Всего-то нам дороги было с Кротом – метров триста неполных. До разваленного хлева, который мы почему-то величали «Ангаром» - и назад. В Ангаре грибы росли мутировавшие, мы их и таскали. Добыча простая и дешевая, однако для новичка - самое то. Да и на сигареты хватало, ежели местным шароголовым сбыть. Всяческих экологов - шмологов развелось тут немало, и первое время (ох, золотая пора!) за каждую дрянь, из Зоны вытащенную, можно было копейку зашибить. Теперь не то… Теперь редкое подавай. Наелись…

От столба до Ангара – шагов пятьдесят. От Крота до столба – меньше сотни. Я теперь – аккурат между Кротом и столбом. Неуютно мне как-то. С каждым шагом чувствую, будто бы канат натягивается между мной и Кротом, и тянет, тянет назад… Ещё такое бывает, когда ты, не умея плавать, забредаешь в реку… И вот ты уже посередине, а вода всё выше, и скоро до горла дотянется, и стоять трудно, - течение сносит, и ты отчаянно понимаешь, что ещё один шаг… Или вот следующий… И …

- Стой! – отчётливый, но негромкий голос Крота. Как удар громом. Застываю на месте… Не оборачиваюсь – но чувствую, что Крот поднимается и медленно бредёт в мою сторону. Слышен шум травы, редкое воронье карканье и… Вроде бы какой-то странный гул, как будто ветер в проводах запутался. Стою, хотя ноги уже затекают – стал-то неловко. Шелохнись – и Крот отправит домой. И нипочто больше не возьмёт… Стою. Терплю.

- Что, усцался, небось? – слышу прямо за правым плечом весёлый голос Крота, - давай, вали дальше…

Облегчённо вздыхаю, поднимаю уставшую правую ногу и делаю шаг. Вот Крот, вот сука, проверяет же… Специально меня вперёд пустил, чтобы страху нагнать. Мол, Зона… Мол, аномалии… На каждом шагу – смерть… Бред. Земля как земля… Я иду радостно и смело, как Крот, вот и столб уже, там – совсем близко, и – домой, и друганам расскажу, как я с Кротом на Зону ходил… Только вот звук этот странный, нет тут проводов, оборвали давно, не в чем ветру дудеть…И я продолжаю путь, оборачиваюсь на Крота, хочу ему что-то сказать… А Крот – он белый как полотно, и рот у него раскрыт, и орёт он что-то – а я не слышу, не могу разобрать, и только когда он бросается ко мне – медленно, совсем медленно, как в киселе или под водой – я застываю на месте, и до меня доносится:

- СТОЙ ПТИЦА! СТОЙ!

Я снова оборачиваюсь – и мама родная, это уже не гул, это совсем не гул, это бежит нечто страшное по земле, по кругу, как смерч, и хрипит, и сипит страшным голосом, и вот я его вижу – гигантский жернов, не смерч, нет! И хватает меня за всё тело сразу, и тянет туда – в это движение, в эту круговерть, тяжёлую, как водоворот…

Потом рывок. Дышать нечем – горло стиснуто воротом, я – на земле. Отбиваюсь от чего-то невидимого, а сзади – тащит, тащит меня прочь, дальше от этой воронки, от несущихся пыли, гнилых досок и травы, от этого смертоносного пылесоса… Уши закладывает от свиста и гула, но я слышу:

- ПОЛЗИ СУКА!!! ПОЛЗИ!!!

Крот! Милый, родной, спаситель мой… Родненький, тащи, выручай, жить хочу-у-у-у!

Так вот я на своей первой ходке чуть не вляпался в Карусель. Спасибо Кроту – вовремя он меня за ворот вытащил. Карусель – штука странная. Если тебя зацепит – сам уж не выберешься. Тут никакой физики нет: тебя тащит, а за тобой товарища – не тронет. Вот на него только и надежда… До сей поры о Карусели я только ушами слышал, а вот теперь – на шкуре испытал. Правду говорят бывалые, не брешут… Только вот желания больше судьбу испытывать у меня нет. А Крот… Получается, подставил он меня. Хоть и не по своей воле. Проглядел аномаль, сталкер хренов…

