— Дубина! — сказал Перекатигорошек. — Олух царя небесного! Нашел, кому рассказывать сказки!

В Тридесятом государстве не было государства. Там был только дуб, вокруг которого, привязанный цепью, ходил кот ученый.

— Такой ученый — и на цепи?

— На цепи. Каждое ее звено — это звено моей жизни. Когда я был молод, я бессмысленно бегал по лесу. Но потом я начал кое-что понимать, и тогда появилось первое звено… — Кот обошел вокруг дерева и продолжал: — Пока цепь была коротка, я не придавал ей большого значения. Я нацепил на нее часы и спрятал в карман… У меня тогда еще был карман… Знаете, такой, жилетный… — Он вздохнул: — У меня тогда еще был жилет…

Тут он обнаружил, что мы стоим, и засуетился с неловкостью оплошавшего хозяина. Он усадил меня, и сам сел, аккуратно сложив свою цепь.

— Вот так — чем дольше живешь, тем длиннее цепь и тем тяжелее ее нести. Поэтому все мы под старость сгибаемся.

Цепь была не золотая — нет, не золотая была у кота жизнь. Она была старая и ржавая, отлитая по общему образцу и даже не пригнанная по росту.

— А у меня была веревка. Знаете веревку? За один конец держишь, а к другому привяжешь бычка…

— Я знаю веревку. Я знаю все на свете веревки, потому что я старый ученый кот.

Он встал и пошел вокруг дуба. Он закинул цепь на плечо и тащил ее, кряхтя и постанывая. Сделав полный круг, он повернул назад и приволок цепь на прежнее место.

— Вот так-то, — сказал кот. — А вы говорите — Синяя птица.

Я ничего не говорил, но кот, видимо, отвечал не мне — он отвечал собственным мыслям.

— Синяя птица… — отвечал он. — Скажите лучше — Синяя Борода. Когда мне предлагают одно из двух, я выбираю третье.

И он стал рассказывать о страшном рыцаре Синей Бороде, который убивал своих жен за то, что они верили не в него, а в какую-то Синюю птицу.

— Он занимался этими женщинами, а я был у него ученым котом. Бывало, захандрит, спрашивает: «Слушай, кот, почему это так: сколько я жен любил без памяти, а кого любил — не помню?» — «Такова, — говорю, — жизнь». Вздохнет он: «Умный ты, кот, ученый. А вот скажи, почему это так: берешь жену молодую, а бросаешь — старую?» — «Такова, — говорю, — жизнь». Тут он погладит синюю бороду: «И все-то ты знаешь, кот, на все у тебя ответы». Правда, о старости жен он только так говорил. И не бросал он их вовсе, а убивал, и все — молодыми.

Кот говорил спокойно, как будто речь шла о самых обычных вещах. Видно было, что его давно не волнует эта история.

— У Синей Бороды был замок — большой, уж не помню, на сколько комнат. И была там одна комната, в которую он запрещал входить; может, у него там был кабинет, может, личная библиотека. Но жены — глупые женщины, они решили, что он прячет от них Синюю птицу. Ту, которая должна приносить счастье, а на самом деле приносит одни неприятности. И только подумать: все у них было, что можно желать на земле. Чего еще надо? Ходить по воде? Плавать по воздуху? Но жизнь — это жизнь…

Солнце село на верхушку дуба, поболталось на ней, как фонарь, и стало спускаться, переползая с ветки на ветку. Оно краснело за свою осторожность и все же двигалось медленно, и было видно, что солнце, всегда такое высокое, тоже боится высоты.

Жизнь — это жизнь, как хорошо сказано! Простые слова, а ведь в них все. В них и конек-горбунок, и братья-разбойники, и царь Горох со своими шутами. В них все сказки, в которых мы побывали с бычком, а может, и та, в которой мы так и не побывали.

— Мы тут искали одну сказку. Такую, которая не имеет конца… Вы случайно не знаете?

Кот встал и прислонился к дереву.

— Я знаю все сказки, — сказал он, и солнце, сползавшее по ветвям, наделось ему на голову. Так стоял он, сложив на груди ученые лапы, смотрел куда-то далеко-далеко и говорил:

— На море, на океане, на острове Буяне стоит бык печеный, во рту чеснок толченый… Летела сова, веселая голова.

