Довольно часто ко мне обращаются с просьбой написать несколько слов, чтобы напечатать их в начале той или другой книжки. И, так сказать, представить автора этой книжки читателям. Вот, мол, будьте знакомы, прошу любить и жаловать!.. И трудно отказать в этом не только потому, что всегда приятно выполнить законную просьбу, но и потому ещё, что о хорошей книжке уж действительно есть что сказать, и хочется поделиться с читателями своими мыслями об авторе и его работе.

Только я всегда стараюсь сказать об этом как можно короче, чтоб не занимать много места в книжке, которая принадлежит другому писателю. Попробую и в этой книжке обойтись лишь двумя-тремя страницами. Тем более, что Юрия Сотника давно уже незачем представлять читателям. Они уже и сами давным-давно познакомились с ним и полюбили этого талантливого писателя.

Как вы знаете, он работает в литературе уже далеко не первый год. Недавно, в 1964 году, мы поздравили Юрия Вячеславовича Сотника с пятидесятилетием, пожелали ему здоровья, новых успехов в творчестве. Ну, и как принято делать в дни юбилея, ещё раз оглянулись на уже немалый трудовой, творческий путь, пройденный писателем.

Юрий Вячеславович Сотник родился в 1914 году в городе Орджоникидзе (бывшем Владикавказе). Потом учился в Москве в одной из лучших школ столицы — школе № 110 в Мерзляковском переулке, где многие из писателей частенько встречались с читателями-школьниками.

Потом началась пора странствий, поисков, узнавания жизни. Юрий Сотник ездил в Сибирь, был фотолаборантом, сплавным рабочим на реке Лене, ходил там на карбасах, знакомился с запоминающимися людьми, побывал в интересных местах, повидал немало… Он начал писать рассказы, но его долго не печатали, — видно, рассказы ещё не получились. В 1938 году он вступил в литературное объединение при издательстве «Советский писатель», начал серьёзно учиться литературному делу. И вскоре его имя стало широко известным среди юных читателей. Сотник сразу понравился ребятам как рассказчик увлекательный, весёлый, умеющий, не хмуря бровей, за шутливой улыбкой приоткрыть то, над чем стоит, может быть, задуматься и всерьёз.

После войны Юрий Сотник был участником первого совещания молодых писателей, и тогда уже всем стало ясно, что в нашей детской литературе появился талантливый и искусный писатель, который уже написал немало превосходных рассказов, будет писать ещё больше, ещё лучше и скоро станет одним из любимых авторов для ребят.

И действительно, когда называешь сейчас где-нибудь, беседуя с ребятами — будь то школа или переполненный Колонный зал Дома союзов, куда пришли на открытие Недели детской книги школьники, — имя Сотника, все радостно и громко хлопают, вскакивают с мест, чтобы получше разглядеть давно уже всем полюбившегося писателя. И верно, мало кто из нас, писателей, умеет вызывать такой искренний хохот, такое радостное веселье, как это делает Сотник. И достигает он этого своей вдумчивой простотой, отличным знанием всяких ребячьих дел, весёлой выдумкой, которая очень понятна ребятам, так как сама похожа на их всевозможные выдумки и затеи. И в то же время Сотник пишет не для того, чтобы во что бы то ни стало рассмешить читателя, он не ставит своих героев на голову, не переворачивает вверх тормашками привычные понятия и явления жизни.

Сотник смотрит на жизнь глазами весёлого и очень верящего в людей человека. Он знает, что наша советская жизнь помогает расти людям знающими, добрыми, сильными, внимательными друг к другу. Сотник не скрывает от читателя, что есть ещё и у нас немало дрянных людишек, и больших и маленьких, попадаются ещё болтуны, врали, трусы, себялюбцы, зазнаваки, неучи, мелкие злыдни…

Вот ведь разные люди едут в вагоне, где один из героев Сотника, храбрый и неутомимый юный натуралист, везёт в банке гадюку для школьного зооуголка. И происшествие случается при этом весьма неприятное и едва не кончившееся плохо. Не буду вам, если вы ещё не читали этого превосходного рассказа, заранее раскрывать, как всё это там у них кончилось. Но когда вы прочтёте рассказ сами, вы увидите, как хорошо, точно и разнообразно умеет описывать разных людей, не похожие друг на друга человеческие характеры писатель Юрий Сотник. Он твёрдо убеждён, что у нас хороших, понимающих жизнь, бережно относящихся к полезным ребячьим замыслам, готовых помочь друг другу людей куда больше, чем трусоватых эгоистов, да и они не всегда безнадёжны и большею частью исправимы.

