Но эту проблему я не успел обмозговать как следует, посему как за секунду до того, как меня осенило, кто ж это на деле, знакомый чистый Сашкин голос выдал пришельца:

- Петь, ты здесь?

Я откинулся на пол. Вздох облегчения как-то сам собой устремился к чёрным

потрохам машины. Потому что Сашка был единственным человеком, которого я всегда рад был видеть. Посему я откинул отвёртку в сторону и потихоньку высунулся из-под поддона сечкарни:

- Здесь я, Санёк.

И моя спина через доски половые уловила лёгкий топот Сашкиных сандалий,

пробежавших по этим самым доскам. И, - вслед за этим, - шумный выдох-облегчение:

- Привет!

Санька стоял передо мной, этот лучик света в тёмном царстве, - снизу вверх

вырисовывались его сандалики, белые гольфики, голые коленки – и вот он сам, живой милый Санька улыбается мне своей необычной робкой улыбочкой.

- Привет, Санёк! - ответствовал я, выбираясь из-под мрачных сплетений

металла на свет божий.

На секунду Санька как бы запнулся, набрал побольше воздуху и вдруг разразился потоком слов:

- Пит! Я к тебе вот вчера заходил, только у тебя никого не было. Я думаю: может ты на озере. Только ты знаешь, меня без тебя туда не пускают. Сидел вот дома, потом ещё Димка пришёл, только он недолго побыл, - его мама позвала, а я тогда опять к тебе пошёл, - может быть, думаю, ты уже дома сидишь. А тётя Лариса говорит, что Пети дома нету, что ты опять куда-то делся и куда она не знает. Ну, тогда я думаю – ну точно на Болоте…

Он внезапно замолчал, но по лицу его я видел, – не всё высказал. И после

недолгой душевной борьбы Санька все же выпалил:

- Ты ведь знаешь, Пит, мне без тебя неинтересно.

Я отвернулся. Я не какой-то там слюнтяй, но этот поганец всегда знает, как

меня зацепить. Рука моя сама потянулась к Сашкиному плечику, но остановилась на полпути: его белая «Экспаншин» не станет чище от моей замасленной лапы. Только в глаза его заглянуть успел, - чистые, ясные Санькины глаза и понял, что ничего больше не надо. Поэтому я только вытер руки клоком сена, продрал их ещё для верности сухой тряпкой, и мы направились к выходу.

Насчёт мамаши я пока не беспокоился, – Санька при мне был как хранитель, при нём мать не поднимает напряжные темы. Всё это потом будет, особливо если всплывёт куртка моя разодранная с кормы, которая сиротливо сушилась где-то в глубине сада.

Санёк поливал мне руки из большой белой кружки, а я умывался неторопливо, с опаской поглядывая на окно кухни: где-то там мамаша маневрирует, и что сейчас у ней на уме, бог весть. С другой стороны, с утреца я не жравши, а вот с Санькой вроде как самое время теперь к ней на очи заявиться. Родственники мои Саньку любили, даже, можно сказать, уважали.

Только и тут мне пофартило: дверь открылась, и мать громко позвала нас:

- Есть ты собираешься? Давай, бери Сашку, идите кушать вместе. С утра небось голодный…

Я не стал дожидаться развития этой мысли, быстро вытер руки и обернулся к

двери:

- Ну, всё, мам, идём уже, идём.

Санька улыбнулся тихо так, своей непонятной блуждающей улыбочкой, такой милой и родной, и взял меня за руку. И вдруг неожиданно для себя я подумал, какая она всё-таки хрупкая, эта Санькина ладошка. Хрупкая и тёплая…

Мать встретила нас на кухне, расспросила Саньку, как там мама, и отправила нас за стол. Сама же садиться за стол не стала, а тихонько выскользнула из кухни. Что же, мы и одни неплохо покушаем.

- Правда, Санёк? – сказал я вслух в ответ своим мыслям.

- А? – вскинул Санька брови.

- Жить, говорю, хорошо. Верно?

- Угу, – кивнул головой Санька, старательно уплетая суп. Кушал он, в общем-то, неважно, как все городские. Только у нас преображался полностью. Я даже дивился иной раз, как такое хрупкое создание, как Санька, может столько умолоть за один раз. Что ж, либо, правда, что в гостях и уксус сладкий, или уж из чистого уважения к дому сему Санька так старался.

