Там он вдруг ударил Гидеона спиной об обшарпанную стену салуна и добавил еще один внушительный пинок в живот.

Хотя он и был неплохим бойцом благодаря тому, что ему частенько приходилось защищаться от старшего брата, сейчас Гидеон был слишком пьян, чтобы драться. Он только беззвучно захрипел и позорно сполз по стене вниз.

Торговец сел перед ним на корточки и, к его удивлению, отдал Гидеону свои усы.

– Оставляю тебе на память, – сказал он. – И не шути больше с моей сестрой!

Через миг торговец повернулся и ушел куда-то в ночь.

Совершенно пьяный и еле дышащий от сильного удара в живот, Гидеон лежал на земле, уставясь на усы в своей руке. Через несколько минут туман в его мозгу стал потихоньку рассеиваться, и он засмеялся, поднимаясь на ноги и засовывая клочок искусственных волос в карман. Он хотел встретить Стивена Галлахера и встретил.

По дороге в гостиницу он пытался сравнить того Стивена, с которым только что столкнулся, и головореза, которого «Сентрал пасифик» хочет видеть осужденным и повешенным. Эти два образа никак не сочетались, к тому же, если принять во внимание то, что случилось с его невинной сестрой два года назад, Галлахер был справедливо разгневан. Если бы он застрелил Гидеона, немногие стали бы обвинять его, но он только наказал его пинком в живот. Это ли месть завзятого преступника?

Придя в гостиницу, Гидеон подумал: не оставить ли мысль об аресте Галлахера? Возможно, ему было бы лучше развестись с Уиллоу и, вернувшись в Нью-Йорк, разобраться в своих отношениях с Дафной.

Он сел на край кровати, обхватил голову руками. Какого черта он согласился приехать сюда, в незнакомый ему город? Зачем он пообещал разыскать Стивена Галлахера?

Гидеон вздохнул. Он дал слово, и это слово нужно сдержать, несмотря на то что ему нравился этот парень, его отец, и он чувствовал что-то большее, нежели симпатию, к Уиллоу.

На следующее утро, чувствуя себя разбитым от выпитого накануне виски и бессонной ночи, Гидеон надел свой лучший костюм и направился к впечатляющему дому судьи.

Уиллоу смотрела на усы, которые показал ей Гидеон в прихожей у отца, понимающе улыбаясь уголком рта. Когда-то, играя в покер, Стивен переодевался в актера. Вероятно, теперь он воспользовался этим приемом.

Гидеон выгнул бровь, пристально глядя на нее.

Вспомнив, что говорил накануне отец, Уиллоу посерьезнела. Этот человек вовсе не был лихим рыцарем Ланцелотом из ее детских фантазий, и она должна помнить это. Гидеон приехал в Вирджинию-Сити, чтобы найти и арестовать Стивена. К тому же он вполне мог использовать саму Уиллоу для достижения своей цели.

– Откуда это у тебя? – спросила она холодно, возвращая Гидеону усы.

Он устало улыбнулся, и она почувствовала тяжесть у него на сердце.

– Мне дал их один шотландец, которого я встретил вчера в салуне, – ответил он, – и серьезное послание в придачу.

Уиллоу ужасно хотелось выставить Гидеона на крыльцо и захлопнуть дверь у него перед носом, но она не решилась. К тому же он был любимым сынком Ивейдн, и поэтому в доме ему всегда были рады, с чем бы он ни пришел.

– Это имеет какое-то значение или вы просто пытаетесь до смерти надоесть мне, мистер Маршалл?

Гидеон засмеялся.

– Ваш брат всегда переодевается торговцем и разгуливает среди законопослушных граждан, миссис Маршалл? – поинтересовался он.

На лице Уиллоу Появилась гримаса при воспоминании о том, что она законно связана с этим человеком.

– Я просила тебя не называть меня так! – огрызнулась Она. Уиллоу отвернулась, собираясь оставить этого нежеланного гостя на попечение его преданной матушки, которая скоро спустится к нему, но он поймал ее за локоть и удержал.

– Я думал о нашем положении, миссис Маршалл, – заявил он вполголоса; желваки заиграли на его свежевыбритых скулах. – Возможно, это была бы неплохая мысль, если бы мы с вами жили, как муж и жена.

Уиллоу удивленно посмотрела на него:

– Что?

Он повел плечом.

