Она выдавила беззаботную улыбку.

– Разве?

– Мне показалось.

Он дотянулся до нее и погрузил пальцы в ее шелковистые блестящие волосы. Это была невероятная ночь, но он заранее знал, что она будет именно такой. Он так сильно жаждал эту девушку, что по—другому и быть не могло. Сейчас, утром, наступило уже другое желание, продиктованное иными эмоциями. Это было так же неизбежно, как тот факт, что за ночью следует день. Ночью было волнение в предвкушении неизведанного, сладкое ожидание и предвосхищение того, что будет дальше. Ночью был водопад горячих объятий и вулкан торжествующей любви.

А утром?

У него возникло привычное чувство, не важно, хорошее или плохое, но в любом случае то самое, за которым могло последовать только одно продолжение.

Существовали негласные правила, и он задал себе вопрос, знала ли их она, как их знал он? Правила, касающиеся границ и ожиданий. Он никому не принадлежит. И никогда не принадлежал.

– Пододвинься и поцелуй меня, – сказал он.

Сказал вовсе не грубо, напротив, с какой—то затаенной нежностью.

Но Ева увидела в его глазах нечто такое, что заставило ее вздрогнуть в дурном предчувствии. Она поняла вдруг, что в этот утренний час он слишком себя контролировал. Под этим контролем оказались его чувства и желания. Она видела, как он хотел ее. Но это было физическое желание. А что душа? Ее смутила какая—то прохладная сдержанность в его черных глазах. Эти глаза наблюдали за ней, как наблюдают за лошадью, которая еще способна бежать, которая не до конца ослабела и еще не собирается рухнуть. Они ждут, что будет дальше, ожидают ее реакции.

Боялся ли он, что она захочет слишком многого?

Опасался ли, что она станет прилипчивой, или беспомощной, или требующей чего—то, или еще какой-нибудь, что подсознательно бывает с женщинами, которые попадают под чары мужчины. Ну, ему на сей счет можно было не волноваться! Она искривила рот в улыбке, благодарная в тот момент судьбе за свою работу, которая научила ее скрывать свои истинные эмоции. Даже когда ее мать умерла, она вернулась в студию уже через месяц и смогла на работе управлять собой и сдерживать свои чувства.

Конечно, проницательные зрители все—таки звонили и спрашивали, все ли у нее в порядке. По совету редактора она упомянула о смерти матери. Пришлось делать целую программу на тему тяжелой потери близкого человека, ее забросали письмами люди, прошедшие через подобную ситуацию. Они горели желанием поделиться опытом и поддержать ее. Телевидение учило контролировать эмоции; а вскоре она поняла, что камера могла и лгать.

– Почему бы тебе самому не поцеловать меня? – предложила она.

Он перекатился к ней, торопливо соорудив на губах улыбку. Вот оно как! Она не из тех, кто будет его зацеловывать, приговаривая, что он самый замечательный любовник на свете. Он приблизил к ней свой рот.

– Так?

Сладкая до боли красота этого поцелуя грозила тем, что у Евы снова захватит дух. Она закрыла глаза.

– Так, – хрипло прошептала она.

Он долго занимался с ней сексом, казалось, лишь для того, чтобы доказать, что он превосходный любовник. Она дважды прокричала его имя. С ней такого никогда раньше не было. Никогда. В таких вещах нельзя признаваться, особенно мужчинам, у которых «эго» как у Луки.

Он расслабился, увидев ее улыбку мечтательной удовлетворенности, и нежно убрал несколько прядей волос с ее запотевшего лба.

– Как долго ты можешь здесь остаться?

– Я уйду после ланча. В котором часу у тебя самолет?

– В пять, – мягко улыбнулся он, коснувшись ее губами.

А ведь совсем недавно он пытался изменить время вылета. Но это была очень умная женщина, она ничего не требовала от мужчины. Кто—то, видимо, сумел ее научить, и это только подогревало интерес!

Она уехала в три. Всю дорогу в поезде Ева была вне себя от счастья. Ее щеки горели, глаза блестели, а волосы были немного взъерошены. Она демонстрировала все признаки женщины, с которой только что занимались любовью.

