— Да я тебя!.. — мгновенно вскипел гневом Льехх.
— Что? — ехидно перебила призракша. — Прежде, чем ты или твои палачи успеют прикоснуться к этому телу, я умертвлю его и вернусь к себе на Землю.
— Ради прихоти ты убьёшь ни в чём неповинную девушку? — растерялся Льехх.
— Она и так мертва.
— Но…
Призракша вздохнула.
— Сейчас попробую объяснить. Кстати, как тебя зовут?
— А тебя?
— Марина.
Льехх судорожно сглотнул.
— Ведь это… — еле выговорил он, — истинное имя?
— А какое ещё бывает? — не поняла призракша.
— Внешнее. Его ещё называют общим. А если называешь истинное имя, то это означает…
— Точно, средневековье! — не то обрадовалась, не то разочаровалась призракша.
— Я опять вас не понимаю… Мьярна.
— Кто?
— Вы ведь сами сказали, даэнна, что это ваше имя.
— Ну и произношение у вас… — хмыкнула призракша. — Хотя, какая разница: Мьярна, Марина… Да, это моё имя. А что означает слово «даэнна»?
— Вежливое обращение как к женщине, так и к девушке вне зависимости от сословной принадлежности. Мужчинам говорят даэн.
— Понятно. Как мне называть вас, даэн?
— Льехх.
— Очень приятно, — вежливо ответила призракша. — Быть может, вернёмся к разговору на «ты»?
Льехх немного подумал.
— А почему бы и нет? — сказал он. И попросил: — Мьярна, расскажи, как там, в Мире-за-Гранью?
— Понятия не имею. Я призракша, а не покойница.
Льехх кивнул.
— Ладно, сам разберусь.
— Ты уверен, что тебе это действительно нужно?
Льехх посмотрел призракше в глаза.
— У меня нет выбора. Если я останусь жить, то навечно погублю этим душу.
— Тогда объясни, какую именно из совершённых ошибок исправит твоя смерть.
Льехх опустил голову. Призракша усмехнулась:
— Следовательно, самоубийство не освободит тебя ни от одного из твоих осложнений. Требуется какое-то иное решение.
— Какое? — безнадёжно спросил Льехх.
— Чтобы ответить на этот вопрос, надо знать, в чём именно возникли осложнения.
Льехх засмеялся с горечью:
— Осложнения… Что ж, пусть будут осложнения. Бессилие против жестокости Неба и судьбы — вот в чём моё осложнение. У меня нет выхода.
— Только у тебя? Или здесь вплетаются ещё чьи-то судьбы?
Льехх посмотрел на призракшу с опаской.
Та ответила спокойным и доброжелательным, даже сочувственным взглядом.
Льехх закрыл лицо ладонями.
— Это безнадёжно, — сказал он. — Здесь выхода нет ни для кого.
— Где именно нет выхода? — спросила призракша.
Льехх дёрнул плечом.
— Ты обещала объяснить, что случилось с девушкой, в теле которой ты оказалась.
Призракша кивнула. И задумалась.
— Объяснить-то я могу, но что из моих слов будет тебе понятно?.. Сейчас попробую подобрать определения на твоём языке… М-м… У этой девушки умерла душа, а тело…
— Душа бессмертна! — возмущённо перебил Льехх.
— Пусть бессмертна, — не стала спорить призракша. — Тогда скажем так: у девушки полностью разрушилась та часть мозга, где живёт душа…
— Разве душа живёт в мозгах, а не в сердце? — растерялся Льехх.
— Душа живёт только мозге, — твёрдо сказала призракша. — А в сердце душевные переживания отражаются как в зеркале.
— Вот как… Так значит душа девушки ушла в Мир-За-Гранью, а ты вселилась на её место. Но ты человек не из Поднебесного мира. Ты чужачка.
— Да. Я живу… Точнее — жила на планете… в мире, который называется Земля. Наши планеты во многом похожи. Думаю, именно поэтому я срезонировала… м-м… совпала с этой девушкой.
Льехх кивнул.
— Хоть я и не видел твою Землю, но поверь — Поднебесный мир нисколько её не хуже. Тебе понравится здесь жить.
Призракша пожала плечами. Льехх посмотрел на неё с внезапно пробудившимся подозрением.
— Ты говоришь, что мозги девушки разрушены. А на платке нет ни капли крови!
