"Родник поэзии есть красота", — утверждал Николай Гоголь. А сегодня порой кажется, что — не красота, а канализационные стоки политиканства, замутнения духа и формы.
Мне понравился сконцентрированный взгляд Владимира Бондаренко на основные направления современной литературы, касавшийся в основном прозы. Попытаюсь так же определенно обозначить различимые пути поэзии.
Редко теперь встречаешь в печати поэтические обзоры или аналитические статьи о текущем стихотворном процессе. Кажется, что он и не течет вовсе, представая не живой речкой, а заболоченным рукавом. Да и сам я, не раз выступавший с обзорами поэзии в журналах, отошел от хлопотного жанра — журналов всех не прочесть, обобщающих выводов — не сделать, хоть книг получаю дарственных — как никогда много. И вдруг, помню, словно нарочно сошлись на моем столе сразу три антологии, но, прочитанные разом, они зримо распахнули три утоптанных большака, которые выбирают современные сочинители, издатели и редкие читатели.
Камень на этом распутье, на тридорожье стоит веками, замшел даже, но надписи-указатели на нем — меняются. Вернее, варьируются в зависимости от царя Гороха и сказочников, сочиняющих путевую легенду. Русский витязь, как и крупный талант Божьей милостью, нелогично выбирает дорогу прямо, но грешные смертные — чаще сворачивает туда, где сулят достаток, славу или хотя бы только гибель коня. Они не ведают убежденности, что душа "прах переживет и тленья убежит".
леТим
Летим
лЕтим
лЕтим
летиМ
Так, играя на компьютере, бескрылый стихотворец из легендарного Братска выразил типичное расхождение между тем, что нам пытаются выдать за летучие поиски, и тем, что происходит в реальности.
На предыдущей Международной книжной ярмарке в номинации "Поэзия года" был отмечен сборник "НЕ столичная литература. Поэзия и проза регионов России", откуда взята эта тлеющая строфа. И почему-то проза в номинации была отброшена. Может, из-за подобного отвратного позора в прозе малых форм: "Один художник гулял с мертвым цветком, всем его показывал и видел ангелов. Но всякие суки пинали его сокровище, е..... по углам и воняли. За это художник их всех сделал мертвыми". Эта мертвечина принадлежит Ольге ФЦ из Иваново. А вот и "поэзия" Ефима Бернштейна из Твери:
Ах, вишенка-черешенка
Ах, лето на земле!..
А девочка-повешенка
Качается в петле...
Виси-виси, поскрипывай
и падать не спеши.
Ах, мед душистый липовый,
отрада для души!
Это разложение с восклицательным знаком не подлежит ни критической оценке, ни эстетическому анализу, но... тиражируется интеллектуалами, номинируется устроителями. И — награждается!
Причем это не просто прихоть сытых, провал вкуса, а — продуманная, агрессивная и финансируемая идеология. Составитель Д. Кузьмин сам настаивает, что стремился представить возможно большее число регионов не только для галочки и отрапортовать об этом. Его цель — навязывание подобных вкусов и новых авторитетов: "Внимание: в общероссийском масштабе способно, думается, до известной степени подстегнуть литературный процесс в регионе (ох, ты!— А. Б.), а расстановка акцентов в таком издании, как это,— повлиять на региональную расстановку сил и иерархию авторитетов". Последнее словцо можно понимать и с его нынешним криминальным оттенком. Вот эти строки, например, Сергея Медведева — просто преступление перед православием и иудаизмом заодно:
Играют девочки в хоккей,
Считают синяки, но тайно
Мечтают, как судья-еврей
С креста им крикнет:"Шайбу-шайбу!"
Кощунственный бред: хотя бы потому, что судья никогда "Шайбу!" не вопит. На черта ему, режиссеру игры, такое кричать? Но крикливая толстенная книга наглядно показала, что ее авторы прекрасно уловили требования времени и спроса, поощряемого фондами, грантами, спонсорами.
Это — один путь процветающей "нестоличной поэзии". А есть другой, ухабистый, не сулящий благополучия авторам. Его представила, например, вдохновитель антологии "Любимые дети державы" Лариса Баранова-Гонченко, которая свое предисловие начала с достаточно странной фразы: "Эта книга никогда не ляжет на стол президента. Её никогда не удосужатся взять в руки члены правительства". Конечно, не удосужатся, раз в новогоднюю ночь министр Греф сравнил несравнимое и опроверг Тютчева... Губерманом: "Как сказал другой гений:
Давно пора, едрёна мать
Умом Россию понимать".
Но характерно, что критика, опекающая целую плеяду других НЕстоличных по духу или месту жительства поэтов, тоже как бы хочет тысячным тиражом влиять не только на регионы, но и на всю страну, а если учесть, что Михаил Шелехов или Вячеслав Артемьев — белорусы, то и на целый Союз, который даже в составе двух стран не складывается, хотя Виктор Верстаков поёт с накалом:
Не жду ни подмоги, ни чуда,
Прости лишь до срока вину.
Отец, я тебя не забуду.
Отец, я верну нам страну.
У него, как и у Виктора Лапшина из Галича или у Светланы Сырневой из Вятки,— совершенно другая страна, а в ней — другие правители. Замалчивание не страшно отважным авторам этой книги — любимым детям разрушенной державы, но пасынкам страны победившего капитализма:
Проживу, как поляна в бору
Или — как муравейник в овраге
С их невидимой на миру
Малой долею тихой отваги.
Светлана Сырнева пишет в авторском предисловии: "Моя бабушка, сельская учительница, предложила назвать меня Светланой — в честь дочери Сталина. В нашей семье очень любили поэзию Некрасова, и к четырем годам я знала наизусть многие его стихи". У нее — свои воспоминания, ценности, идеалы, внушенные с деревенского октябрятского детства, где "сапожонки дырявые", но и гордая песня в "гремучем кузове" звучит:
Моя Родина самая сильная
И богатая самая.
Ей вторит, обращаясь к забытым приметам, Николай Шепилов, а в предисловии признается, что "прожил в Отечестве чистым нелегалом более чем три десятка лет... Вот и всё моё творчество: Родина глазами нелегала". Казалось бы, ему-то и нужно открывать с такой биографией третий из рассматриваемых сборников — "Дикоросс", который имеет претенциозный подзаголовок: "Приют неизвестных поэтов". Его составитель Юрий Беликов приводит в предисловии стихи, которые сочинил мифический "слесарь Черепаныч, плюнувший в рожу комсоргу Литинститута и с той поры кочевавший по лагерям":