Поверхность жидкости в чашке начала приобретать фиолетовую окраску. Острыми концами кронциркуля он коснулся поверхности, поднял кронциркуль вверх, покрутил его, поднес к носу. Между остриями кронциркуля ничего не было видно. Он надул щеки, потом сделал осторожный выдох. Наблюдая за ходом процесса, он касался рукой чашки. Она была теплой, почти горячей. Если его расчеты верны, температура должна быть около девяносто восьми градусов по Цельсию, почти точка кипения воды. Огнеупорная чашка должна выдержать.

Джон потрогал ножки кронциркуля. Они не раздвигались! Значит, что-то невидимое держало их. Он посмотрел на кривую бронзовую шкалу – угол между ножками с начала эксперимента уменьшился на целых три градуса. Все правильно, он так и думал, что материал даст усадку при отвердении. Если ножки закрепить, нить растянется и станет еще тоньше.

Все шло нормально. Оставалось только провести испытание. Он провел кронциркулем над краем стола, параллельно его поверхности, убрал кронциркуль. Ничего! Никакого сопротивления, никаких усилий – ничего. Он дотронулся пальцем до кромки стола, и ему на колени упал аккуратно отрезанный кусок дерева. Поверхность среза была такой ровной, как будто ее обработали рубанком. И только теперь он выдохнул воздух.

Джон еще раз поднес к лицу кронциркуль Между его ножками была натянута режущая нить, острее и прочнее любого материала, сделанного человеком или существующего в природе.

Драчун посмотрел на часы – только семь. Фиш не звонил, не проверял. Он вообще-то мог бы сбежать сразу же после пяти. Подумать только! Его оставили после работы, как провинившегося ученика после уроков. Когда-нибудь он припомнит это Фишу! Подумаешь! Невинная шутка с этим дурачком Томсом. Плохо, когда у людей нет чувства юмора. Подождите, пока Драчун не заменит отца. Он станет большим начальником и тогда уж покажет Фишу! Хотя во всем этом есть и положительное – он скажет отцу, что был на работе допоздна. Отцу понравится.

Драчун захлопнул за собой дверь кабинета.

В вестибюле было тихо. Драчун шел на цыпочках, чтобы никто не узнал, что его оставили в офисе в качестве наказания.

Где-то звякнуло стекло. Драчун прислушался и подумал:

«Какой-нибудь начальник балуется с секретаршей».

Он тихонько пошел в ту сторону, откуда шел звук. Не мешает собрать компромат, если есть возможность. Может быть, удастся увидеть, как машинистку разложили на письменном столе. Он представил себе – в воздух буквой «V» задраны женские ноги, между ними возится, покряхтывая, мужик, одетый как его отец… Пребывание в офисе вечером может оказаться полезным.

Он увидел приоткрытую дверь, это была лаборатория, не кабинет. Томс! Опять этот придурок, балующийся со своими пробирками. Он таращился в чашку с какой-то дрянью, согнувшись, как над тарелкой с едой в столовой.

Драчун на цыпочках подошел ближе. Лицо Томса находилось над чашкой, в нескольких дюймах от поверхности жидкости. Драчуна наказали именно из-за этого ученого козла. Обстановка так и толкала на очередную шалость. Драчун протянул руку.

– Что-то шлепнуло Томса по затылку, его лицо окунулось в чашку с жидкостью, которая оказалась горячей, почти кипящей! Он с трудом расслышал, как сзади захлопнулась дверь лаборатории. Все лицо горело. Томс попытался руками снять жидкую пластмассу, стекавшую по липу. Получив новую порцию азота, состав начал твердеть и сжиматься, медленно сдавливая полусваренное лицо. Прыщ на подбородке моментально созрел и с треском лопнул. Джону показалось, что вместе с прыщом лопнула и челюсть.

