– Именно так Мы с вами едем на черную мессу. Это самая настоящая черная месса с принесением жертвы сатане и последующей оргией, поэтому я попрошу вас соблюсти все правила, предписываемые этим собранием, тем более что я вынужден буду за вас поручиться, – предупредил меня Алекс. – Но не беспокойтесь, вас никто не узнает. Ведь все присутствующие будут в масках. Делайте то же, что буду делать я, и все пройдет отлично.

Это заставило мое воображение еще сильнее разыграться.

Кеб между тем уже достаточно углубился в районы Восточного Лондона.

– Бывали ли вы здесь когда-нибудь раньше, Джек? – поинтересовался молодой человек, видя проявленный мною интерес к тому, что творилось на улицах.

Я отрицательно покачал головой, с любопытством оглядываясь кругом. Действительно, я никогда не бывал в этой части Лондона. Грязные улицы, которые были лишь кое-где засыпаны щебенкой, окружали серые и неприглядные доходные дома с облупившейся краской фасадов и столь уродливой архитектурой, что они казались похожими на старые гнилые крошащиеся зубы нищего. У дверей были свалены кучи нечистот, выбрасываемых, по всей видимости, прямо на улицу. Иногда на первом этаже попадались бакалейные лавки, но чаще это были распивочные и низкосортные кабаки, за закоптившимися и ни разу не мытыми стеклами которых можно было лишь с величайшим трудом разглядеть тусклый свет даже не газовых, а масляных ламп. Представляю, какая в них, должно быть, стояла вонь. Около распивочных прямо в кучах нечистот и собственной блевотине валялись пьяницы, мимо них пробегали бродячие собаки, которые изредка останавливались, задирали лапы и мочились на валявшихся пьянчуг. Чуть далее, там, где улицы и проулки выходили на круглую площадь, толпились проститутки. Они наперебой расхваливали свои услуги.

Когда кеб выехал на площадь, я смог поближе рассмотреть их. Английские женщины, торговавшие своим телом, разительно отличались от красоток, даривших мне ласки в Индии и Китае. Даже от своих соплеменниц из Парижа местные потаскухи отличались. Они были настолько блеклые, что их не могли сделать привлекательными ни толстый слой пудры и помады на лице, ни яркие цветастые банты на одежде. Проститутки выглядели не просто вульгарно, они были отвратительны.

Сиплыми пропитыми голосами эти жрицы любви наперебой предлагали заняться любовью, нагло заглядывая в наш кеб и бесстыдно задирая грязные подолы юбок.

– Эй, красавчики, пойдемте с нами! – неслось нам со всех сторон. – Эй, меня можно вдвоем! Красавчики, у меня есть подружка! Пойдемте с нами!

– Два шиллинга, – тихим голосом подсказал мне Алекс. – За два шиллинга любая из них позволит вам сделать с собой все, что угодно. А вон их хозяин, – кивнул он в сторону субъекта, шедшего по противоположной стороне площади. – Это Хитрый Шотландец. Идет проверять, как работают его девочки. Тот еще молодчик.

Я внимательно разглядывал немного сутулую фигуру сутенера, когда тот внезапно остановился и в упор посмотрел на меня. Наши глаза встретились. Не знаю, что испытал в тот момент Шотландец, но я почувствовал к нему внезапное отвращение и ненависть, как если бы увидел скорпиона, которого каждому хочется тут же растоптать, несмотря на то, что скорпион не сделал вам ничего плохого. Даже у египтян, которые живут среди скорпионов, первой реакцией на этих насекомых является брезгливая попытка убить их.

Проводив наш кеб долгим взглядом, Шотландец завернул в проулок. Мы же ехали все дальше, углубляясь в Уайтчепл, район притонов и борделей.

– Вам не кажется странным место, которое было выбрано для поклонения конкуренту Создателя? – спросил я своего спутника.

– Ничуть, – ответил он. – Видите ли, Джек, в Англии можно предаваться какому угодно делу и хобби, но не посягая на власть королевы. А дьявольская черная ложа как раз и являет собой подобное посягательство. Основой викторианства является англиканская церковь, чьи постулаты наша Виктория чтит превыше всего. Поэтому свои собрания ложа вынуждена проводить в подобном месте. С другой стороны, для многих это выглядит привлекательнее, чем напомаженный центр, – с улыбкой заключил Алекс. – Кстати, мы уже прибыли.