Нет, я не буду вам заранее пересказывать содержание таких превосходных рассказов, как та же «Гадюка», «Белая крыса», «Кинохроника» и другие.

Прочтите их сами и убедитесь, как хорошо знает ваши интересы и настроения писатель, как правдиво и занятно он умеет показать вам вас же самих, потому что, я убеждён, почти в каждом из героев тех рассказов, которые Юрий Сотник собрал в этой книге, вы увидите что-то и своё собственное, каждому из вас свойственное, у вас самих или у ближайших друзей ваших встречающееся. И писатель своими книгами помогает вам укрепить то, что есть в вас хорошего, что надо сделать лучше, и помогает вам высмеять и исправить то, что плохо.

Вот и всё, что мне захотелось сказать перед тем, как вы будете читать эту книгу, написанную мастером тонким и добрым.

Как видите, я отнял у вас не так уж много времени из того, которое вы решили уделить настоящей книге. Я представляю себе заранее удовольствие, которое вы теперь получите со следующей же страницы…

Лев Кассиль

Кинохроника[1]

В ту субботу, придя из школы и пообедав, я вынул из шкафа самодельный киносъёмочный аппарат и приступил к своему обычному занятию: я завёл пружину аппарата, наставил пустой, без плёнки, аппарат на кошку, умывавшуюся посреди комнаты, и нажал на спуск. Аппарат затрещал; кошка посмотрела на меня долгим взглядом, зевнула, потянулась и ушла под кровать.

Я побрёл на кухню и наставил рамку видоискателя на маму, которая мыла посуду. Кинокамера снова затрещала. Мама тяжело вздохнула и покачала головой:

— Боже! Как ты мне надоел со своим аппаратом!

Я тоже вздохнул и поплёлся прочь из квартиры. Во дворе на лавочке сидела старушка. Перед ней катали жестяной самосвал двое малышей. Я навёл свою камеру на них.

— Всё трещит и трещит! — прошамкала старушка. — Которые дети книжки читают или играют себе, а этот всё трещит и трещит…

Больше я трещать не стал.

Я вернулся домой, спрятал свой аппарат, сел у стола и уныло задумался.

Прошло уже десять дней, как я с помощью папы построил свою киносъёмочную камеру и проектор к ней. Моя камера была неуклюжей, но первая же плёнка, снятая ею, оказалась вполне приличной.

С тех пор и начались мои мучения. Папа купил мне два мотка плёнки. Первый пробный моток я сгоряча извёл на всякие пустяки, а стоил он не так уж мало. Я дал папе слово, что больше не истрачу зря ни одного кадрика. Я решил на оставшейся у меня плёнке снять такую боевую, такую увлекательную кинохронику, чтобы все зрители были в восторге.

Несколько дней я бродил со своим аппаратом по городу, ожидая, что случится какое-нибудь происшествие, но ничего не случалось. Я надоел всем родным и знакомым, расспрашивая их, не готовится ли где-нибудь интересное событие, но так ничего и не узнал. Моточек плёнки лежал нетронутым в моём столе, а сам я утешался лишь тем, что наводил пустой аппарат то туда, то сюда и заставлял его трещать на холостом ходу… Этим треском я тоже всем надоел, да и самому себе порядком надоел.

Раздался звонок. Я вышел в переднюю, открыл дверь и увидел своего двоюродного брата, пятиклассника Владю Аникеева. Я сразу догадался, что у Влади что-то произошло. Занятия в школе давно кончились, а он был с портфелем в руках. Кроме того, обычно солидный, аккуратный, он имел сейчас какой-то растрёпанный вид: пальто его было распахнуто, воротник гимнастёрки расстёгнут, а большие круглые очки сидели криво на его носу.