– Ты поставила очень жесткие условия – чтобы я оставался верным тебе. Я не давал обет безбрачия, и если я не могу разделить ложе с тобой, то обещаю, что сделаю это с кем-нибудь еще.

Уиллоу почувствовала, как у нее загорелись щеки, и она тщетно попыталась освободиться из его рук.

– Вы можете спать с кем угодно, мистер Маршалл.

Она знала, какой он негодяй, но от одной только мысли, что он будет в объятиях другой женщины, ей стало больно.

– Мне совершенно безразлично, чем ты занимаешься, я только хочу как можно скорее освободиться от тебя!

Его карие глаза пристально смотрели на нее, казалось, они видели насквозь, заглянули в самую душу.

– Как ты изменилась со вчерашнего дня, когда требовала моей верности.

– Я не знала, чего ты тогда хотел!

– А чего я хочу?

– Думаю, мы оба это знаем! – резко сказала Уиллоу, когда Ивейдн в зеленом утреннем платье, вся сияющая при виде сына, спускалась по лестнице.

Неохотно Гидеон отпустил Уиллоу и поздоровался с матерью, устало улыбаясь.

– Мы это обсудим позднее, миссис Маршалл, – сообщил он своей жене, почти не разжимая губ.

Уиллоу почувствовала благодарность, когда ее мачеха, взяв Гидеона за руку и что-то весело щебеча, увела в гостиную.

Уиллоу бесцельно пошла в гостиную, глядя на массивный портрет Гидеона, висящий над камином. Вспомнив все свои глупые мечты, которые она лелеяла когда-то еще до того разгрома в Нью-Йорке и после, она издала какой-то злобный звук и показала ему язык.

За этим коротким и бессильным вызовом последовал приступ такой грусти, от которого всю чопорность Уиллоу Галлахер словно ветром сдуло, и она бессильно опустилась в стоявшее рядом кресло. Она почти уже жалела о том, что Гидеон приехал в Вирджинию-Сити и прервал ее венчание с Норвиллом; если бы он не сделал этого, она бы страдала в постели мистера Пике-ринга, но знала бы наверняка, что Стивен находится в безопасности.

Она вздохнула, переведя взгляд на рыцарские доспехи, стоявшие в углу – память о поездке отца и Ивейдн в Европу, – и новая боль наполнила ее душу. Как часто она разговаривала с этой нелепой грудой железа, представляя себе, что это настоящий рыцарь.

На глаза навернулись слезы. Время детских игр давно миновало.

Ивейдн Галлахер чуть было не выронила изящную фарфоровую чашечку.

– Гидеон! – вырвалось у нее, глаза расширились от ужаса. – Это самое непристойное предложение, которое мне доводилось когда-либо слышать!

Гидеон вздохнул, не обращая внимания на стоявшую перед ним на маленьком столике рядом с креслом чашку.

– Мама, мы с Уиллоу женаты, – сказал он сухо. – Почему же тебя так удивляет, что я хочу жить с ней, как со своей женой?

– Женаты! – Ивейдн подняла руку, обмахивая ею, словно веером, раскрасневшееся лицо. – Милосердный Боже, Гидеон, ты не женат на этой… этой проститутке! Ты стал жертвой розыгрыша…

Гидеон подумал о своем брате Захарии, и ему захотелось задушить его.

– Это Уиллоу стала жертвой, а не я. Она моя жена, и я хочу жить с ней.

– Жить с ней! Гидеон! Как это вообще могло прийти тебе в голову, когда…

Гидеон и так слишком устал, похмелье давало о себе знать путаницей в голове, а теперь к этому добавилась и раздражительность.

– Мама, – перебил он, – я понимаю, что Уиллоу не твое дитя. Но чего я никак не могу понять – почему ты так ненавидишь ее. Ты, конечно же, должна понимать, что она не виновата в обстоятельствах, сопутствующих ее рождению.

– Об этом ребенке не может быть и речи!

– Этот ребенок – женщина, – поправил ее Гидеон, – и я хочу ее.

Мать выглядела совершенно потрясенной.

– Гидеон!

Он встал, чувствуя себя неловко в этой загроможденной всякими статуэтками, полочками с салфеточками, рюшечками, кисточками и оборочками комнате, и подошел к окну. Воспоминания о вчерашнем дне преследовали его, и он понял, что все это время просто искал предлога переспать с Уиллоу Галлахер.