Снег мягко поскрипывал под полозьями; подергивая крупом, Машка трусила по дороге, прокладывая дорогу для остальных десяти саней.

   - Дядько Митрич!!!

   Двое великовозрастных балбесов бежали вдоль растянувшегося обоза к моим саням, ехавшими первыми. Я натянул вожжи, притормаживая.

   - Ну и чего вам нужно, оглоеды?

   Лица раскрасневшиеся, веселые.

   - Батька спрашивает, не пора ли на ночлег становится, а то скоро совсем стемнеет.

   Я глянул на небо. Пожалуй пора. Еще костер, перекусить, посидеть последний вечерок, а завтра с утречка выдвинутся в город, доложится барону, отдать налог в казну. Да и по стопочке пропустить не помешает. Вон, Беспутый, с утра с фляжкой разговаривает и никто ему не указ. Ребята терпеливо бежали рядышком, схватившись за края саней, и стараясь притормозить их. Протянув их вожжами по рукам, я для порядка ругнулся и сказал:

   - Через четверть часа с дороги свернем, а там минут десять и стоянка откроется. Там и переночуем.

   Ребята побежали в другой конец обоза.

   Через полчаса сани втягивались на большую поляну и становились кругом. Всей толпой пробежавшись по полянке туда - обратно раза три, чтобы утоптать снег, народ рассосался. Каждый делал свое дело. Матуш, высокий и худой, схватив колокольчики и арбалет, отправился к съезду с дороги. Семен, отправив его, шуганул молодежь в лес за дровами. Влад и Угрюмый занялись лошадьми. Михась и Джани выстраивали сани, да насыпали защитный круг из маленького мешочка. Беспутый, обустраивал костровище. Я достал мешок с припасами и, расстелив на пне чистую тряпочку начал готовить ужин. Зачерпнув с краю поляны снег, я достаточно быстро натопил воды в чистом котле (правда снега пришлось добавлять несколько раз). Пока костерок разгорался, я достал свой старый засапожный нож, похожий на кухонный, с почерневшей, треснутой рукояткой, стянутой парой колец, чтоб не развалилась, да еще точеный только с одной стороны; достал кусочек сала и быстро покрошил его в другой котелок. Сало начало шкворчать и пузыриться. Разрезал пару луковиц и крупно покрошил их в пузырящееся сало. Достал из сумки остатки окорока, осмотрел его со всех сторон. Да, еще на раз, видимо растянуть не получится. Аккуратно срезал мясо с кости, а кость положил в кипящую воду. По поляне поплыл густой мясной запах. К тому времени все закончили работу и начали собираться у костра, потихоньку копошась по саням, обустраивая спальные места и проверяя застывшие за день арбалеты. Я соорудил большой бутерброд с мясом и отправил Сергуньку к Матушу:

   - Сходи отнеси, да смотри обрезки не сожри по дороге, а то знаю я тебя...

   Не дослушав, тот рванул с места, как будто за ним глорх гнался.

   Санька, тоже было намылился вслед приятелю, но подошедший Семен осадил его:

   - А ты куда собрался?! Дрова, вон, помоги Беспутому сложить. Тот улыбнулся и ответил:

   - Пусть лучше Митричу поможет. Жрать охота, а от таких запахов кишки к спине прилипают...

   Я тоже улыбнулся в усы, но ничего не сказал. Покрошил мясо с окорока, оставив два крупных куска, и отправил его вслед за салом, тоже шкворчать и плеваться. Решив, что бульон наварился, я вытащил кость и отложил её в сторону. В кипящую воду отсыпал пшена из чистого холщяного мешочка, подумал, бросил еще горсть и завязал мешок. Когда каша начала сыто булькать горячими брызгами, вылил из малого котла натопленное сало, получившиеся шкварки с жареным луком, и кусочки мяса с окорока. Хорошо все перемешал. Потом достал из другого мешка подмороженный хлеб, распластал его на большие ломти и положил на горячий котел отогреваться. Наломал в поставленный чистый котел с кипящей водой пару кустиков сушеного зверобоя, подождал пару минут и передвинул на край костра, чтобы мелко - мелко булькал и не остывал, а сильнее заваривался.

   Поставил туесок с солью, достал еще пять луковиц, развалил их прямо так, не почистив, и глянул на Беспутого:

   - И чё? Я уже вон, все приготовил. А ты?

   - В смысле? - не понял Беспутый, но глаза начали наливаться тревожной надеждой и ожиданием.

   - Где стопочка под такой ужин, а?

