— А почему Юра сам нам не объяснит все это? — спрашивает Маша. — И потом, нужно ли вообще объяснять? Попробуем и сами как-нибудь разобраться.

— В самом деле, Юра, — присоединяется к сестре Алеша, зачем все это?

Огромный Юра Елецкий смущенно переминается с ноги на ногу.

— Антон, конечно, шутит, как всегда, — молвит он наконец. — Но кое-что все-таки нужно, пожалуй, объяснить… Без этого картина моя может показаться вам слишком уж старомодной…

— Ему, видите ли, неловко, что Маша на его портрете получилась очень уж похожей на себя, — зло произносит Антон.

Этот маленький, щуплый человек сразу как-то преображается, глаза его становятся колючими, короткие волосы кажутся ставшими дыбом. Даже такие противники Мушкина, как Митро Холло, боятся его в подобном состоянии. И хотя Холло презрительно произносит: "Ну, опять наш Букашкин ощетинился", однако боя не только не принимает, но и спешит поскорее ретироваться.

И вот Антон Мушкин в воинственной позе стоит посредине комнаты, расставив ноги и яростно сверкая глазами.

— Я-то вам о другом хотел… Но теперь все выложу, что думаю об этом типе, — рычит он. — Пусть знают твои друзья, Юрий, особенно Маша, что я ненавижу тебя за твое неуважение к собственному таланту. Ты же подлинный реалист, умеющий видеть окружающее глазами нашего современника. А современник этот утратил лишь несколько наивную потребность воспринимать тщательно проработанную деталь, но не потерял способности ощущать реальную красоту мира.

Демонстративно отвернувшись от Юрия, Антон говорит теперь, обращаясь только у Зарницыным:

— А к современникам моим я отношу всех, у кого своя голова на плечах, а не тех, которые слепо преклоняются перед модой.

Выпалив все это, Антон сразу скисает и снова становится маленьким, щупленьким, невзрачным.

— Ну что вы, Антоша, рассердились так, — ласково кладет ему руку на плечо Маша. — Мы ведь не из таких…

— А я и не о вас совсем. Я злюсь лишь на этого вот верзилу, робеющего перед поклонниками Митро Холло, — кивает он на Елецкого.

— Кстати, где он теперь, этот Холло? Что-то давно его не было в цирке, — спрашивает Маша.

— За него не беспокойтесь, он не пропадет, — хмурится Мушкин. — Устроился в киностудии. Там снимают сейчас какой-то сатирический фильм об абстракционистах, так он подрядился стряпать образцы абстрактной живописи. Представляете, какие идейные позиции у этого субъекта?..

— Ну, а портрет Маши покажут нам наконец? — нетерпеливо перебивает его Сергей, начавший уже уставать от говорливости Мушкина. К тому же ему неприятно видеть, как робеет и теряется при Маше Юра Елецкий.

— Да-да, давно уже пора! — поддерживает брата Алеша, хотя, в отличие от Сергея, ему приятно Юрино благоговение перед их сестрой.

А Маше все это просто любопытно. Она ведь не особенно верит, что Юра так уж сильно в нее влюблен. Нравится ей и друг его Антон Мушкин своей отчаянной храбростью в спорах с любыми противниками.

— Ну что ж, — со вздохом произносит Юра и распахивает наконец дверь в свою маленькую комнатку, в которой находится портрет Маши, — тогда прошу!

Тут все заполнено картинами разных размеров в рамках и без рамок. Одни висят, другие стоят на полу, прислоненные к стенам. Всюду альбомы и папки с набросками, коробки с красками, банки с кистями, карандаши, резинки, лезвия безопасных бритв и множество других предметов, необходимых Юрию для работы.

— Ну и порядочек тут у вас! — невольно восклицает Маша.

— Видели бы вы, что тут раньше было, — смеется Антон Мушкин. — А это уже после того, как мы с Юрой специально к вашему приходу генеральную уборку произвели.

— Да вы бы у тети вашей часть картин разместили, — советует Маша. — Повернуться ведь негде.

— Не знаете вы моей тети… — сокрушенно вздыхает Юрий.

А Мушкин поясняет:

— Она у него воспитана в традициях идиллической живописи первой половины девятнадцатого века и Юру считает чуть ли не ультраабстракционистом. А он-то сокрушается, что слишком реалистичен. Ну, давай, показывай портрет, Юрий.

