«Правда, он только что отдал электронному богу свою электронную душу. Так сказать, скоропостижно скончался».

Он задумался и, когда в наступившей тишине прозвучал уверенный голос Ковалева, вздрогнул от неожиданности.

— Внимание всем постам! Говорит Центральный. У нас — аварийная ситуация. Мы блокированы в пульте управления. Сервер вышел из строя. Ни внутренний, ни городской телефоны не работают. Приказываю. Первое — сохранять спокойствие. Второе — каждому проверить свои объекты. Все двери, лифты и так далее. Третье — всем, у кого при себе есть мобильные телефоны… Срочно связаться с силами МЧС и МВД, вызвать помощь. Четвертое — быть предельно осторожными. Обо всех посторонних, оказавшихся на территории Башни, обо всех непредвиденных и неординарных событиях докладывать мне немедленно.

Ковалев сделал паузу.

— И последнее. Кто находится на техническом этаже?

Молчание.

— Кто находится в непосредственной близости от пульта управления? Вы можете вытащить нас отсюда? Прием!

В рации снова послышался треск.

— Центральный, прием! Говорит четырнадцатый пост. Я нахожусь ближе всех — на лестнице. Но не могу войти. Двери не открываются…

— Центральный, я первый пост! Так точно, телефонная связь не работает. Лифты встали, входные двери заблокированы. На лестницу выйти не можем. Понял вас — вызываем по мобильному МЧС и милицию.

— Центральный, двенадцатый пост. Посторонних на территории не обнаружено. У нас тоже все двери закрыты.

Сообщения сыпались отовсюду одно за другим. Все восемнадцать охранников, будто сговорившись, отмечали одно и то же — двери закрыты. «Двери закрыты… ДВЕРИ ЗАКРЫТЫ!!» Складывалось такое впечатление, словно кто-то специально отрезал их друг от друга. Башня в один момент из идеально продуманной системы коридоров, холлов и лестниц превратилась во множество хитроумных ловушек, которые, как по команде, одновременно захлопнулись.

Ковалев достал из кармана платок и вытер лысину. Теперь оставалось только надеяться на помощь снаружи. Их откроют, обязательно откроют. Правда, он хорошо представлял себе, какими будут последствия. Наверняка количество желающих жить в Башне от этого не увеличится. Значит — скандал. Выговор и, возможно, увольнение…

Черт, да ладно! Это все потом, а сейчас нужно выбираться.

Он снова закашлялся — так сильно, что легкие грозили вывернуться наизнанку, как два полиэтиленовых пакета. Ковалев поднес платок к губам и опустился на колени; дым пока еще не успел осесть, поэтому рядом с полом дышать было легче.

Внезапно рация снова затрещала, и раздался срывающийся голос.

— Центральный! Я — шестой. Центральный! Это Рожков!

А вот это уже было плохо. Очень плохо. Ковалев еще не знал, что скажет подчиненный, но по его голосу сразу догадался, что дела на шестом посту обстоят хуже некуда.

— Центральный! На нижнем ярусе подземного гаража… Ай, блядство!

Грохот и оглушительный треск: непонятно, что это — статические помехи или что-то другое…

— Я… Черт возьми! — взвизгнул охранник. Это слышали все. Ковалев не сомневался, что все восемнадцать человек охраны ловят сейчас каждый звук.

— Шестой, я Центральный! Отставить панику! В чем дело?

— Центральный, прием! Нижний ярус!… Он проваливается! Здесь уже нет пола, одна огромная дыра! — в рации послышалось учащенное дыхание, словно охранник кричал на бегу. — Все машины… Опоры рушатся…

Треск усилился, и из рации донесся панический вой. Рожков, не таясь, орал изо всех сил.

— Да здесь просто пиз… — Раздался удар, такой громкий, что Ковалеву пришлось убрать рацию от уха.

— Шестой! Шестой! Как слышите меня, прием!

Никто больше не отвечал. Ковалев повторил свой вызов, но все впустую. Он проглотил застрявший в горле комок и заставил себя говорить спокойно:

— Внимание всем постам! Я — Центральный. Срочно сообщить всем, кому только можете, о чрезвычайной ситуации в Башне! Подготовиться к эвакуации жильцов! Вести себя корректно и спокойно!

Из темноты выплыл каверзный вопрос. Рано или поздно он должен был выплыть.

— Центральный! На связи тринадцатый! Как эвакуировать людей, если двери закрыты?

Петухову показалось, что он слышит хруст пластмассового корпуса рации. Ковалев молчал всего мгновение, а потом заорал:

— Не засорять эфир! Работать согласно полученным указаниям! Отбой!

Петухов стоял, боясь пошевелиться. Он отказывался верить своим ушам. «Если нижний ярус полностью провалился… Если подземного гаража больше нет… » Это означало только одно — Башня может рухнуть. «Хотя этого не может быть; фундамент у здания очень глубокий, в него залиты миллионы кубометров особо прочного бетона… » Ему показалось, что пол под ногами едва заметно задрожал. Эта дрожь была тихой, почти неуловимой, но управляющему показалось, что он чувствует ее.

Полковник сопел, чем-то шурша в темноте.

— А, вот она, чертовка! Нашел!

— Что такое, Алексей Геннадьевич?

— Иди сюда, — рявкнул Ковалев. — У тебя пока еще есть волосы?

Петухов подошел.

— Вытяни руку.

Управляющий протянул руку и почувствовал, как Ковалев вложил в нее несколько спичек.

— Слушай меня. Найди на голове сухое место, если ты еще не вспотел, как мышь… А я думаю, — в голосе старшего смены охраны послышалась угроза, — что ты должен вспотеть, парень… С этими своими гребаными компьютерами…

Петухов внезапно ощутил дурацкое чувство вины, так, словно это действительно он изобрел компьютеры, программы, мониторы и Интернет в придачу.

— Потри спички о волосы, — продолжал Ковалев, — потом присядь, натяни на заднице штаны и попытайся зажечь об них спичку. Понял?

— Да… Но я никогда…

— Не страшно, — перебил Ковалев. — Надо когда-нибудь начинать. Сейчас самый подходящий случай. Ты не находишь?

Управляющий сделал все так, как велел Ковалев. Он потер спичечные головки об волосы, затем присел и резко чиркнул себя по бедру — там, где ткань брюк была натянута сильнее всего.

Ничего. Он чиркнул сильнее. Снова ничего. Он продолжал чиркать, прислушиваясь к тяжелому сопению Ковалева.

— Ладно, хрен с ним, — оборвал его полковник. — Давай по-другому.