Я выбрался из кеба и, пока мой новоявленный приятель расплачивался с возницей, как и все лондонские кебмены завышавшим цену, задрав голову, с интересом оглядел здание, к которому мы подъехали. Здание то было весьма примечательным. Его силуэт, черневший в ночном небе и окутанный легкой туманной дымкой, тянущейся с Темзы, напоминал мне что-то. Само здание удивительным образом было отделено от остальных доходных домов, да к тому же выглядело значительно выше. Немного отойдя на середину улицы и приглядевшись внимательнее, я неожиданно догадался, что за здание высилось передо мной. Да, это была церковь!

Ко мне подошел Алекс, сумевший-таки убедить кебмена, что его такса завышена. Как я ни был занят разглядыванием старинного здания, все же отметил странность поведения молодого человека, одетого с иголочки и при этом ожесточенно торгующегося из-за пары пенсов.

– Это бывшая католическая церковь Девы Марии, – пояснил Алекс, кивая головой в сторону здания. – Ранее заброшенная, а ныне принадлежащая некоему филантропическому обществу развития культуры среди рабочих и лондонской бедноты. Вы еще не передумали?

Я отрицательно покачал головой и решительно шагнул к большим дверям, громко стуча тростью в такт шагам. Алекс едва поспевал за мной. Мы вошли в церковь, которая, к моему удивлению, оказалась открыта в сей поздний час. Кругом горели свечи, тихо потрескивая и распространяя вокруг аромат, благости, удивительно непохожий на то, что я ожидал увидеть, распаленный своим воображением. Нас встретил молодой и весьма крепкий с виду мужчина, одетый в сутану священнослужителя.

– Чем могу быть вам полезен, сэр? – обратился он ко мне, но, увидев входящего следом Алекса, видимо, знакомого ему адепта «новой веры», смолк и отошел, уступая мне дорогу.

– Ведите меня, Вергилий, – обратился я к новоявленному другу, пропуская его вперед.

Зайдя за анфиладу, мы очутились перед небольшой дверью, неприметной из зала, но хорошо видной с кафедры. Алекс отрыл ее и прошел внутрь небольшой комнаты. Я вошел следом за ним. В комнате, как оказалось, нас уже ждали. Передо мной стояла женщина в рясе монахини-бенедиктинки со свечой в руке. Она кивнула Алексу, словно старинному знакомому, и подала нам пару ряс и маски для глаз со шнурками, свисавшими по обоим концам. Совершенно не стесняясь женщины, Алекс начал раздеваться. Я последовал его примеру, сняв всю одежду, которую приняла монахиня, и натянув рясу. Мой приятель помог мне завязать на затылке маску. После того как мы подобным образом облачились, женщина вышла в другую потайную дверь, ведя нас за собой. Начался спуск в подвал церкви, который напомнил мне проход в главный храмовой зал ложи. Всюду на стенах висели писанные маслом портреты Люцифера и гравюры с изображением шабашей ведьм. Далее располагалась портретная галерея самых знаменитых людей, продавших душу дьяволу или же имевших с ним сношение. Галерея начиналась достославным Фаустом, чьи перипетии столь ярко описал Гёте.

Наконец спуск закончился, и мы вышли в большой зал, слабо освещенный церковными свечами, выкрашенными в черный цвет. Стены и потолок зала состояли из кирпичей, ничем не обмазанных и не отштукатуренных. На многих из них имелись выбоины, а на месте тех кирпичей, что выпали из стен подвального зала, стояли самые настоящие черепа, сильно заляпанные воском. Посреди зала высился перевернутый алтарь, окруженный вычерченным на полу меловым кругом. На алтаре лежала девушка, совершенно обнаженная, но с маской на лице. Ее длинные блестящие волосы ниспадали с алтаря и касались пола, а груди бесстыдно торчали темно-розовыми сосками вверх. Девушка курила трубку необычной длины, в которой, по всей видимости, был опиум, изредка отпивая из рюмки какую-то жидкость зеленого цвета. Увидев нас, она громко воскликнула:

– Все в сборе!

И тотчас мужской голос подхватил ее возглас: