— Вы кровожадная старая скотина. Тигр. Но какое отношение имеет к этому старина Шаттерхэнд и его садик?
— Бондо-сан, его уши торчат здесь отовсюду. Самоубийцы со всей Японии слетаются в этот чертов парк, как мухи на мед. Полный набор удовольствий: путешествие на знаменитом экспрессе «Роумэнс» в Киото, морской переход по живописному Внутреннему морю, местный паровозик от бухты Беппу к Фукуока и, наконец, пешком или на такси к загадочному «Замку Смерти». Перебираетесь через стену, и вот последняя восхитительная прогулка среди чудесных рощ, быть может, рука об руку с любимой. И главное — игра. Который номер — ваш? Легкая достанется смерть, или мучительная? Наступите на гадюку на безлюдной, хорошо расчищенной дорожке? Или это будет смертоносная роса, когда вы приляжете ночью отдохнуть под зеленеющим деревом? Или голод ли, любопытство заставят вас сорвать горсть ярко-красных ягод, или один из этих оранжевых плодов? Вы торопитесь — под рукой всегда найдется кипящий фумарол. Тысяча градусов по Цельсию, и времени у вас останется лишь на один вскрик. Это настоящий «департменто» смерти, с полками, забитыми орудиями самоубийства, совершенно бесплатными. Сами понимаете, народ стекается туда, как на паломничество. Полиция установила на дороге шлагбаум. Ученым выдаются пропуска. А самоубийцы пробираются полями и болотами, лезут, обламывая ногти, через стены. Добрый доктор, конечно, расстроен. Развесил повсюду предупреждения с черепами и скрещенными костями. Прекрасная реклама! Доктор разорился даже на целый воздушный шар, подвесил под крышей замка, огромные буквы предупреждают об ответственности за вторжение. Увы, еще один манок. «Смерть ожидает вас здесь!» — вот что это означает!
— Вы безумец, Тигр. Какого черта вы его не арестуете? Не сожжете все дотла?
— Арестовать? А за что? За подаренную Японии уникальную коллекцию редчайших растений? Сжечь дорогостоящую собственность уважаемого иностранца? Он же не нарушил закон. Винить можно лишь японцев. Верно, он мог бы усилить охрану. Да, странно, что, когда приезжает скорая помощь, все жертвы уже мертвы и представляют собою чаще всего мешок кальцинированных костей, выловленных из ближайшего фумарола. Вы ведь читали список: некоторые могли отделаться хотя бы слепотой. Герр доктор выражает искреннее недоумение. Полагает, что в ослеплении, или потеряв память, погибшие случайно попадают в фумаролы. Вполне возможно. Но в его списке уже более пятисот человек, об этом пишут, и все больше людей узнает о «Замке Смерти». Мы должны положить этому конец.
— Вы пытались что-нибудь сделать?
— В замке побывало несколько следственных комиссий. Их прекрасно принимали. Доктор просил оградить его от непрошенных визитеров. Жаловался, что они мешают работать, ломают растения, рвут цветы. Он согласен на любые меры, лишь бы не страдали научные эксперименты, столь милые его сердцу, и столь высоко ценимые японскими специалистами. Предложил создать исследовательский отдел — заметьте, только со своим персоналом — для получения растительных ядов, обещая бесплатно передавать их нашим медицинским центрам. Многие из этих ядов, в соответствующих дозах, являются ценными лекарствами.
— Откуда у вас эта информация? — сонно спросил Бонд.
Было уже четыре часа, и иззубренный жемчужно-серыми остроконечными крышами горизонт светлел. Морщась, он выпил остатки саке. Перебор. Пора спать.
Но Тигра явно захватил этот нелепый ночной кошмар в духе Эдгара По и Амброза Бирса. Усталости он не чувствовал. На лице жестко обозначились черты самурая. Лишь случайные движения выдавали возбуждение. Он сказал:
— Месяц назад, Бондо-сан, я послал туда на разведку своего человека. Мой министр приказал, министр внутренних дел. А ему — премьер-министр. Дело приобрело общественный резонанс. Я выбрал хорошего парня. Приказал ему прибыть на место, осмотреться и доложить. Через неделю его выловили из моря недалеко от замка. Он был слеп и в бреду. Нижняя часть тела страшно обожжена. Смог пробормотать «хайку» о стрекозах. Детишки у нас так развлекаются: привязывают самку-стрекозу к нитке и выпускают, на нее, как на мед, слетаются самцы. Это «хайку» — стихотворение из семнадцати слогов — он повторял, пока не умер:
О, горе!
Розовые стрекозы скользят
Над покрытой цветами могилой.