До дому добрался я на полном автопилоте. Не помню как, на своих ли ногах и когда именно. Главное – добрался. Организм у меня тренированный, сам знает, куда и как идти. День для меня начался часиков с двенадцати, когда смог я таки продрать свои не в меру уставшие глазки, и начался хреново. Звонком Мастёвого. Злопамятный оказался, гад…Разговор меня протрезвил окончательно, что было плюсом. Но и испортил день начисто. Что было, естественно, огромным минусом. Колотый напомнил, что за мной должок. И что к завтрему утру я должон быть готов, аки юный пионер, к выступлению. Разговор как-то сразу не заладился, ибо напоминал беседу глухого со слепым. Мастёвый напирал на то, что я, как реальный пацан, должен идти на Зону, я категорически отказывался, ссылаясь на то, что вероятность вернуться оттуда живым для меня являлась ничтожно малой величиной. К консенсусу мы так и не пришли, а в результате послал я Мастёвого на три буквы. На что Мастёвый ответил мне кратко, но содержательно:

- Ну, сука, вешайся…

Так вот, так день начался. Вовсе не здорово. А вот окончился он и вовсе паршиво. Вечером прибежала перепуганная Веерка. Для меня – Вера Васильевна. Для ясности – Санькина мама. Десять минут ни я, ни мать не могли понять, о чём речь. Вера, увидев меня во дворе, ни с того ни с сего разрыдалась. Картина была жутковатой: кровавое солнце едва выглядывало из-за хаты Машко, и сама тетя Вера – молодая, хрупкая, всегда аккуратная и вдруг вот - растрёпанная, растерянная и бледная, страшно бледная, несмотря на красные отблески на лице. Было ясно, что дело плохо, но насколько плохо, мы поняли только тогда, когда Вера смогла что-то сказать. Да, день заканчивался паршиво. Очень паршиво. Хуже, чем я мог ожидать. Пропал Санька.

Вера просидела у нас по полуночи. А куда ей, собственно, было идти? Все знали, что из всех местных Верка общается только с Лариской, то бишь с моей маманей. Да и Санька у меня постоянно сидел, это факт устоявшийся. Только вот Саньку я не видел ни сегодня, ни вчера. Вот ведь загадка…

- Да ладно, тёть Вера, да куда он денется? Завтра найдётся. У кого-то заночевал просто…

Я пытался успокоить Веру, но у самого на душе скребли кошки: я только что обскакал весь посёлок. Навёл шороху по всем соседям, далёким и близким. Саньки ни у кого не было. Правда, днём его видели. Многие видели. А вот после семи вечера – как отрезало. Никто и никаким боком. Пропал, как штаны с плетня. Это было хреново. Хреново, потому что пропасть у нас как раз было куда. Очень даже было. И лес под боком, хороший, старый лес. Для нас, для местных, почти безопасный. А для малыша вроде Саньки… И Болото было. И Корчи… Я вдруг вспомнил Санькину щёчку, его слова… Сердце опять защемило. Куда ж он мог подеваться?… Про Зону думать не хотелось. Да и не близкий путь отсюда да колючки. Нет, это – вряд ли. Не дошёл бы Санька до колючки, да и не пришло бы ему такое в голову. Где-то здесь ошивается, только вот где?

Посему рассуждать долго не приходилось, а нужно было опять натягивать на уставшее тело куртку и выбираться из дому. Туда. В ночь. В темень.

Что ж, пройдусь по лесу. Может, Санька где-то рядом заблудился. У нас такое бывает.

А ночка встретила меня неласково. Дождь и темнота – откуда-то нагнало туч, ни звёзд тебе, ни месяца… Как хочешь, так и иди. Впрочем, не привыкать… Лазили и не по такой темени. Я-то привык, да и оделся хорошо – ночи-то прохладные, да ещё с дождём… А вот как там Санёк? Если в одной маечке да с голыми ногами – ох и несладко ему придётся… Или уже пришлось… Хотя – чего я… Может быть, и обошлось. Может, действительно где-то пристроился… Бес его знает, где его искать. Вот что, давай так: всё равно один ты мало что сделаешь. Так что дави на мобилу и поднимай пацанов…

Час ночи. Кислый вяло матерится, но обещает выйти. У Вишни никто не берёт трубу - понятно, «спёкся» Вишня. Небось, опять до бражки добрался. Вместо Босого трубку берёт его маманя, порывается послать меня подальше, ссылаясь на поздний час, но мне удаётся её переубедить. Что ж, Босому тоже не судьба сегодня отдохнуть. Ничего, сочтёмся… Будет и Серый. Жаль только, Оглобля уехал, он по лесам шастать – спец. Да и собачка у него что надо… Крот… Звонить… Не звонить… С Кротом у меня отношения сложные. Не хочется к нему лишний раз в глаза лезть. Да и странный он теперь какой-то… Совсем не тот Крот, что был… Ладно, перебьюсь. А, вон, кажись, и Кислый нарисовался… Я нехотя выполз из-под кроны высокой липы и направился туда, где едва различимой тенью маячила невысокая фигура.