Пластмасса усаживалась неравномерно. Подбородок свело набок. Челюсть затрещала, с хлопающим звуком выскочила из суставов, эхо от звука отдалось в голове. Нижние зубы начали налезать друг на друга, десны лопнули, наполнив рот кровью. Джон сумел выплюнуть ее через небольшое отверстие, которое он успел проделать в застывающей маска Челюсть снова затрещала, хрящ носа провалился внутрь, височные кости и скулы не выдерживали давления. Ему казалось, что кто-то сжимает его мозг. Пластмасса съеживалась, выдирая волосы на голове. На лбу образовалась трещина, доходившая до переносицы. Трещина становилась глубже, кости лба сместились, наезжая друг на друга. Одна скула треснула, острые обломки кости вошли в правое глазное яблоко и прошли дальше, проникая в пазуху. Лицо Джона было смято, как лист бумаги в сильном кулаке.

Джон не мог кричать, он просто лишился сознания. Он пришел в себя около десяти часов, посмотрел на часы – они остановились, циферблат был разбит вдребезги. Лицо пульсировало болью, отдававшейся в мозгу. Но он мог еще видеть, несмотря на тонкую пластмассовую пленку перед глазом.

Джон втянул воздух через маленькое отверстие в смятых губах. Языком он расталкивал сгустки крови во рту, цепляясь за что-то острое – раскрошенные зубы или их корни. Соленые сгустки и обломки зубов вызывали тошноту, но выброс массы из желудка в рот мог вызвать смерть, так как блевотина задушила бы его. Джон встал, опираясь на стол, и подошел к крану над раковиной. Он влил воду в рот через небольшое отверстие в маске, сполоснул небольшую полость, оставшуюся от смятого рта. Чтобы вода попала в горло, пришлось ворочать языком, который не помещался во рту. Прием пищи становился проблемой.

Подняв руки к лицу, Джон увидел, что и они покрыты пластмассой, под которой горели обожженные пальцы. В чашке осталось еще немного жидкости. Он нашел стеклянный шприц, после нескольких попыток разбил чашку из огнеупорного стекла, собрал остаток жидкости в шприц и отложил его в сторону. До прихода ночных уборщиков надо было навести порядок в лаборатории.

Когда он с трудом перетащил лабораторный шкаф на прежнее место, боль в поврежденных костях смешалась с раздражением, вызванным потом под пластмассовой маской. Джон присел в укромном углу и задремал. Вернее, это был не сон, а вызванный болью бред, в котором растворились остатки рассудка Джона. Какая-то беспокойная мысль разбудила его. Надо же продолжить список! Затачивая карандаш с помощью невидимой нити, он пел сквозь отверстие в маске:

– Я не простил и не забыл.

Кто мне обиды наносил.

Он так нажал на восклицательный знак после слова «Драчун», что сломал грифель.

Джанис приехала на работу пораньше. Первый день в «Пластикорпе» прошел бестолково. Надо быть повнимательнее и не позволять Наде отвлекать себя от работы.

На столе ее ждали папки с материалами, с которыми было необходимо ознакомиться. Надо закончить чтение до беседы с мистером Хелмом.

Содержимое папок потрясло ее. Здесь не было ничего похожего на то, что она изучала в разделе «Связи с общественностью и прессой» в вечерней школе. Папки содержали сценарии несчастных случаев – «Из танкера корпорации выливается ядовитая жидкость», «Пожар на заводе корпорации, производящем ядовитые компоненты», «Что делать, если продукция корпорации признана канцерогенной». В каждой папке было три части.

Часть «А» описывала сам несчастный случай, часть «Б» содержала список людей, с которыми необходимо установить связь, имена журналистов, на сочувствие которых можно рассчитывать, имена симпатизирующих корпорации должностных лиц, начиная от полицейских чинов и кончая членами Конгресса. В самом конце – телефоны служб, с помощью которых следует локализовать район бедствия и организовать ликвидацию последствий.

Часть «В», последняя, представляла собой образцы заявлений для печати и фамилии представителей корпорации, выступающих с этими заявлениями. Как правило, это должен делать Дункан Хелм.

Все было непривычным. Правильно, уже был Чернобыль, произошли аварии на других ядерных объектах, «Пластикорп» должен быть готов к худшему. Материалы интересно было читать, однако содержание их выглядело цинично.

В папках не было советов, как реагировать на диверсию, например, если маньяк сумел ввести во внутреннее покрытие пластмассовых флаконов для лекарств, производимых корпорацией, яд замедленного действия. Джанис решила задать вопрос по этому поводу.