Несмотря на то что прядильщики не относились к числу крылатых созданий, город их начисто отрицал гравитацию. Его можно было назвать практическим примером эстетического использования геометрии. Снизу этого видно не было.

Каз прав, с тревогой подумал Джон-Том, без помощи самих прядильщиков нам не сыскать дорогу к реке.

Путники неторопливо поднимались. И где бы ни проходили они, местные жители бросали повседневные дела, чтобы поглядеть на существ, о которых знали только по легендам. Анантос и оба его компаньона немедленно принимали угрожающие позы, если кто-то из горожан тянул к гостям конечности.

Нельзя было избавиться лишь от любопытствующих паучат, завороженными ордами кишевших возле ног пришельцев. Тела сих младенцев имели в поперечнике не менее фута. Под ногами шевелился радужный ковер: красные, желтые, оранжевые, брусничные, черные, с металлическим отливом и без него, матовые и радужные силуэты. На них были пятна и полосы, сложные рисунки… Попадались даже паучата, окрашенные с ног до головы в один цвет.

Впрочем, необычайное разнообразие красок сложно было оценить, поскольку казалось, что идешь через мелкий пруд, в котором всюду дрыгаются паучьи ножки. Юнцы с удивительной резвостью цеплялись за сапоги и проскальзывали мимо ног, и ни разу ни одна тоненькая ножка не подвернулась под чью-нибудь неловкую ступню.

В основном паучата делили свое внимание между Талеей, Флор и Джон-Томом. Хапли и Клотагорба они словно и не замечали. Впрочем, детишки не обнаруживали и застенчивости.

Один ринулся вверх по боку Джон-Тома, цепляясь за прочную, к счастью, ткань брюк и куртки, да так и уселся, словно кот, на правом плече молодого человека, оживленно шелестя что-то своим менее предприимчивым приятелям. Джон-Том изо всех сил старался представить себе, что несет на плече кошку.

На физиономии подростка был намалеван узор из линий, бежавших от жвал к глазам и далее на затылок. Косметика ничего не говорила Джон-Тому о половой принадлежности этого создания. Ему весьма хотелось отмахнуться, но гостю подобает принимать обычаи гостеприимных хозяев. И Джон-Том оставил паучонка в покое, решительно не обращая внимания на случайные движения ядовитых клыков.

Паучонок сидел прочно и помахивал футовыми конечностями не одобрявшим его подвига взрослым и завидующим друзьям.

– Откуда ты? Ты теплый, а не холодный. Как добыча или лесные твари. Ты очень высокий и тонкий… и у тебя волосы только на голове, но зато очень густые. – Брюшком, частично свободным от одежды, паучок несколько раз потерся о затылок Джон-Тома. Тот истолковал прикосновение как дружелюбный жест. Пушок на брюшке был мягким – как шерсть Маджа.

– Ой, какой забавный рот! Все клыки внутри. Покажи мне.

Джон-Том терпеливо открыл рот и оскалился, чтобы показать зубы. Паучок в тревоге отпрянул, но потом осторожно приблизился.

– Как много, и все белые – не черные, не бурые, не золотые. И все плоские, кроме двух. А как ты ими высасываешь жидкость?

– Мои клыки, мои зубы не для того, чтобы высасывать, – пояснил Джон-Том. – Те жидкости, которые мы употребляем, я просто глотаю. В основном я питаюсь твердой пищей и этими зубами измельчаю еду.

Юнец поежился.

– Фу, какая пакость. Неужели ты действительно ешь только твердую, нерастворенную пищу? Твои клыки непригодны для этого, по-моему, они сломаются. Ух-ух.

– Попадаются и жесткие кусочки, – признал Джон-Том, вспоминая кое-какие из неудобоваримых блюд, с которыми приходилось иметь дело. – Но мои зубы прочнее твоих. Они не полые.

– Интересно, – продолжил паучок с обескураживающей детской откровенностью, – а на вкус ты хорош?

– Надеюсь. Но так не хочется, прожив столько лет на свете, испортить пищеварение своему другу. Должно быть, насквозь пропитался кока-колой и пиццей.

– Не знаю, что это за колапица. – Дитя обнажило крошечные клыки. – Может, дашь куснуть? Старшие отвернулись.

В голосе его слышалось ожидание.