Бонд чувствовал себя, как во сне: маленькая комната, перегородки из рисовой бумаги, открывающаяся перспектива крошечного сада, алая полоска восхода вдалеке, тяжесть выпитого саке и сигарет, тихий голос, рассказывающий волшебную сказку: детство, палатка под высокими звездами. А ведь все это реально, поэтому Тигр и привел его сюда. Зачем? Боится одиночества? Довериться больше некому? Бонд усилием воли стряхнул дремоту:
— Извините, Тигр. Что же случилось потом?
Тигр Танака выпрямился на своем золотистом татами. Он посмотрел Бонду в глаза и сказал:
— Потом? Извинился перед начальством. И стал ждать подходящего случая. Ждал вашего появления.
— Моего?
— Прислали вас. Мог быть и другой.
Бонд зевнул. Не смог удержаться. Вечеру конца не было. Японец оказался с причудами. Как бы завить веревочку? Он сказал:
— Тигр. Пора спать. Договорим завтра. Чем смогу — помогу. Вопрос сложный. Утро вечера мудреней. — Он привстал.
Тигр сказал, и это был приказ:
— Сядьте, Бондо-сан. Если вы любите свою страну, вы отправитесь завтра. — Он посмотрел на часы. — В двенадцать двадцать с Токийского центрального. Место назначения — Фукуока, остров Кюсю. В отель вы не вернетесь. Никаких встреч с Дикко. С этого момента вы в моем личном распоряжении. — Голос звучал тихо и мягко. — Вам ясно?
Бонд дернулся, как будто его ужалили:
— Ради Бога, что вы несете. Тигр?
— Вчера в моей конторе вы заявили, что в обмен на Магию-44 вы уполномочены выполнить любое задание по моему выбору.
— Никто меня не уполномачивал. Я сказал, что сделаю это для вас под собственную ответственность.
— Вполне достаточно. Я поймал вас на слове и попросил аудиенции у премьер-министра. Он дал добро на операцию, при условии ее абсолютной секретности. О ней знают лишь он, я — и вы, разумеется.
— Бросьте рассусоливать, Тигр, — сказал Бонд нетерпеливо. — Что вам от меня нужно?
Тигр, однако, не торопился:
— Бондо-сан, я буду с вами откровенен, только не обижайтесь, мы ведь друзья, хорошо? Должен признать, у многих власть имущих в Японии, и у меня в том числе, после войны сложилось отрицательное мнение об англичанах. Вы не только потеряли великую империю, вы, казалось, были рады от нее избавиться. Хорошо, — он поднял руку, — не будем залезать в дебри имперской политики, но когда в Суэце вы попытались подлечиться от импотенции, более жалкой попытки свет не видывал. Далее, ваше правительство успешно и последовательно демонстрирует свою некомпетентность и фактически передает контроль над страной тред-юнионам, основной принцип которых: работать все меньше, получать все больше. Исчезает дух старой доброй Англии, моральное превосходство, перед которыми преклонялся весь мир. Появились толпы бездельников, азартные игры, жалобы на судьбу страны, сплетни о королевской семье и так называемой аристократии на страницах самых беспринципных в мире газет.
Бонд расхохотался:
— Ну вы и наглец, Тигр! Накатайте статейку, подпишитесь «Восьмидесятилетний» и пошлите в «Таймс». А лучше поезжайте и осмотритесь на месте. Не так уж все и плохо.
— Бондо-сан, вы сами подтверждаете мои слова. «Не так уж и плохо!». Детские оправдания нерадивого ученика. Немногие оставшиеся у вас друзья считают, что дела ваши идут отвратительно. И вот вы появляетесь у меня и требуете стратегически важную разведывательную информацию, чтобы поддержать руины исчезнувшей империи. Почему же мы должны пойти вам навстречу? Что нам это даст, Бондо-сан? Зачем совать нашатырь под нос сокрушенному тяжеловесу перед неизбежным нокаутом?
Бонд разозлился:
— Чушь собачья, Тигр! Вы просто кучка осатаневших застоявшихся убийц, надеющихся избавиться от хозяев-янки и опять поиграть в самураев; скалитесь, прикрываясь улыбочками, и людей судите по законам джунглей. А скажу я вам вот что, дорогой вы мой: Англия, может быть, и обескровлена за последние две войны, наша социальная политика, может быть, чересчур расточительна, мы дали свободу колониям, может быть, слишком поспешно, но мы покорили Эверест, и наши спортсмены не самые худшие в мире, и у нас полно Нобелевских премий. Может быть, наши политики смехотворны, но и ваши таковы. Все они такие. С англичанами все в порядке — хотя их всего пятьдесят миллионов.