Елецкий шагает к мольберту, стоящему у стены против окна, и решительным движением стаскивает с него что-то похожее на скатерть.

Все видят теперь большую картину, на которой крупным планом изображена Маша. И ничего больше. Лишь по смутным очертаниям какой-то аппаратуры и лонжам чувствуется, что Маша находится на трапеции под куполом цирка, в котором погашен свет. И она стремительно несется через черную пропасть пространства, отделяющего ее от партнера.

Это ощущение движения передано с такой экспрессией, что некоторое время просто не видишь ничего, кроме напряженного тела гимнастки. Лишь потом, будто совершив вместе с нею стремительный кач на трапеции, переводишь наконец взгляд на ее лицо. Оно обращено кудато в сторону невидимого партнера, а скорее всего, лишь на его руки, несущиеся ей навстречу где-то уже за пределами картины.

Лицо Маши напряженно и сосредоточенно, так же как и все тело.

Некоторое время гости Елецкого стоят молча, и Юрий, видимо не очень довольный своей работой, тщетно пытается угадать по выражению их лиц, какое впечатление она на них произвела.

— Нет, это совсем не такой портрет, каким я его себе представлял, — задумчиво произносит наконец Алеша. — Да, конечно, тут изображена моя сестра, но я вижу не ее, а прежде всего полет. Настоящий воздушный полет в настоящем цирке!

— Я так и напрягся весь, инстинктивно входя в ритм Машиного кача, чтобы вовремя поймать ее, как только она оторвется от трапеции, — взволнованно добавляет Сергей.

А Маша, видимо неожиданно даже для самой себя, порывисто оборачивается к Юрию, обнимает его и звонко целует в щеку.

— О господи! Что вы с ним делаете, Маша! — комически восклицает Антон Мушкин, бросаясь к Елецкому и поддерживая его так, будто тот вот-вот грохнется наземь. — Далеко ли в такой ситуации до инфаркта?

Неизвестно, что сказал бы и сделал после этого совершенно ошалевший от счастья Юрий, если бы не звонок. Мгновенно сообразив, что это для него лучший выход из положения, Елецкий стремительно бросается к дверям. А спустя несколько секунд из прихожей слышится баритон Михаила Богдановича:

— Ну конечно же мы опоздали!

Маша, с любопытством выглянув из Юриной комнаты, видит кроме Анатолия Георгиевича еще и Михаила Богдановича с Ириной Михайловной. И ей очень хочется, чтобы с ними был еще и Илья.

— А Илью Андреевича что же вы не пригласили? — будто угадав ее мысли, спрашивает Алеша.

— Где там! — машет рукой Михаил Богданович. — Он теперь дни и ночи торчит на манеже нового здания цирка. Аппаратуру свою устанавливает.

Потом они тоже проходят в комнату Юры и молча смотрят на его картину. Ирина Михайловна восхищенно восклицает:

— Просто удивительно, Юра, как вы смогли передать столь зримое ощущение полета! Вы же никогда не были не только на трапеции, но и на отходном мостике.

— А ему и не надо быть ни на каком мостике, — убежденно говорит Антон Мушкин. — Он всегда там, где Маша, значит, и под куполом цирка тоже.

— Да, это очень серьезная работа, — задумчиво кивает головой Анатолий Георгиевич. — Очень!..

Михаил Богданович молча жмет Юрину руку.

— Теперь он совсем онемеет, — смеется Антон. — А нам нужно о многом поговорить. Готовы ли вы выслушать нашу идею о цирковой премьере, Анатолий Георгиевич?

— Специально за этим и приехали, — отвечает за Анатолия Георгиевича Михаил Богданович. — Кто же из вас изложит нам ее? Юра, значит, временно выбывает из строя?

— Нет, Юра не выбывает, — решительно заявляет Мушкин. Он не имеет права выбыть. Это в общем-то его идея, ему ее и докладывать.

— Тогда прошу к столу, — смущенно улыбаясь, произносит Елецкий. — Я вам чаю сейчас…

— К черту чай! — перебивает его Антон. — Если идея будет одобрена, организуем что-нибудь посерьезнее. Прошу всех сесть. Тебе слово, Юрий.

Зарницыны устраиваются на диване, остальные садятся за стол. Юрий, заметно нервничая, прохаживается по комнате.