– Был бы счастлив, – нервно заторопился с ответом Джон-Том, – но я сегодня ничего не ел и боюсь, как бы тебя не стошнило. Понял?

– Ничего. – Предприимчивый младенец не был разочарован. – Я бы тоже, наверно, не захотел, чтобы ты высосал одну из моих ног. – Паучок поежился при этой мысли. – Ты хорошая личность, теплоземелец. Ты мне понравился. – И Джон-Том вновь испытал ласковое прикосновение брюшка. Паучок же соскочил вниз, затерявшись в толпе однолеток. – Удачи тебе.

– И тебе, дитя, тоже, – поспешно откликнулся Джон-Том. Анантос и несколько взрослых прядильщиков наконец принялись разгонять молодежь. Те махали конечностями и взволнованно пришепетывали, прощаясь.

Что-то тяжело навалилось на его левую руку, и юноша тревожно повернул голову. Впрочем, это оказался не очередной бестактный паучок. Посеревшая Флор привалилась к нему. Он торопливо обнял ее за плечи и постарался поддержать.

– Что случилось, Флор? На тебе лица нет!

– Что случилось? – Негодование возвратило некоторые краски на пепельное лицо. – Меня ощупывали, оглаживали… По мне бегали. Целая дюжина самых мерзких и отвратительных созданий, которых…

Джон-Том замахал руками.

– Господи Иисусе! Флор, можно потише? Это же наши хозяева.

– Знаю, но чтоб меня так трогали… – Девушка не могла сдержать дрожь. – Aranas…[18] Ик-к-к! Ненавижу их. Даже маленьких – с ноготь, – хотя мама всегда хвалила их за то, что ловят тараканов. Теперь понимаешь, как я себя чувствую? Уже на лодке мне стало худо. – Она неуверенно высвободилась из его рук. – Не знаю, Джон-Том, сколько я еще смогу продержаться. – И Флор показала на Анантоса, шествовавшего впереди.

Они повернули на другую, более широкую паутинную дорогу.

– Дело не в том, какие они снаружи, – строго проговорил Джон-Том, – а в том, что кроется за их обличьем. В данном случае это разум. Нам нужна их помощь, иначе Клотагорб не привел бы нас сюда. – И он строго поглядел на девицу.

– Можешь идти сама?

Девушка глубоко дышала. На лицо ее возвращались краски.

– Надеюсь, compadre. Но если они полезут на меня опять… – Она коротко вздрогнула… – Мне так… гадко.

– Гадко – это состояние ума, а не тела.

– Тебе легко говорить.

– Посмотри, им ведь тоже не нравится наш вид. Я это знаю.

– Что мне с того, что они думают, – взорвалась Флор. – Санта Мария, скорей бы покончить с этим делом.

– Не знаю, – Джон-Том поглядел в ту сторону, где за миллионами тросов и сооружений из шелка паутинными кружевами играло солнце, яркое еще, невзирая на собирающиеся облака. – А мне кажется, здесь красиво.

– Комплимент пауку от мухи, – буркнула она.

– Да, но мухи предлагают паукам помощь.

– Будем надеяться, что они поймут это.

– Ах, какая ты нервная. – И он страстно коснулся ее спины. Флор улыбнулась в ответ, благодаря за моральную поддержку.

Джон-Том посмотрел вперед и, к собственному удивлению, обнаружил, что глядит прямо в глаза Талеи. Встретившись с ним взглядом, она немедленно отвернулась.

Он решил, что взгляд, наверно, предназначался не ему. Быть может, Талея пыталась запомнить дорогу на случай бегства. Подозрительность и осторожность в крови у рыженькой. Ему и в голову не пришло, что взгляд выражал нечто совсем другое.

К полудню они успели подняться на несколько тысяч футов. Впереди громоздилось колоссальное сооружение. Сколько же пауков, думал Джон-Том, и сколько лет терпеливо пряли, чтобы соорудить эти могучие бастионы из прочного шелка, обвивающего камни.

Королевский дворец в Паутинниках построен был в основном из тесаного камня, скрепленного не глиной, не бетоном, не клеем – слоями паучьего шелка. В самых неожиданных местах поднимались серебристые башенки. Колоссальное здание крепилось к нависающей сверху скале канатами в ярд толщиной. Такие могли бы выдержать целую гору. Здесь, наверху, у склона ветер дул вовсю, однако дворец не шевелился. Он был словно вырезан из камня.