— Чтобы отмерла какая-либо часть мозга, повреждения черепной коробки и кожных покровов не обязательны. Это может быть результатом воспаления. Или девушка пережила сильное душевное волнение, и в мозге лопнуло несколько кровеносных сосудов. Второе более вероятно, потому что тело девушки, да и уцелевшую часть мозга я ощущаю как совершенно здоровые.
— И что будет, если ты уйдёшь из тела?
— Девушка уподобится растению. Она может кушать, ходить, издавать членораздельные звуки, но у неё отсутствует понимание собственных действий. Никаких желаний она тоже не испытывает. Если ты поставишь перед ней чашку с супом и дашь в руки ложку, она поест, даже если не будет голодна, потому что в ней давно укоренилась привычка к поглощению пищи именно таким способом. Но сама она, даже умирая от голода, еды не попросит. Если ты возьмёшь её за руку и отведёшь в сад, она так и будет стоять там, где ты её оставишь, пока ноги от усталости не подкосятся. Ты даже можешь дать ей книгу и велеть читать. И она будет читать одну и ту же страницу до тех пор, пока не сорвёт голос, но не поймёт в ней ни слова.
— Всевечное Небо… — обречённо пробормотал Льехх. — Теперь дацера и до центра столицы добралась… Раньше ею только на окраинах болели.
— Это заразно? — встревожилась призракша. — Твоей стране грозит эпидемия? В смысле — моровое поветрие?
— Это не моровое поветрие. В Вариге их вообще не бывает. А дацера… Никто не знает, откуда она берётся. Нередко бывает так, что в семье из десяти человек заболевают только двое или трое. Остальные здоровы. Тогда как зараза морового поветрия выкосила бы всех без исключения. Священники говорят, что дацера — искупление за грехи, но это ложь. Болезнь одинаково губит и невинных дев, и закостенелых в разнообразных грехах преступников.
— А дети дацерой не болеют? — спросила призракша.
— Моложе тринадцати лет — никогда. Дацера способна коснуться только тех, в ком уже начал говорить голос плоти.
— И заодно наросли те участки головного мозга, которых до этого времени просто-напросто не было. Мозг окончательно созревает только к двадцати пяти годам, Льехх. Именно поэтому у детей черепно-мозговые травмы лечатся хотя и тяжело, но всё же легче, чем у подростков, не говоря уже о взрослых. Зато с моровыми поветриями наоборот — чем меньше ребёнок, тем слабее у него сопротивляемость заразе.
— Во имя Чёрной Бездны, Мьярна! Такое объяснение мне и в голову не приходило.
— Вполне естественно, ты же король, а не лекарь.
— А ты лекарь? — уточнил Льехх.
— Да. Причём именно такой, который лечит черепно-мозговые травмы у детей.
— А взрослых лечить ты разве не можешь?
— Ну… Не хотелось бы, если честно. Я ведь говорю — у взрослых мозг уже иной. Но если никакого другого лекаря под рукой не окажется, можно использовать и меня. Только дацеру я вылечить не смогу.
— Почему ты так в этом уверена?
— Льехх, мало того, что я воспринимаю ваш мир опосредованно, через чужое тело, а потому во многом искажённо, так я ещё и вашей фармакологии не знаю. Или ты придумал способ переправить сюда наши лекарства?
— Понятно, — ответил Льехх. — Постой… Но ведь второй приступ дацеры наступает через два-три дня после первого. И тогда он окончательно убивает тело.
— А я и не говорила, что пришла в Поднебесный мир навсегда. Я с самого начала сказала, что взяла это тело напрокат. Совсем ненадолго. Как раз на два-три дня.
— Нет, — твёрдо сказал Льехх. — Не верю. Если ты действительно чужачка, то откуда знаешь наш язык?
— От девушки, в теле которой оказалась. Кое-какие её знания уцелели. Грамота, география, обзор последних цен на местных рынках. Всё. Впрочем, нет, не всё… Я знаю, как проводить богослужения и выбирать среди пятилетних девочек носительниц ольма. Как и зачем проводить церемонию Жертвоприношения тоже знаю. Хотя вот об этом я предпочла бы никогда не знать.
Льехх кивнул, соглашаясь. Глянул на призракшу, немного подумал и ещё раз кивнул, теперь уже в такт своим мыслям.
Достал из стенной ниши бумагу, кисточку и тушечницу, пристроился у алтаря как у стола и начал что-то писать. Снял с шеи медальон с печатью, мазнул по нему тушью, приложил к бумаге. Вытер медальон краем алтарного покрывала, надел на шею.