Я бы и дальше умилялся бы Санькиным пиршеством, ежели б не непонятные действия моей маменьки, которая, вместо того, чтобы заняться каким-либо мирным видом деятельности, направилась прямиком в сад. В другое время на такую мелочь я бы и внимания не обратил, а теперь вот сушилась там моя куртка изодранная и прочие предметы, которым вроде как сушиться по жаре нынешней и вовсе не положено. А это лишние расспросы, а врать я не большой мастак, да и желания крутиться что-то сейчас не наблюдается. Посему не стал я дожидаться финала, а быстро дёрнул Санька за рукав:

- А что, Сань, поедем кататься?

От неожиданности бедное дитя чуть не поперхнулось. Что ж, такие шикарные предложения на него не часто сыпались. Всё больше приходилось в песочке колупаться с другими такими же сопляками, что, сами понимаете, не сахар.

Понимая, что в данный момент от ошарашенного ребёнка пользы будет мало, я взял инициативу в свои руки:

- Ты вот что. Знаешь где у нас гараж? Ты туда беги, и жди меня там. Я сейчас ключ захвачу и там буду.

Секунду проморосив, Санька вдруг стрелой слетел со стула и кинулся к порогу обуваться. Я же, не теряя времени, бросился в противоположном направлении, в гостиную, где папаша запрятывал ключ от МТ. Технику сию я не испытывал с позапрошлой недели, ибо за прошлую самоволку старик тиранил меня трое суток, принуждая заниматься общественно-полезным трудом, и не подпуская к гаражу на расстояние выстрела. Однако, по идее, аккумулятор должен ещё жить, да и бензин вроде в баке оставался.

Долгие секунды, которые показались мне часами, я ворошил разную дребедень в столе, с каждым мгновением всё более отчаиваясь найти нужное. В последнее время папаша начисто отказывал мне в доверии в отношении мотоцикла, посему он мог запросто перепрятать ключ. Тогда мне хана…

Однако судьба улыбнулась мне и на этот раз: ключ просто запутался в каких-то тряпках, откуда я его бесцеремонно выдрал и бросился во двор.

Санька уже томился в окружении бензиновых паров и масляных пятен. Круглыми глазами созерцал он чёрный бак моего МТ, но мне было не до сентиментов.

- Открой ворота… - с ходу бросил я, и пока Санёк тужился над тяжеленными стальными створками, я пинал ногами всякий хлам, пробираясь к стальному зверю. Испытание предстояло немалое: нужно было вытащить нашу чёрную колымагу, покоящуюся в бозе аккурат за кормой грузового СААБа, гордости фермера Васильева, то бишь папеньки моего.

Кое-как раскопав сей реликт, я потащил его в выходу. Задание это было чисто спецназовским: в узкий проход меж СААБом и стеной гаража МТ ещё как-то проходил, а вот я – никак. Посему карабкаться мне приходилось отчасти по стене, отчасти по металлической буде самого СААБа. В довершение пытки приходилось лавировать меж всяким хламом, наваленным близ стенки, да не задеть куполом нависающие полки с маслами да горючкой. И вообще – вы пробовали протащить два центнера груза, пусть даже и на колёсах, ползая по стенам, как Джеки Чан? Однако самое интересное ждёт меня впереди, когда кабина нашего транспорта кончится, и с левой стороны мне уже не за что будет цепляться. Туда, видимо, и грохнусь. А на меня двести кило чёрного металла. С аккумулятором… Однако ничего не упало. Как я успел его схватить – ума не приложу. Нельзя же, в самом деле, всерьёз поверить, что Санька, слабенький городской малыш, смог удержать заваливающуюся набок технику. Санька, который сам весил не больше колеса от этого мотоцикла…

Как бы то ни было, однако вскоре я уже присоединял аккумуляторные клеммы. Конечно, давненько я не выкатывал нашего динозавра, но вроде как завестись он должон. Ну, вроде всё: краник открыт, топливо подсосали, лапка на взводе… Поехали. Я вздохнул и повернул ключ. Нога стала на заводную лапку. Осторожно прокачал цилиндры. Всё. Пора…

Рывок… Второй… Ещё… Ещё, собака… Давай, мать твою…

Ни хрена. Что за чёрт? Чего тебе надо? Холодная ярость уже поднималась откуда-то снизу, заливая глаза, но я знал, что поддашься этой ярости – и всё, хана. Ни черта не получится, Будут только большие разрушения… Да и Санька стоял рядом, как надёжный предохранитель. Только он и не давал перегореть моим клеммам…