Он был великолепен. Фантастически великолепен.

Но она не была столь глупа, чтобы становиться по этому поводу слишком сентиментальной. Она сознавала, что он был из той редкой породы сложных мужчин—одиночек, которые живут по своим собственным правилам. Впрочем, почему бы и нет? Ведь в этом они схожи – она тоже жила по своим правилам. Она не видела причин, по которым они не смогли бы стать замечательной и взаимодополняющей парой.

Зеленые поля мелькали за окном. Она закрыла глаза, вспоминая их утро ничегонеделанья – только в обед они вылезли из постели и неторопливо прогулялись до ближайшего паба. Лука неутомимо развлекал и занимал ее.

Слишком легко было бы после такого в него влюбиться – целиком, полностью, без остатка. Чутье ей подсказывало, что она должна быть настороже и не терять головы. Она должна обыграть ситуацию медленно, но верно. Он сказал, что позвонит. Она будет спокойно дожидаться его звонка. Даже не совсем так.

Она не будет ждать. Какой смысл проводить жизнь в ожидании, как будто больше нечем заняться и ничто больше не интересует? Надо просто жить как раньше.

Она будет счастливо и самодостаточно жить в предвкушении его звонка.

Ее состояние эйфории длилось примерно три дня.

Он не звонил, и Ева поняла, что попала в старую как мир ловушку. Она почувствовала себя тревожно и глупо. Зачем она кинулась с головой в эту любовную интрижку, не зная ничего о его видах на будущее, не имея даже возможности сообщить о своих? Впрочем, как она могла это сделать? Было бы настоящим самоубийством выпытывать у него, чего он доподлинно хотел. Нелепо было сообщать ему, чего хотела она сама. Особенно если учесть, что она этого сама толком не знала. Почему она не могла просто принять это как факт и наслаждаться им? Возможно, смогла бы. Если бы он позвонил.

Прошла почти неделя, прежде чем он дал о себе знать. Когда она сняла трубку и услышала его растянутый итальянский выговор, ее первым желанием было бросить трубку или потребовать объяснений, почему он так долго не звонил. Но Еве удалось себя перебороть.

Первое желание может быть опасным.

К тому же разве звук его голоса не заставил ее сердце бешено заколотиться?

– Ева?

– Здравствуй, Лука.

Какая невозмутимость, подумал он с восхищением. Она не вылезала у него из головы. Она знала его номер, и домашний, и рабочий, он также дал ей номер мобильного, но она с ним так и не связалась. Даже не послала CMC—сообщение, что женщины делают постоянно. Это был своего рода тест для нее. Хотелось посмотреть, нужен ли он ей? Когда она показала, что не нужен, он сам захотел увидеть ее.

– Как ты?

– Вся в делах. А ты?

– Был в Амальфи.

– Это где—то на берегу?

– Да, это берег. Я там держу свой корабль.

– Красивый?

– Что именно: корабль или берег?

Ева усмехнулась. Черт его дери! И смех может быть соблазнительным, вот ведь как.

– И то, и другое.

– Оба очень красивые. Прямо как ты. – Он сделал паузу. – Я скучал по тебе.

Не слишком, если неделю не смог снять телефонную трубку, подумала она, но его примечание ей понравилось.

– Хорошо, – недрогнувшим голосом ответила она. – Приятно, когда по тебе скучают.

– Ты тоже по мне скучала?

– Перестань напрашиваться на комплименты!

Он вновь рассмеялся.

– Когда я тебя увижу?

– Сложный вопрос.

– Почему?

– Это зависит от того, совпадут ли в наших календарях выходные дни.

Сама невозмутимость!

– Хочешь сказать, что не отменишь какую-нибудь там ерунду ради встречи со своим итальянским любовником? – тихо спросил он.

Ну и самонадеянность!

– Разумеется, нет, – сказала она. – А ты бы отменил?

Как ни странно, он тут же подумал: не отменить ли запланированную поездку в Штаты? – но только на секунду.

– Скорее всего, нет, – согласился он и помолчал, – так когда?

– Предлагай, а я скажу, занята ли я в эти дни.

– В эти выходные я должен лететь в Нью-Йорк.