул руку к томику Сергея Есенина. Наугад раскрыл его и с наслаждением прочитал не раз читанные строки:

...Телефонный звонок отвлек его.

– Да, Королев, – устало ответил он. – Просил, просил, – и, энергично пододвинув к себе стул, стал говорить: – Разбудил, Нина? Нет? Ну вот и хорошо. Как самочувствие? У меня превосходное. Да нет, спал... Не буду обманывать – три-четыре часа обязательно. Потом отосплюсь, – заканчивая разговор, попросил: – Пожелай нам ни пуха ни пера!..

Отодвинул штору. В соседнем домике тоже светилось окно. «Нет, видимо, не уснуть», – подумал Королев. Вернулся в спальню, обулся, надел пиджак, набрал номер председателя Государственной комиссии.

– Не спишь, Константин Николаевич? Я так и думал. Какой уж там сон... Скоро пять... С удовольствием.

Сергей Павлович вышел из дома и сел на скамейку, поджидая К. Н. Руднева. Ночь медленно отступала, освобождая место утру. Но еще ярко горел среди звезд Сириус, четко выделялись на небе ковши Большой и Малой Медведиц, таял след Млечного Пути. Ближе к горизонту уже появилась утренняя красавица – Венера. Сергей Павлович смотрел на звездный мир, не в силах оторвать взгляда.

«Вот также миллионы лет назад над землей светились звезды, – подумал Королев. – И наши далекие предки никогда не жили только одной мыслью, чем накормить себя, а и робкой, с веками усиливающейся жаждой познания окружающего мира, им близкого и непонятного. Самые разумные размышляли, глядя на небо. Наверное, думали: почему солнце питает их светом и теплом, откуда появляется Луна, приходящая на смену дневному светилу, куда исчезают мерцающие в ночи звезды и созвездия, чем-то напоминающие очертания животных, рыб и человека. Нет, звездное небо всегда интересовало и тревожило человека младенческого периода, часто пугало. Рождались легенды и мифы, светлые и мрачные, – плод первых раздумий. А Лукиан Самосатский, его фантастические рассказы про полеты на Луну. Восемнадцать веков назад великий грек замахнулся на Луну. Не чудо ли? Дерзновенная мечта людей познать, что там, в небе, послала к Солнцу легендарного Икара. Потом пылали костры инквизиции, сжигая передовую мысль».