   Беспутый с безмолвной мольбой глянул в сторону Семена. Семен секунду подумал с суровым выражением лица, потом брови разгладились и он разрешающе кивнул. Мужики, сидевшие до этой минуты затаив дыхание и с не меньшей тревогой наблюдавшие за исходом переговоров, одобрительно зашумели. Беспутый тенью метнулся к своим саням и приволок небольшой березовый туесок, с хорошо закрытой крышкой. Понюхав, он гордо объявил:

   - Хлебный!

   - Давай уже не тяни!

   - Тебя как за смертью посылать.

   Пока он разливал, я разложил кулеш по плошкам, положив сверху по два больших ломтя. Посмотрев на смотрящего на меня взглядом голодной собаки Михася, я бросил в его тазик еще три ложки кулеша и добавил ломоть хлеба, в очередной раз подумав, что такого бугая под два с лишним метра ростом дешевле убить, чем прокормить. Глаза великана увлажнились и он прерывистым кивком поблагодарил меня.

   Разобрав кружки с самогоном, все уставились на старосту. Семен поднял кружку, с наслаждением понюхал, и стал пить, запрокинув голову. Острый кадык ходил вверх вниз и я поймал себя на том, что вместе с другими заворожено слежу за этим. Допив, Семен тряхнул кружкой и сказал:

   - Хороша, отрава.

   Мужики загомонили. Кто то выпил сразу. Кто то отпил и поставил сбоку, так, чтобы случайно не опрокинуть. Михась, отставивший стопочку в сторону, трескал из своей миски, как пес, не жравший дней пять. Сергунька с Саньком перемигивались в его сторону, готовя какую то очередную каверзу. Семен шикнул на сына:

   - Давай ешь быстрее, да вперед, Матуша менять. А тебе Сергунька поесть тоже быстро да спать, - сказал он моему племяннику.

   Зная Семена, ребятишки не решились спорить, а быстро зашуршали ложками. Подмигнув мне, Семен глазами указал на ребятишек. Те словно соревновались в скорости. Наконец Санька съел и отвалился от миски. Выдав ему бутерброд из заранее отложенного мяса и ломтя хлеба я предупредил, сурово сдвинув брови:

   - Только громко не жуй, а то прошлый раз тебя аж со стоянки слышно было.

   Раздались смешки и легкие подначки. Санька покраснел и ответил обижено:

   - Да ладно вам, дядька Митрич, все вы тот случай вспоминаете.

   Под хохот мужиков он собрался, и бесшумно исчез в темноте.

   Отправив Сергуньку спать, положил горячего подошедшему Матушу и разлил остальным зверобой. Немного поговорив перед сном, мужики разошлись по саням.

   Утром, споро собрались, поставив сани невыспавшихся Саньки и Сережки в центр обоза, где те и дремали, одним глазом оценивая обстановку. Дорога с этой стороны города была достаточно пустынной. Миновали два небольших села с маковками церквей, высокими заборами и бешеными псами за ними. Что поделать, конец цивилизации, пограничная зона. Здесь дети вместо игрушек играют с оружием.

   К городу подъехали ближе к вечеру. Сначала лениво переругивались с каким то новеньким стражником, который обязательно хотел досмотреть наш груз, обещая иначе оставить нас ночевать под стенами. Щас же. Вызванный им сержант навалял бедолаге и пропустил нас в город. Мы проехали прямо к замку барона. Еще и там попрепирались со стражниками. Вызванный мной Герон, десятник баронской стражи, разрулил ситуацию, на кого то наорав, а кому то заехав в рыло. Не прошло и двух часов, как мы подъехали к воротам, а были уже во дворе замка. Встав под погрузку у баронского пушного склада, мы отправились искать управляющего... на кухню.

   Попробовав глинтвейна с мороза, и рассказав пару ужасов про дорогу сюда, мы сочли что отработали не только глинтвейн, но и по куску свинины, но тут мы все таки нашли управляющего, который случайно напоролся на нас. Наорав, он пошел принимать шкуры. Шкуры были хорошие. Черно белые лисицы, были одна к другой. Проверив оставшееся количество шкур, он куда то ушел, потом вернулся с большой печатью и закрыл дверь. После чего, уже более миролюбиво, предложил нам переночевать в людской, оставив сани во дворе, под охраной. А нас пригласил на бутылочку красного. Мы согласились. Посидев часика два с ним и подошедшим Героном, отправились на боковую. На кухне, взяв еще горячего вина со специями, несколько минут посмотрели, как Санька охмуряет какую то новенькую служанку, ну с ооочень глубоким декольте, в которое Санька с высоты своего роста смотрелся как в колодец. Ну или служанка пыталась его охмурить, хотя скорей всего стремление было обоюдным.