Вот она летела, летела и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела… Друг мой, вы видите эту цепь? Каждое ее звено — это сказка. Поверьте, я старый ученый кот, я имел когда-то жилетку, а в жилетке карман, а в кармане часы на цепочке. Я смотрел на эти часы, и мне казалось — время идет вперед, а оно уходило в обратную сторону. И пока я смотрел на часы, лучшее время ушло, и вот все, что от него осталось… Друг мой, сравните звенья этой цепи, и вы поймете, что все сказки похожи одна на другую. И что значит — сказка не имеет конца?

Кот встал и пошел вокруг дуба. По мере того, как он шел, цепь его наматывалась на дуб и все укорачивалась, укорачивалась…

— Вот я иду. Иду, иду, иду… Что? Дальше идти некуда? Вы скажете, что это конец сказки? А я скажу — нет. Я просто поворачиваюсь и иду в обратную сторону. Иду, иду, иду… Опять идти некуда? Я опять поверну обратно. Тут главное идти, а туда или назад — это уже непринципиально.

— Но ведь повторение — это все равно что конец?

Кот посмотрел на меня с улыбкой, в которой был заключен ответ. Да, говорилось в этой улыбке, некоторые считают именно так. Но со временем они поймут, жизнь их научит.

— Повторение, — сказал кот, — мать учения.

Солнце село и, прикоснувшись к земле, сразу почувствовало себя уверенней. Небо — это небо, а земля — это земля. И как высоко ни летай, дома все-таки — лучше.

Пора и мне возвращаться домой. У меня там тоже есть дерево, вокруг которого я протопчу тропинку и буду ходить по кругу, как кот. Буду идти туда, потом обратно, и снова все повторять, потому что повторение — мать учения.

— А вы говорите — Синяя птица… — сказал мне на прощание кот. — Когда поживешь да поразмыслишь, начинаешь понимать, что Ходящий По Морю — это всего-навсего мореход, а Плывущий По Воздуху — это всего-навсего воздухоплаватель… А Синяя птица — это просто синица, которая у нас в руках вернее журавля в небе…

У попа была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее убил. Старая история.

Золушка бы сказала:

— Так бывает, когда все сводится к куску мяса.

— Поп убил собаку? — удивилась бы Царевна Лягушка. — Что вы, этого не может быть! Ведь он же ее любил, правда? И кусок мяса они поделили поровну — так бывает всегда, когда любят…

— Сначала любил, а потом убил? — рассмеялся бы царь Горох. — Это ничего, остроумно.

А кот, старый ученый кот рассудил бы совсем иначе:

— Такова жизнь. В ней можно быть либо попом, либо собакой, либо мясом, которое едят с обеих сторон. Когда мне предлагают одно из трех, я выбираю четвертое.

Так сказал бы кот, и я с ним вполне согласен. Довольно с меня этих сказок, у меня есть своя, с лужайкой и деревом, вокруг которого я протаптываю тропинку. И пусть эта тропинка никуда не ведет, зато она никуда не уводит.

Рассказать вам сказку про белого бычка? Бычка, правда, нет, но сказка о нем осталась. Я иду по этой сказке, и мне видно, что делается вокруг.

Золушка по-прежнему продает волшебные палочки. Она радуется, что люди тянутся к чудесам, но на ее палочки такой спрос не потому, что они волшебные, а потому, что бесплатные. Идет зима, надо запасаться дровами.

Я узнаю соседа Горыныча. Он стоит в очереди в самом конце, а рядом с ним… Кто это рядом с ним? Да ведь это же Мальчик-с-пальчик и Царевна Лягушка!

Сорока-ворона кашку варила, деток кормила… Как летит время! Еще недавно они были маленькие — и вот уже такие большие. А сосед Горыныч, напротив, как-то поменьше стал. Одни в гору идут, другие под гору. Жизнь это жизнь.

В очереди волнение: кто-то обнаружил старушку, которая норовила шмыгнуть без очереди. Сосед Горыныч качает головой, видно, стыдит. Остальные широко раскрывают рты — видно, ругаются.

— Да пропустите же ее! — слышу я. — Уважайте старость!

Все начинают уважать старость и старуху пропускают без очереди. Она что-то долго возится у прилавка — и вдруг исчезает. Вместо нее выволакивается вязанка палочек, которая тут же рассыпается по земле, обнаруживая за собой старушку — Бабу Ягу.